В помощь школьнику. Быков и русская литература

Почти все произведения Василя Быкова рассказывают о Великой Отечественной войне. Это во многом объясняется тем, что писатель сам прошёл её от начала до конца. События войны он рассматривает прежде всего с нравственно-философской точки зрения. Описывая поведение людей в бесчеловечных условиях, Быков заставляет нас задуматься об истоках внутренней силы, которая присуща лучшим из его героев. В повести «Сотников» писатель убедительно показывает, что эта сила практически не зависит от физических возможностей человека и целиком относится к области духа.

В образах главных героев произведения воплощены, как мне кажется, черты двух противоположных типов личности. Оказавшись в ситуации нравственного выбора, такие люди ведут себя но разному: одни совершают предательство в обмен на свою жалкую жизнь; другие проявляют стойкость и мужество, предпочитая умереть со спокойной совестью. Таким образом в повести Василя Быкова противопоставлены два партизана — Рыбак и Сотников.

Вначале Рыбак представляется нам вполне задушевным человеком: он помогает своему больному товарищу, делится с ним последним зерном, не злится из-за нечаянной обузы. По-своему Рыбак добр. Он так и не смог убить старосту, хотя считал, что это необходимо сделать.

Страх за свою жизнь впервые проявляется у Рыбака во время погони, устроенной полицаями: сначала он хотел бросить Сотникова, оправдывая себя тем, что тому всё равно не выбраться. «Но что он скажет в лесу? » — мне кажется, именно этот вопрос заставил Рыбака вернуться к товарищу. В тот момент для него ещё было важно, что подумают о нём другие.

Когда их обнаружили на чердаке у Дёмчихи, Рыбаку «захотелось, чтобы первым поднялся Сотников». Но у того не было сил, он продолжал лежать. И Рыбак встал первым.

На допросе, испугавшись пыток, Рыбак отвечал правду, то есть выдал отряд. Когда ему предложили служить Германии, «он вдруг ясно ощутил свободу». Рыбак не только согласился вступить в полицию, но и помог повесить Сотникова, чтобы подтвердить врагам свою готовность служить им. Он думал только о свободе, надеялся, что сбежит, но после казни понял, «что с побегом покончено, что этой ликвидацией его скрутили надёжнее, чем ременной цепью. И хотя оставили в живых, но в некотором отношении также ликвидировали».

Думая обо всём происшедшем, Рыбак «не мог толком понять, как это произошло и кто в этом повинен... Очень не хотелось оказаться виноватым самому». Он оправдывал себя тем, что боролся за жизнь, что «в его несчастье больше других был виноват именно Сотников... тому уже всё безразлично в петле на арке, а каково ему-то, живому!..». Рыбак не замечает, что его лихорадочные попытки обелить себя малодушны и нелогичны. В финале произведения автор скажет о том, что произошедшее с этим героем — «это коварная судьба заплутавшего на войне человека».

Иным предстаёт путь Сотникова. Мы с самого начала угадываем в нём самолюбивого и упрямого человека. На задание он пошёл потому, «что другие отказались». Некстати приключившаяся простуда представлялась Сотникову пустяком, хотя из дальнейшего повествования становится ясно, что он был болен нешуточно. Тем не менее, Сотников отказался от еды и лекарств, предложенных ему женой старосты, потому что «он не желал этой тётке хорошего и... не мог согласиться на её сочувствие и помощь». Помня о том, как однажды такая же простая женщина выдала его полицаям, он с подозрительностью относился к доброжелательности, проявленной к нему в доме старосты.

Чувствуя приближение полицаев, Сотников думал, что, «... пока жив, он их к себе не подпустит». Этот человек не боялся смерти, ему лишь «страшно было стать для других обузой». И ещё он «испугался, что может потерять сознание, и тогда случится то самое худшее, чего он больше всего боялся на этой войне». Сотников решил не сдаваться живым. То, что вернулся Рыбак, он «относил... к обычной солдатской взаимовыручке», но «не имел бы ничего против Рыбаковой помощи, будь она обращена к кому-нибудь третьему». Сам он никогда не хотел никакой поддержки, это было «противно всему его существу».

На допросе Сотников в первую очередь старался спасти Дёмчиху, которая пострадала из-за них с Рыбаком, и уже перед казнью безуспешно попытался взять всю вину на себя. Последние усилия в своей жизни он потратил на то, чтобы встретить смерть «с солдатским достоинством».

Сотников был человеком, который ни при каких условиях не шел на сделку со своей совестью, и он ушёл из жизни с сознанием того, что ничем не запятнал свою душу. До последнего герой старался помочь людям, которые, как он считал, попали в беду из-за него.

Итак, перед нами два абсолютно противоположных характера. Для лучшего их раскрытия автор часто использует внутренние монологи героев, через которые переданы, например, колебания Рыбака в момент преследования, раздумья Сотникова, идущего на казнь.

Характеризуя героев, Быков использует и эпизоды их детства. Мы узнаём, что Сотников ещё ребёнком дал себе клятву никогда не лгать. Я думаю, что в формировании этой личности большую роль сыграл отец. Именно он воспитал в сыне честность, прямодушие и стойкость.

Повесть Василя Быкова рассказывает о событиях, которые происходили более шестидесяти лет назад. Однако нам, читателям XXI века, она интересна не только с исторической точки зрения. Ведь проблемы честности, совести, справедливости и гуманизма встают и перед нашим поколением. Как быть? Какими быть? Как сохранить в себе человеческое? Книга Василя Быкова «Сотников» помогает нам ответить на эти непростые вопросы.

Дипломная рабо та на тему:

Вопрос ы художественного своеобразия повестей

Василя Быкова

Введение.

В середине 60ых годов на страницах советской периодичес кой печати состоялась дискуссия о форме повестей Василя Бы­ кова. Дискуссия продолжается до сих пор: и сейчас пишущий о Быкове высказывается о форме его повестей.

Мнения критиков различны. Одни критики категорично осуждают Быкова. Так М. Цветков утверждает: «Быков не может преодолеть жанровую ограниченность притчи... Дух и сущность войны час то остаются вне поля зрения художника , искус твенно подгоняют ся к моральной схеме произведения... Быков исследует не ха рактеры, а моделичеловеческого поведения. Ему нужны не ситу ации, а Ситуация. В Ситуации играет роль не конкретность ее, не детали, а те возможности, которые она дает для проверки человека «по высшему кодексу нравст венности... Действуют не живые люди , а типы, воплощающие разные уровни нравственности» (25, 162-167).

Таково ж е мнение С. Баранова: «Дидактизм писателя проявляется в архи тектонике произведения» (28, 168).

Возможными подобные мнения делают прежде всего высказыва­ ния самого писателя: «Мои герои всегда меня слушаются... идут туда, куда я их веду... я тщательно продумываю сюжет, характеры» (19, 119).

Детально обработанный сюжет – залог того, что повесть получится. «При думанные сюжеты вряд ли уступают сюжетам непридуманным» (27, 231).
Мы
видим, разработку повести Быков начинает с детального плана. Особенно точно разрабатывается финал. Обдумываются образы, повороты в сюжете: все это заранее должно подчиниться логике характеров и обстоятельств. Так писатель работает. Сам Быков отражается в своем стиле: мы видим «сосредоточенного, нерастроганного и немного ироничного человека» (26, 221), работающего но чью, втишине, наедине со своими героями. Присутствие писате ля в его повестях нельзя назвать открытым и, тем не менее, оно очевидно. Структурность повестей, приверженность Быкова к одним и тем же принципам формы и дали основание для поле мики. Все же более верными нам кажутся мнения критиков, не осуждающих безоговорочно быковскую повесть за ее форму, но пытающихся найти как ее достоинства, так и недостатки. Справедливо мнение Н. Лазарева, указывающего на то, что «Быков стремится создать своеобразную модель нравственной проблемы, взятой в ее предельном варианте» (12, 95).

Точнее суждение И. Дзюбы: «Быковская повесть - ситуатив но-смоделированная повесть... Притчеобразность структуры быковской повести, может быть, в том, что она дает концентрированный моральный урок» (27, 160-162). Наиболее аргументированным нам кажется мнение А. Адамовича: «Свою повесть Быков делает все более емкой, усложняя жанр как бы вводнымиповестями – «притчами»... притчеобразность становится дополнительной окраской, жанровой и стилевой» (14, 113).

Рядом с весомыми, законченными мнениями много суж дений, лишь отвечающих сам факт существования полемики. Кри­ тик М. Смолкин замечает: «От повести-притчи быковская повесть отличается» (24, 211), - но ничем не обосновывает своего мнения, не уто чняет, чем именно отличается. Критик М. Курносау констатирует: « Герой запрограммирован Быковым как трагическая личность» (19, 120), - но, мало того, что фраза носит слишком абстрактный характер, мы не знаем, как относится сам критик к «запрограммированнос ти» героя.

Мы показали состояние дискуссии о форме быковской повес­ ти на сегодняшний день. Написано о творчестве Быкова много, но часто исследования столь отрывочны, что мы вправе сказать, что изучение творчества писателя только начинается. Общий не достаток критических работ: мало конкретных, точных выводов, идущих от текста. Оценки критиков часто очень схожи. Может бы ть, потому, что форма повестей исследователям кажется однооб­ разной. Легко прослеживается тенденция растворить все особен ности повестей Быкова в авторской гуманистической концепции. Часто приводятся одни и те же слова писателя : «Важнейшее влит ературе – это правда» (26, 221), «Талант - это труба, чтобы звучать, как сигнал тревоги» (13, 5), «Война - урок человечности» (13, 6).

Критиков очень привлекает гуманистическая концепция Быкова, но простота концепции – кажущаяся. Поэтому поверхностным следует считать мнение А. Петровой: « Строй мыслей героя Быкова высок» (15, 103). Так же поверхностно мнение О. Михайлова: «Совесть – движущее начало повестей Быкова» (21, 178). Исследователи выдвигают мне­ ния, но ничем их не доказывают. Типична позиция критика М. Смо лкина: исследователь считает, что проза Быкова философична, - но сам критик в свой анализ не вносит «философичности», ограничиваясь лишь констатацией факта. Критик старательно пересказывает содержани е повести «Его батальон», хоть это не связано с задачами исследования. Критик Ф. Зубанич необоснованно подробно переск азывает биографию писателя. Порой литературоведы пересказыва ют биографию писателя или содержание его отдельных повестей столь подробно, что это противоречит общему характеру исследований.

Анализ часто подменяется сравнением Быкова с другими писа телями. Например, А. Петрова сравнивает стиль Быкова со стилем других советских писателей, И. Дзюба ищет сходство Быкова с Плугаржем и Фол кнером,- и анализ теряет конкретность. Лишь сравнения И. Дедкова кажутся нем обоснованными: исследователь указывает на исторические корни всей советской, белорусской литературы о войне, в том числе и прозы Быкова.

Журавлиный крик (1959)

От обсуждения состояния критики о писателе перейдем к анализу отдельных произведений. «Журавлиный крик» (ЖК) - первая повесть писателя, переведенная на русский язык. Повесть представляет собой групповой портрет. Шесть персонажей, шесть очень разных людей, в начале повести объединенных только водкой, делает невозможное: останавливает на ступление немцев. Каждый персонаж свершает свое восхождение к подвигу или нисхождение к предательству (центральная тема всего творчества писателя).

Восхождение не столько от жизни к смерти, сколько восхождение к подвигу. Судьбы персонажей неожиданны: расчетливого Пшеничного, пе решедшего к немцам, немцы убивают; неприспособленный к войне искусствовед Фишер убивает немецкого офицера. Персонажи делаю т нравственные открытия: прошедший всю войну Карпенко понима ет, что недооценивал Фишера, Евсеев, сначала испугавшийся и ре­шивший сдаться, яростно сражается.

Что же еще характерно для первой получившей известность повести? Писатель отыскивает доминанту как вописаниях природы, так и в характерах героев. Проследим описания природы на протяжении всего текста. Текст небольшой по объему: всего сто страниц - и особенности его легко просматриваются.

«Осенний забияка-ветер хлопал дверью» (2, 5).

«Ветер бил углом плащ-палатки, рвал на груди длинные завяз ки» (2, 6).

«Ветер с бешеной осенней яростью» (там же, стр. 9)

«Ветер выжигал из глаз холодные слезы» (стр. 11)

Доминанта обозначена точно: ветер. Для Быкова важно, чтобы читатель «усвоил» атмосферу ветра. На протяжении шести стра ниц ЖК (12-17) описаний природы нет: описывается прошлое одн ого из персонажей. Затем опять следуют описания: « Ветер стих, но начал накрапывать дождь» (стр. 25).

От одной доминанты писатель переходит кдругой; начало дождя подготовлено заранее:

«Тучи завалили небо. Стало еще тревожнее и холоднее» (стр. 9).

«Дождь все струился» (стр. 26);

«Густо шумел дождь» (стр. 27);

« Дождь бил все хлеще» (стр. 29);

«Шелест дождя» (стр. 41);

«Накрапывал дождь» (стр. 61);

« Сырой мрак ночи» (стр. 66);

«Черная ночь затопила все кругом» (стр. 67).

В последнем описании ночь уподобляется дождю.

Итак, четверть повести - в ветре, последующие две четверти - в дожде, а в финале появляется солнце. Описания природы даны так плотно, что читатель не забывает, какая в повести погода. Финал неожиданно лиричен. Начинается немецкая атака - появ ляется солнце: «Грустно улыбнулось низкое солнце» (стр. 88).

Быков редко прибегает к метафоризации, она всегда сдержан на и функциональна. Образ грустной улыбки солнца появляется к концу повести, в начале же ее - другая метафора, перекликающаяся с вышеприведенной: «Словно искалеченная рука, тянулся к небу холодный шлагбаум (стр. 5). Важно, что шлагбаум напоминает руку мертвого, говорит о смерти. Образ руки - еще раз в середине повести в том же смысловом зна чении: «... ледяная рука холода» (стр. 62).

Образ руки характерен для Быкова 60-ых годов. Например, во «Фронтовой странице» (1960): «Тревога костлявыми пальцами сжимала руку Тимошкина» (4, 11).

В «Мертвым не больно»: «…промазу ченная рука – танкиста» (журнал «Новый мир», 1966, номер 2, стр. 36).

В контексте ЖК образ мертвой руки противопоставляется образу солнца. Быков подчеркивает: герои ги бнут, но остается солнце, остается жизнь. Вот атака прошла, в жи вых остался один Глечик. «Его остановившиеся большие глаза бы ли пусты» (стр. 95), - говорит писатель, - и мы понимаем, видя эти глаза , что с жизнью Глечика связывает только долг, долг умереть, как умерли и его товарищи. Постепенное нарастание напряженно сти повествования в финале разрешается в лиризм. В эт от страшный момент автор становится лириком, придает повествованию теплоту

и исповедальность, нарастает его незримое прис утствие.

«Глечик лицом повернулся к солнцу» (стр. 97),

«В душе Глечика бился крик журавля» (стр. 96).

Лиричен и символ журавля, символ улетающей, несбывшейся жизни.

В каждой повести Быкова мы могли бы выделить доминант у природы. Во «Фронтовой странице» это - небо:

«Хмурилось небо» (3, 7),

«Низкое небо» (3, 9),

«Осевшее почти на самую землю небо» (3, 15) и т. д.

В «Дожить до рассвета» это – снег: Весь день сыпал редкий снежок, и к вечеру снежок погустел» (1, 347),

«Небо почти слилось с заснеженным полем» (1, 353) и т.д.

В каждой повести эти описания создают атмосферу повество вания,

дополняют другую ее важную доминанту: характеры. О доминан те характера мы поговорим в конце нашей работы, при анализе «Знака беды», повести, увидевшей свет совсем недавно, а сей час продолжим анализ ЖК.

Быков всегда описывает прошлое своих героев, это не столько литературный прием, сколько философский аргумент. Сам Быков как художник обращен в прошлое - и его герои все гда осмысляют свое прошлое. В ЖК герои – Быков так старательно подчеркивает их «негероичность», что их вер нее было бы назвать персонажами - живут в своем прошлом, в авто рских отступлениях. Так описывается прошлое лишь Пшеничного и Фишера. Прошлое Карпен ко описывается сжато и точно в форме сна и уже после этого дополняется автором. Прошлое живо в Глечике перед смертью:

«Долго еще слышался Глечику переполненный горем и отчаянием тоскливый журавлиный крик. А в душе от необычного напомина­ ния ширились и гремели нежные, дорогие картины того далекого, что стало прошлым, безвозвратным и таким беспредельно любимым (стр. 98).

Повесть оканчивается на высокой ноте, что характе рно для писателя (вспомним предсмертные воспоминания Ивановского, героя «Дожить до рассвета»).

В повести есть фраза, часто встречающаяся в других повес тях: «Карпенко не мог примириться с тем, что людей ему дали без выбора» (стр.32).

Она повторяется, например, в «Дожить до рассвета»: «Лейтенант плохо знал их (своих товарищей по заданию), но выбора у не го не было» (1, 348). Героев связала война, у них нет времени сблизиться, понять друг друга; это одна из причин, почему для них так важна память.

Василь Быков сам сформулировал тему творчества: «Всякое ум олчание порочно. Нужна правда, какой бы она ни была. Мы засл ужили знать, какой ценой далась нам эта победа» (8, 25). «Во время войны обнаружилась несгибаемость основных моральных критери­ ев... Плодотворно искать общий знаменатель, общий философский корень правды нашего существования и правды войны... Меня ин тересуют возможности духа человека» (6, 127).

Отметим полемичность высказывания об умолчании: 50-ые годы в советском искусстве - это теория бесконфликтности в литературе, эпоха «малокарти нья» в кино. Именно в 60ые годы происходит расширение сферы эстетического, становятся возможными психологические открытия Быкова. «В творчестве Быкова реальность 40-ых годов прорвала сь через память и раскалилась, вобрала в себя температуру про блем 50-60-ых годов» (14, 120).

Мы вправе говорить об особой форме повести: «быковской» по вести. Для нее характерна острая публицистичность, острая постановка проблем, ее признаки так очевидны, что были сформулирова ны первыми же критиками: «Бытовая, даже чуточку застенчивая... и в то же время мужественная, строго сдержанная интонация. Сю жетные рамки ограничены рамками боевого эпизода. Небольшой объ ем, драматичность повествования, кажущаяся замедленность дей ствия. Обобщенность происходящего. Выделение главного в харак тере действующих лиц» (18, 219). И еще одна черта, отмеченная исследователями гораздо позже: локальность места действия (12, 53).

Фронтовая страница

Переходим к анализу следующей повести Быкова, созданной в 1960 году: «Фронтовой странице» (ФС). Прежде всего: герои «белые» (Тимошкин) и «черные» (Блищинский). Этим повесть напоминает один из первых рассказов писателя «В первом бою» (1949), в котором характеры героев резко противопоставлены и раскры­ ваются через диалоги. Характеры героев анализируемой повести сформированы, «готовы» к началу действия и в ходе событий не меняются. Блищинский анализируется только через восприятие Тимошкина: все поступки персонажа даны в оценках Тимошкина, и даже о его прошлом мы узнаем из прошлого Тимошкина. Отрица тельный герой самостоятельно не раскрывается, он лишь жестко « соотнесен» с положительным героем.

События во ФС кажутся нереальными: их слишком много, и происхо­ дят они в непосредственной близости от немцев. Это еще тот « глупый» немец, до сих пор застрявший в кинематографе. Событий ность как таковая мешает раскрытию характеров, читатель не в силах осмыслить ход событий, потому что их последователь ность превращена в загадочную игру. Описание прошлого - чисто внешний прием: это прошлое излишне подробно, и по тексту непонятно, насколько эмоционально переживает свое прошлое сам Тимошкин. Прошлое воссоздается сухо и деловито. В диспу­ тах, возникающих между героями, присутствие автора реальнее присутствия самих спорящих. Прошлое неумело «вставлено» в стр уктуру повести.

Что касается данной повести, прав критик Н. Цветков прав: очевид но стремление Быкова к «лабораторной чистоте опыта», структура повести превращена в «моральную схему» (25, 162-167). Писатель сам установил причинунеудачи: «Кажущееся притчеобразие происте кает от лаконизма повествования и сжатости действия; может бы ть, от некоторой беллетристической обедненности сюжета и стиля. Очевидно , иногда дает себя знать примат идеи над формой» (6, 139). Итак, автор сам называет причину неудачи: это «примат» идеи над формой. В данной повести эк сперимент не оправдал себя.

Эксперимент - традиция русской классической литературы (возьмем хотя бы «Что делать?» Че рнышевского). Эксперимент в быковской повести прежде всего ка сается характера: ситуации, в которые попадают герои, часто похожи, но всегда различны характеры героев. Главное у Быкова - не конфликт повести, не ее кульминация, а постановка нравст­ венней проблемы. Именно нравственная проблема организует мате риал, она первична. Например, организующий центр «Западни» (1 964) - характер Волошина. Быков «остраняет» конфликт, показывает его глазами бойцов; так разрабатывает конфликт, что харак тер Волошина выявляется со всей глубиной.

Одно из основ ных понятий быковской повести - понятие «предельной ситуации». Оно близко сознанию современного человека. Прав Курносау, сказавший: «В самом конфликте Быков ищет кульминационную точку и, найдя, отделывается тем «оселком», на котором оттачивается характер персонажа» (Вести АН БССР, 1981, номер 5, стр. 118).

В произведениях Быкова повествование всегда собрано вокруг кульминации и потому не может быть длительным. Преодоление Тимошкин боли - стимул развития ха рактера. Тот же сти мул - и у героя «Дожить до рассвета» Ивановского, причем в этой известной повести писатель добивается гармоничности художественных средств. Финал повести - ее кульминация и цен­ тр композиции. Ивановский вбирает в себя конфликт повести, мы видим, как изменяется его характер. Трактовку автором характеров своих персонажей мы назовем «познавательной» (термин Г. Поспелова) (9, 97).

В ФС характеры героев эмпиричны, мы видим, что писатель еще не научился подчинять личный опыт л итературным задачам .

Причина неудачи - в авторском диктате. Быков так «остранил» воспоминания Тимошкина о самом себе, что они живут самос тоятельно, отдельно от бойца. Автор порой прямо навязыва ет герою его воспоминания, а порой их сухо констатирует. Такие « ножницы» своих между героем и его прошлым могут быть объяснимы в только тем, что Быков-моралист заслонил Быкова-художника. Прямолинейность художественных средств объясняется излиш­ ней моралистичностью, стремлением заменить психологизм описаниями и прямыми авторскими высказываниями.

Сам писатель признает: «Я привык затягивать нравственные узлы всеми средствами, отчего порой слишком выпирает жест кость конструкции» (11, 258). Это позиция именно моралиста. Это объ ясняет, почему для раннего Быкова «индивидуальное как бы несущественно рядом с типовым» (11, 39); объясняет, почему при передаче раз мышлений мысль от героя переходит к автору-публицисту. В анализируемой повести публицистичность как таковая подавля ет другие составляющие художественного произведения, является самодовлеющей. Если в ЖК «повествование распадается на несколько субъективных сфер, но организу ющей остается точка зрения автора» (22, 45), то во ФС герои заслонены автором.

Что же присуще одной из первых повестей писателя? Уже в этой ранней повести проявляется чуткость Быкова к истор ическому характеру. Это умение воплотить характер в самобытной неожиданной форме отмечено критикой. Вот мнение, в частности, С. Баранова: «У Быко ва поиск героического не в отдельный исключитель­ ных поступках, а в народных основах характеров (17, 11). Героям Быкова прису щи идеологическая четкость и активность, Быков возвеличивает советского человека средствам трагедии. Последняя особеннос ть подмечена первым серьезным исследователем творчества пи сателя - белорусским критиком В. Бураном (13, 99). При всем своеобразии своих повестей Быковвыражает устойчивое массовое ми­ ровоззрение, его повести любимы читательской средой, его повести понятны. Показывая героев в действии, в развитии, в неожи­ данных поворотах сюжета, писатель новаторски решает проблему реализации личностью своих возможностей. Героикой обыден ного, показом подробностей войны писатель выражает свое неприятие войне - и это единственно возможная позиция сейчас, когда вопрос о войне поставлен так остро. Герои Быкова действуют на войне сорокалетней давности, но правда их поведения современна. От­ ношение писателя к войне - отношение каждого из нас. И мы, не видевшие войны на территории России, по повестям Быкова - пусть не только по ним - уз наем о войне, по ним учимся понимать войну.

Повести часто заканчиваются смертью, потому что испытания, которым подвергаются герои, превышают человеческие возможности. Человек испытывается на героическое. Чтобы подчеркнуть тя жесть испытания, Быков выбирает героев с устойчивым сильным характером: такой герой может изменяться только в особенных, страшных обстоятельствах. Быков во всем: и в чертах характе ра, и в бытовых деталях, и в прошлом героев выбирает только самое главное, необходимое, без чего повесть была бы непонятна. Эта своего рода «скупость», точный расчет, касающийся преж де всего структурных элементов, и дал основание для дискус сии о «быковской модели». Заметим, что обсуждение этой модели, сп ор о ней, сами по себе носят приблизительный характер, ибо «не следует забывать условность, приблизительность термина «модель», ни ожидать от него точности, которую он имеет в точных науках и технике» (10, 18).

«Мертвым не больно» (1966)

Продолжаем анализировать произведения раннего Быкова. Мы уже отмечали, что в описании прошлого Тимошкина Бык ов-моралист заслоняет Быкова-художника: Быков придумывает ти пичное детство и юность героя, - но типичность как таковая уводит от самого героя: Тимошкин чужд своему прошлому, события своего прошлого он не переживает эмоционально, словно б они принадлежали другому. В «Мертвым не больно» (МнБ) мы бы тоже не смогли разделить автора и героя-повествователя. Ранний Быков ищет себя в постоянных воплощениях в героя -рассказчика, но в МнБ типичное уже не заслоняет индивидуальное: мы видим живых, непридуманных людей. В повести сложилась парадоксальная ситуация: герой Васи левич живет в наше время лишь потому, что ему есть, о чем вс поминать. Быков противопоставляет военное и наше время: шла война - была жизнь, а осталось разбитое больное сердце, склока в ресторане с военным, молодые люди, живущие какой-то своей жизнью. Васи левич желает им, хоть и не понимает их. Война для героя - «осознание силы, урок челове ческого достоинства» (8, 25), но в настоящем он не живет, а лишь при сутствует. Создается в печатление «настоящего в прошлом: ко гда настоящее слабо связано с прошлым функционально и просто ему не нужно. События в повести многочисленны и стремительны, их нагромождение мешает понять их смысл. В тексте много излишеств и несвязностей, сюжетные связи ослаблены. Слишком много описаний элементарных душевных движений. Критика отметила «неоправданное нагнетение эмоций, суммарные необъективные оценки людей» (13, 139).

Неудачей является и «Альпийская баллада», написанная незадолго до МнБ, в 1963 году. Текст переполнен литературными красивостями. Вот описание героини: «Девушка с обжигающей красотой» (3, 189);

«Джулия выглядит мокрой усталой птицей» (3, 203)

«Джулия мерно посапывает» (3, 248).

«Лицо Джулии тускло засерело светлым пятном» (3, 285).

То же стремление к красивым фразам и в описаниях героя:

«У Ивана чуть не выскакивает сердце из груди» (3, 186).

« Как всегда мир перестал существовать для Ивана, уступив мес­ то сумбурному кошмару снов» (3, 190) и т.д.

Справедливо отмечено критикой, что «романтичность сюжета и стилистики повести носит внешний характер». (12, 66). Критика отметила и «смысловую аллегоричность, романтический колорит, п еренасыщенность повести монологами» (13, 81). Публицистические высказывания автора прямо вторгаются вповествование и ос танавливают его. Например, (13, 271).

Мы анализируем неудачи Быкова только для того, чтобы пок азать, что поиски писателя были мучительны. Здесь уместно будет вкратце остановиться на прошлом Василия Владимировича Быкова. Он всю войну прошел в стрелковом полку, попал в сп исок погибших, но выжил. Все это неоднократно пересказывалось пишущими о нашем авторе. Сам писатель говорит: «Продолжительно сть жизни пехотинца в стрелковом полку исчислялась нескол ькими месяцами» (6, 132).

«Во время войны объективные причины сло вно перестали существовать, они во внимание не принимались. Предстояло ринуться в море страданий» (8, 25).

К ритики очень часто пересказывают биографию писателя, но связного рассказа не получилось ни у одного из них. Поэт ому и мы избегаем говорить о фактах биографии, не обращаем­ ся ни к чьим словам. Биография у Быкова одна: это война. Из многочисленной группы советских писателей, пишущих о войне, только о войне пишет один Быков. Десять лет после войны он пи­ сал мало, просто служил в армии; как он говорит, «разбирался в материале», в накопленном опыте.

Большинство рассказов раннего Бы кова на русский язык не переведено. С лучшими из них читат ель мог познакомиться в сборнике «Журавлиный крик» (Москва, 1961). Ана лиз этих рассказов не входит в цели нашей работы. Отметим лишь тот факт, что повести раннего Быкова мы анализируем в переводе и потому некоторые аспекты изучения творчества пи сателя для нас не видны. Например, инструментовка, присущая п овествованию писателя: «Сцышаны ветрык легким шолахам пра бег по вершинах» (13, 26).

Этим кратким экскурсом можно и ограничить исследо вание раннего творчества Быкова, как не имеющего прямого от ношения к нашей работе.

Обелиск. (1972)

Перед нами повесть зрелого Быкова «Обелиск» (О). Здесь прош лое также «живее « настоящего: весь драматизм сосредоточен в повествовании о прошлом. Прошлое и настоящее уже не разделен ы: рассказ о прошлом естественен, прочно связан с настоя­щим, необходимо вытекает из него. Все внимание рассказчика сосредоточено на одном герое: Морозе. Философским раздумьям часто предшествуют описания природы; пейзаж активно участву­ ет в повести, насыщен публицистической мыслью. Автор создает ритм, настроение повествования, умело активизируя внимание чи тателя. Образ автора выступает как организующее стилевое начало. Пафос авторской оценки, публицистическое «я» автора - на втором плане, за текстом. Сама форма произведения, документально сть повествования, особый пафос речи Ткачука (в основу повести положено свидетельство очевидца) превращают повесть в от крытый публицистический спор. Повествование от первого лица создает особое ощущение доверительности, интимности.

Этому же впечатлению способствуют описания природы и предваряю­щая, угадывающая мысль героя: «Я слушал Ткачука и подсознате льно впитывал в себя торжественное величие ночи, неба, где над сонной землей начиналась своя, недосягаемая и необъяснимая жизнь звезд... Мне думалось, как же выспренни и неестественны в своей высокопарной красивости древние мифы» (1, 303).

По жанру повесть определена как «героико-публицистичес кая» (22, 46), как «обрамленная повесть», как «микророман» или «пове сть- роман» (17, 170).

И в «О» мы не можем разделить настоящее и прошлое, они едины с то чки зрения автора, - но главное повествование развертывается в прошлом, а «фон» прошлого: настоящее - размыт: ученики, приехавшие на поминки учителя, остаются вне событий. Ткачук не исследует психологии Мороза: тогда рассказчик превратился б в автора. Рассказчик дает события и их оценки, и мы видим, что настоя­ щее как бы неправо перед прошлым, что прошлое иногда не то­лько живет в настоящем, но и оказывается правдивее, достовер нее его. В «О» полемичность - открытый прием. Автор-пуб лицист указывает на значение смерти Мороза: «Смерть - это аб­ солютное доказательство».

В повести две кульминации: решение Мороза учить детей и смерть Мороза. Последовательность кульминаций организует читательское внимание. Ту же цель преследует и экспозиция: герой принимает решение неожиданно для себя, повествование сразу приобретает динамичностъ и остроту. Центр композиции - смерть Мороза. Смерть собирает всю публицистическую и повес твовательную энергию в одно это событие.

Особенность «О» состоит в том, что чувства и дейст­ вия Мороза составляют одно целое. Нельзя указать момент, когда чувство переходит в действие.

В том же 1972ом году Быковым создана другая повесть:

«До жить до рассвета».

В 1974ом году, два года спустя, за «О» и «Дожить до рассвета» (ДдР) писателю присуждена Государствен ная премия.

В анализируемой ДдР прошлое органично оживает в настоящем, а настоящее – война - находит в прошлом силы; герой повести Ивановский идет по снегу и вспоминает, стараясь отвлечься от раны в ноге. По мере развертывания со бытий, с приближением смерти героя, его воспоминания уходят все глубже, становятся ярче, сильнее. «Переключение планов прошлого и настоящего происходит чаще всего мгновенно в со знании героя, и с первых же фраз прошлое перестает ощущать ся как события другого времени... Если воспоминание о прош­лом прямо не связано с сюжетом, то его появление обусловливается характером размышлений» (22, 68). Прошлое помогает Ивановскому подняться над собственной болью, для героя воспоминания сразу становятся его жизнью. Прошлое - огромный пласт мыслей , ощущений, имеющих непосредственное отношение к событи­ям.

В предсмертные минуты одиночества, боли, отчаяния Ивано вский стягивает всю свою жизнь в самое яркое воспомина­ ние: о любви. Память обретает яркие цвета. Герой уже не только оживает в своем прошлом, но ищет в нем себя, ищет в себе то прошлое, которое дало бы ему силы.

Именно в ДдР Быков сумел осмыслить художественно не только жизнь Ивановского, но и свою собств енную (напомним, что Василь Быков - 1924ого года рождения, от его поколе ния в живых осталось только три процента). Судьба героя ти пична для быковского поколения. В Ивановском оживает сам Быков, и хоть повествование ведется от третьего лица, мы чувствуем, как близок автор к герою, как, можно сказать, за ботливо ведет он героя к смерти, как к страшному, но и не обходимому концу, связанному со страданием, но и с радостью от сознания выполненного долга, с радостью преодоле ния страдания. Со смертью героя его прошлое продолжает жи ть, смерть лишь показывает, что иначе Ивановский не сдастся. Смерть - закономерный, частый итог произведений Быкова. Обс тоятельства сильнее героя, они ведут его к смерти, но не страх перед смертью движет поступками героя, физическая боль, общее состояние психологической неустойчивости не пере­ растают в страх: герои Быкова «уходят» не в страх, а в во споминания. Писатель «приподнимает» своих героев, ух одя в нравственную проблематику, минуя натурализм.

Ранний Быков часто натуралистичен. Герой рассказа «В пе рвом бою» (1949) сталкивается (буквально!) с танком. В расск азе «Поединок» (1959) эсэсовцы каждый день нескольких воен нопленных отдают на растерзание волкодавам. В «Третьей ра кете» (1961) боец хоронит свою кисть.

Но, взрослея, Быков редко дает «фотографию» ранений. Он описывает не ранения, но саму физическую боль, последствия ранений, точные проявления боли, описывает кратко, сразу уходя в описание мук нравственных. Кроме того, сами страдания, усилия героев непосредственно на сюжете не отражаются: герой всегда преодолевает страдание, - но сама физическая боль играет роль вех, отметок, точек координат на пути от жизни к смерти. Ивановского «донимает» отчаяние, но картины про шлого развертываются последовательно и связно. Нам ясно, что эту связность писатель привносит от себя, решая свои художественные задачи. Важно при этом, что такое «выпрям­ ление» Быков делает тонко и художественно убедительно, ск упые описания физических движений соотносятся с описаниями природы, которая сливается с психологическим состояни­ем Ивановского: снег, кустарник, поле, дорога, река тесно связа ны с его сознанием, он эмоционально воспринимает эти пр иродные ориентиры.

Отметим особую роль снега. В повести снег идет не только при изображении настоящих событий, но и в воспоминаниях. Сн ег сразу становится одной из доминант повествования. Кру­ жение снега эстраполируется на психологическое состояние героя: «Лейтенант ощущал, как все под ним закружилось в каком-то бездумном вращении». (1, 387). Ивановский внима телен ко всему, что делает снег, он точно и тщательно фик сирует детали зимнего, преображенного снегом пейзажа:

«Кружевная вязь кустарников, с редкими кляксами молодых е лочек». (стр. 391) «…реденькая гривка кустарника… Ветер намел изящный, фигурный застрешек» (стр. 399).

Герой постоянно метафоризирует снег, постоянно с чем-нибудь его сравнивает: «Снег стал рыхлым, как вата, и морозно-пекучий» (стр. 357)

Снег создает цветовые контрасты, краски повести:

«Черно-белая путаница ветвей на белизне снега» (стр.358).

«Ярко-белый простор» (стр. 357).

А тмосфера снега пронизывает все произведение. В ДдР домината «снег» играет исключительную ро­ ль. Это художественный, метафоризированный снег. Снег стано вится самостоятельным героем повести. Цельностью, связаннос тью описаний природы с психологическими состояниями ДдР выделяется среди всех повестей писателя.

Пространство и время

В связи с анализом О и ДдР уместно будет сказать о пространстве и времени в произве­ дениях Быкова.

В О: «С той минуты, как я (Ткачук) при нял решение, время помчалось для

меня по какому-то особому отсчету, вернее - исчезло ощущение времени» (1, 274).

ДдР: «Мысли Ивановского причудливо ветвились во времени и пространстве» (1, 449).

Время и пространство в мыслях героев появляются в реша ющие минуты: Ткачук неожиданно и для родных, и для себя уез жает на похороны, Ивановский незадолго до смерти вспомина­ ет о любви.

У Быкова нет творческой концепции, кроме требования прав ды. В этом смысле повести неконцептуальны. Истину герой до казывает смертью. Но это не значит, что писателю не свойст­ венно категориальное мышление. С двух категориях мы уже го ворили: о категории прошлого и категории пейзажа. Выделим еще две: категорию пространства и категорию времени.

Выполнение боевого задания и просто сама жизнь на войне у Быкова связаны с движени ем действующих лиц в особом быковском пространстве. Если в МнБ, где герои выходят из окружения, пространство преодолевается нецеленаправленно, наугад, и событий так много, что герои не успевают осмыслить свое передвижение, то в Д дР «в самом ритме повествования живет т яжко дающееся пространство» (11, 78). Если пространство в МнБ - неопределенное, ускользающее, то в ДдР оно наполнено предчувствиями Ивановского, оно живет заодно с героем. Быков не только точен географически, но он передает, как путь преодолевается физически и, прежде всего, нравственно. Быков «приподнимает» героя: герой, обычный человек, когда выполняет задание, особ ым « свер хчутьем» отбирает только самое главное. Быков сочетает кон­ кретность героя, его индивидуальное «я», с высотой его духовных проявления. Максимализм автора не оборачивается назидательностью, морализмом, но воплощается в конкретных действиях героя.

Двой ная кризисная ситуация – внутренний и внешний кризисы - дово­ дит до предела, с предельной силой выявляет вчеловеке и его «маленькое», и его «большое» «я». У героя не способнос ть к человечности, не чутье, а ее инстинкт.

Весь свой большой опыт войны Быков собирает, концентрирует в мал енький промежуток времени, и инстинкт человечности прояв­ ляется среди чужих людей, связанных долгом, необходимостью выполнить задание. Герой вне повседневных связей, простран ство, в котором он движется, ему враждебно, он ориентируется только втом, что его непосредственно окружает. В такой «не человеческой» обстановке Ивановский отстаивает свойидеал справедливости, обживает пространство, борется внутри него. Герои писателя могут жить, лишь осуществляя свои высокие идеалы, автор погружает их в страх безвестности, в физическую боль. У Быко ва «страшное» всегда функционально; это «страшное» обязате льно страшно для героя, оно не существует само по себе.

Неудача «Альпийской баллады» - во внешнем характере литературного пространства повести: герой бежит наугад, его путь неорганизован, хаотичен. Нет продуманной жесткой установки в организации пространства, трудно скоординировать и остальные художест­ венные средства, поскольку автор-публицист силой вторгается в повест вование; все разобщено: автор - одно, герой - другое, пространство - третье, опи сания природы – четвертое, и т.д. Явная несогласованность ху­ дожественных средств.

В ДдР автор целиком «уходит» в героя, и суждения о войне мы воспринимаем уже как мысли Ивановского, но не автора. Эти мысли коротки и горьки. Герой не живет во фронтовом быту, но тот «быт», который нужен для выполнения задания (боевое оснащение), обрисовы вается скрупулезно. Это делает пространство еще более ощутимым .

Особенности времени в повести. «Художественное время повести - психологическое. Образ его складывается в созна­ нии героя» (22, 69). Сюжетное и фабульное время произведения не совпадают. Повествование сосредоточено на Ивановском, писатель раскрыва­ ет только его, - и, может быть, поэтому он раскрыт глубже, чем герои других повестей. Отметим непрерывность сюжетного и фабульного времени (еще убедительнее этот прием - в «Знаке беды»). Особого исследования требуют соотношение двух реальных потоков времени («общее» время войны и «ча стное» время группы (с временем художественным, сама категория психологического времени, его непрерывность, соотношение с южетного и фабульного времени. Критикой отмечена конкретность, сжатость времени в ДдР.

Категорию времени трудно анализировать в связи с тем, что повествование развертывается в нескольких временных планах: война, сбор отряда, новелла о капитане Волохе, довоенное прошлое Ивановского. Роль

прошлого во всей структуре ДдР очень сложна и в сравнении со «Знаком беды» продумана не достаточно.

Жанр

Быков определил свой жанр как «маленькая повесть» (13, 136). Писателя отличает проблемное единство повестей: мы видим в них нравственные конфликты, в своем философском содержании очень напоминающие друг друга. Из этого следует только то, что Быков - не философ, что его философия - в конкретных ситуа циях: развязка не исчерпывает конфликт, не ставит точку, но начинает новую повесть.

Например, последняя строчка в «Знаке беды»: «Но бомба ждала своего часа…» - выводит нас за пределы произведения в новую, еще не написанную повесть.

Жанр писателя - не дань моде (моден роман) или традиции, жанр - это точка зрения, это то, как художник видит мир. В жан ровом многообразии советской литературы привлекает устой­чивость жанровых признаков быковской повести. Эта устойчи­ вость заостряет, делает очевидным основное в его творчест ве: писатель решает, прежде всего, нравственные задачи. В пределах одного жанра Быковнаходит все новое и новое содер­ жание, все новые и новые композиционные решения. Понятия жанра, жанровой трактовки характера могли бы стать точкой от­ счета в нашем исследовании. Чтобы определить место повес­тей Быкова в жанровой системе советской литературы, надо бы ло бы проанализировать жанровые тенденции в современном литературном процессе. Сопоставительный анализ и дал бы от вет.

Жанровое своеобразие типизации характеров состоит в том, что герои Быкова плотно включены в отрезок времени, описываемый в повести. Эпичность повествования, малый объем повести сочетаются с тем, что система персонажей живет во времени главного героя. Главный герой обязательно остро переживает свое прошлое. Настолько остро, что это может стать предметом искусства. В основе сюжета всегда кладется короткий отре­ зок жизни человека, включающий в себя и настоящее и прошлое, и - поскольку герой гибнет - и будущее героя. Все ли тературные средства, и жанр в том числе, подчинены одному: показать героя в самый тяжелый, предсмертный момент его жи зни.

В литературоведении существует тенденция к нейтрализации термин «жанр». «Повесть - только жанровое обозначение, только термин» (9, 13); «жанр как бы нейтрален к неповторимой индивидуальности произведения... жанр выполняет роль фактора стабильности... жанр - это отражение известной законченн ости этапа познания, формула добытой эстетической истины» (9, 24). Заметна тенденция отказаться от жанра как такового, жела ние превратить понятие «жанр» в условный термин, в этикет ку. Эта тенденция не нашла отражение в литературе о Быкове в противоположность другой тенденции, основанной на концеп ции Бахтина, на его особой «романной» трактовки жанра.

Традиция этой концепции в критической литературе о пи­ сателе очевидна. Например, В. Дуран при анализе МнБ отмечает «подступ Быкова к романной форме». (13, 150).

Особую позицию занимает критик С. Баранов. По его мнению, «повесть и роман, развиваясь, как бы сближаются друг с друг ом». (17, 183). Отметим и другое интересное высказывание критика: «Повести Быкова характеризу ются близостью к новелле. Каждая повесть имеет в своей ос нове четко обозначенное новеллистическое ядро». (17, 166). Мы ви дим, критик сближает понятия романа, повести и новеллы, но его позиция нам кажется противоречивой.

Исследования о писателе в целом носят фрагментарный характер, понятие «быковской повести» только отмечено, только признано как существующее, но разработка его еще не начата. Критики часто указывают лишь жанры отдельных пове стей.

Несмотря на жанровую определенность Быкова, на его дос таточно жесткие жанровые структуры, у нас не пропадает ощ ущение подлинности повествования. Писатель расширил объем жанра. Отметим и историческую актуальность жанра «быко вская повесть», убедительность ее жанровых истоков (традиции белорусской и русской литературы). Как бы ни усложнял ась жанровая картина, взаимодействие жанров, неверно было бы подвергать сомнению их своеобразие и даже само их су ществование. В междужанровом диалоге, сложившемся в творче стве военных писателей, повести Быкова занимают определен ное место. С одной стороны - междужанровый диалог, с другой - жанровое взаимодействие, жанровая взаимоориентация повестей самого писателя. Важно видеть сразу обе стороны изу чения произведений писателя.

Главное в жанре – его жанровое содержание - связано со стилем писателя. Возьмем определение стиля из исследования о Быкове. «Стиль складывается из: 1. характер конфликта

2. компози­ция.

3. детали предметной изобразительности: подробности действий, отношений, переживаний, высказываний, внешности персонажей, обстановки их существования

4. словесный строй произве­дения» (15, 94).

В нашей работе мы затрагиваем все эти компонен­ты, не связывая их с жанром: при существующем состоянии исследования поэтики Быкова это было бы преждевременно. Пока мы не в состоянии говорить о типологии быковской повести. Жанровое изучение Быкова еще не начато. «Быковская» повесть обогатила понимание жанра «повесть», конкретный же сравнительный анализ, подтверждающий наши слова, потребовал бы резкого увеличения объема работы.

Отметим, что ткань быковских повестей сложна по своей жанровой наполненности. В ткань повести всегда входят биографии. Точность детали такова, что создается впечатление документальности. Подробности характеров, поступков тоже очень точны. Два жанра внутри быковской повести мы указали.

Биографичностъ в произведениях Быкова чаще всего очень скупа, для них характерно единство материала: писатель сохраняет природу лично пережитых событий, личного опыта, но сами события теряют субъективную окраску, становятся частью всей истории народа, единичное и общее неразделимы. На этом утверждении мы вынуждены оставить анализ быковской повести как жанра.

«Сотников» (С)

Особенность повести, увидевшей свет в 1970ом году, - в су ществовании конгениального кинопроизведения, фильма Лари­ сы Шепитько «Восхождение» (1975). В целом мы придерживаемся хронологического порядке при ан ализе повестей, но при иссл едовании данной повести мы отступили от общего правила: С - наиболее известное произведение Быкова, и все мирную известность оно получило дважды: как литературное произведение и как кинематографическое. Характер нашего исследования этой повести - сопоставительный.

Сам писатель сказал о киноверсии: «Мои книги часто попа дают в театр или экранизируются. Но часто неудачно. Это не мои ошибки. Я думаю, более удачна экранная версия «Сотнико ва».. Работу Шепитько характеризует прежде всего психологическая проницательность. Она не столько записала историю характеров, как она была в моей повести, но углубила драматизм характеров и ситуаций» (7, 126).

Прежде всего, повесть и кинофильм роднит стиль повествова ния: если читатель постоянно рядом с героями (эфф ект присутствия), то такого же эффекта добивается и кинокаме ра: она чуткая и живая, она передает происходящее в душе Рыбака и Сотникова.

Мы видим колеблющийся, зыбкий духовный мир Рыбака, частые «наезды» кинокамеры, превращающие средний план в крупный. Повесть, попав в иную жанровую систему, иной род искусства сохранила свою проблематику и да­ же, по признанию Быкова, углубила ее.

Сюжет писатель разрабатывает со скрупулезной точностью – и эту точность режиссер сохраняет. Однако, при переходе в иной род искусства детальное воспроизведение с южета оказывается недостаточным: надо усвоить внутреннюю композицию повести. Кинофильм ее воспроизводит, но конфликт передается другими, кинематографическими сред ствами: характер связи действий и мыслей героя создается зрительным рядом.

В фильме нет внутренних монологов: кинокамера «г оворит», воспроизводя мысли героя, а вся внутриэпизодная композиция фильма следует за этими мыслями. В повес­ти очень выразителен притчевый пафос, это главное в произ­ведении; в киноверсии главное – сам анализ психологии Рыбака. Главное в повести - внутренний диалог Сотникова в Рыбака – ставится Шепитько в основу повествования; если Быков не сразу и не безусловно осуждает Рыбака, то весь фильм построен на противостоянии «Сотников-Рыбак».

Цель и Быкова, и Шепитько – «проникнуть в суть характера, постичь обстоятельства, его формирующие» (12, 34), но , в отличие от более ранних повестей, в С мы видим не только раскрытие характера, но и его формирование. Такое сде лала возможным диалогичная форма повести. Повесть стала открытием для критиков: о ней самая большая исследовательс кая литература.

И. Дедков в своей книге о Быкове пишет: «В «Сотникове», кажется, впервые у Быкова сфера психологического вместила не только жестко мотивированное, но и то, что поднимается из глубины психической жизни» (11, 245).

Критик не уточняет, что и насколько вместила сфера психологического, - и ответ мы находим в фильме. Точнее, один из возможныхотве тов. Шепитько выбирает такие кинодраматургические средства, что раскрывается прежде всего психология Рыбака. Если у Быкова Рыбак и Сотников присутствуют в сознании друг дру га и их незримый диалог развивается не безусловно в пользу Сотникова, то Шепитько «выпрямляет» структуру повести, сразу превращая диалог в противостояние. Мы видим натура­ листично переданную, своеобразную «агонию страха» Рыбака; на этом страхе, этом отчаянии Рыбака Шепитько неправомер­ но сосредотачивает все внимание. Если в повести есть пове ствователь, который равен то Сотникову, то Рыбаку, и как следствие этого, структура повести диалогична, то Шепитько резко ук­ рупняет уверенность Сотникова, делает ее величественной. При этом сомнения Рыбака ставятся в центр повест­ вования.

Известны слова Быкова: «Рыбак хочет жить вопреки возмо жностям... Нравственная глухота не позволяет ему понять глубину его падения» (7, 130).

Сначала писатель даже оправдыва­ет Рыбака: его преступление только в «нравственной глухо­ те». В повести Рыбак проделывает до предательства огром­ ный путь, мы видим емкий, неоднозначный диалог героев, но в фильме Сотников и Рыбак предельно обобщены, диалог уже не между героями, но между Добром и Злом. Зло анализирует­ ся, Зло торжествует, а Добро показано как вечная, но гибну­ щая сила. Здесь принципиальное различие между Быковым и Шепитько: писатель анализирует Добро, режиссер - Зло. И повес тъ, и фильм - классика советского искусстве, но различие про изведений именно в том, что подход писателя и режиссера противоположен: Быков анализирует героя, режиссер - предате­ля.

В повести мы видим, как резко писатель начинает менять ракурсы, углы, под которыми показывает героев, - но и в фильме всцене каз ни автор фильма постоянно резко меняет ракурсы. В повести только в сцене казни динамика взаимоотношения образов, подспудно накапливавшаяся по мере развития повествования, прорывается, становится явной. В сцене казни повес ть и фильм особенно близки друг другу, динамика фильма вто рит динамике повести. Критикой отмечено, что в фильме Сотников теряет динамичность, передает ее Рыбаку (20, 88), но в сцене казни режиссер выравнивает динамичность героев. Динамично­ сть взаимодействия образов героев к концу и повести, и фильма ускоряется, ее ритм становится чаще, внутренняя диа логичность обнаруживает себя в постоянном, резком противо­ поставлении Сотникова и Рыбака.

Поскольку материал киноискусства - не слово, а зрительный образ, и средства кино требуют большей определенности, то решение Шепитько заострить конфликт - единственно верное решение. Повесть стала кинодрамой.

Авторы других экранизаций, - например, Степанов, режиссер фильма «Волчья стая» (1975, Яршов и Соколов), создатели фильма «Дожить до рассвета» (1977), - менее бережно отнеслись к литературному первоисточнику. В «Волчьей стае» звучит закадровый голос, в «Дожить до рассвета» изменен сюжет: раненый застреливается, разведчики взрывают базу, в кино­ повествование внесена военная хроника тех лет. Фильмы ос­ тались незамеченными, органичного сочетания литературы и кинематографа, как в фильме Шепитько, не получилось.

Заканчивая анализ «Сотникова», приведем два точных за­ мечания критика Адамовича: «Угол зрения автора в «Сотни кове» сужен и заострен до восприятия одного из персонажей» (14, 131) и « Самого писателя ведут характеры, его сознанием порожденные, часто вступая в спор с ним самим» (14, 135).

«Волчья стая» (1974)

Лучшая повесть Быкова - «Знак беды» (1983). Прежде, чем перейти к ее анализу, разберем еще одно, на наш взгляд, интересное произведение 70ых годов повесть «Волчья стая».

Повествование начинается с приезда Левчука, героя пове сти, в большой город. Герой целиком погружен в прошлое: настоящее до такой степени чуждо Левчуку, словно б он сам Левчук - из другой жизни. Внешне остранение оправдывается тем, что Левчук много лет жил в деревне, но писатель резко заостряет мотивацию, погружая героя в его память, в его прошлое. Герой движим страстным желанием отодвинуть настоящее: «Левчу ку почему-то захотелось перенести на какое-то после и этот дом, и предстоящую встречу.» (4, 4).

Левчук разговаривает с детьми - и, конечно, о войне. Он испытывает чувство вины перед настоящим – и именно огромность этого чувства «вытесняет» настоящее.

Последовательность такова: в начале повести вытесняется настоящее, а затем повествование целиком, переносится в прошлое. Как и в «Обелиске», Быков применяет прием обратной перспективы: настоящее и прошлое меняется местами. Прием заложен в са мом сюжете повести: Левчук приехал к Володе Платонову, который родился во время войны, как раз в то время, когда происходят описываемые в повести собы­ тия. В экспозиции писатель подчеркивает: Левчук приехал не просто в гости, но встретиться со своим прошлым, самым дорогим, что у него есть, - и потому настоящее ему хочется отодвинуть «на какое-то после». В произведении мы видим ряд черт, присущих позднему Быкову. Если в МнБ герои борются с обсто ятельствами, то в «Волчьей стае» эта борьба осложняется борьбою героя с самим собой. Смысл повествования углубля­ ется символом: рождение ребенка на войне. Левчук спасает не только себя, но и свое будущее. Мы видим, как рождаемся и выживает будущее. В повести события войны и встреча Лев чука с Володей движутся навстречу друг другу, но саму вст речу, которая и должна была стать финалом повести, Быков не изображает: писателю важно только то, что будущее живо, оно не анализируется. Такова логика Быкова.

О писания природы очень скупы и сопровождаются точными деталями. Столь же функционально и применение метафор: «Грибоед и сын все ближе подъезжали к своей беде.» (4, 23). «Надежда таяла как льдинка во рту» (4, 37).

Речевые характеристики разнообразны. Быков часто сме­ шивает жаргонизмы, военную лексику и местную. Например: «У меня самого СТВ (марка автомата) на варивне под стрехой, если что, я его (немца) враз шпокну» (4, 29).

«Знак беды» (1983) (ЗБ)

На примере данной повести мы покажем, что нового появи лось в поэтике писателя. Новое - это прежде всего сны. В ЗБ отметим два сна Петрока: «Петроку долго снились какие-то черви, целый клубок» (5, 16); «Петрок увидел дурной сон... Из крысиной норы высунулось какое-то противное существо с клыкастым рылом... крыса пр яталась... Петрок запустил колуном в угол». (5, 42); и два сна Степаниды, жены Петрока: «Степаниде не раз снилось ночью, что горит ее дом» (5, 32). «Снилось ей, будто она взбирается на высокую гору... Груз влечет ее вниз, а ноги скользят» (5, 122).

Сны в повестях Быкова мы встречали и прежде. Например, в «Журавлином крике» только один сон и это - сон-воспоминание. В ДдР, когда незадолго до смерти Ивановск ий вспоминает о любви, мы не может сказать определенно: сон это, страшное забытье, вызванное желанием героя освободить­ ся от боли, или просто болезненное состояние. Писателю важ­ но только то, что герой вспоминает.

Совсем иное - в анализируемой повести. В ЗБ сон - продуманн ый литературный прием, сон уже не смешивается с воспомина ниями, а является самостоятельным художественным средством. Три сна из четырех предваряют события произведения, четвер тый сон, сон Степаниды - в финале повести.

Герои видят качественно разные сны. Если сны Петрока - те мные, страшные, то сны Степаниды – вещие: в финале повести она гибнет всобственном доме. О горе, появляющейся в ее пос­ леднее сне, скажем отдельно. Центральный символ повести - Голгофа. Он пронизывает все повествование, появляется во всех трех временных планах: в 20ые годы, в 30ые, в ходе со­ бытий, описываемых в повести. В начале повествования это го ра с землей, очень трудной для вспашки. Петрок «побеждает» зем лю - и потому гора получается название Петроковой Голгофы. В дальнейшем ходе повествования образ горы превращается в символ страдания. Центральный символ всего творчества пис ателя - символ Восхождения (отсюда и название фильма), но в контексте ЗБ символ смыкается с библейским. В предсмертном сне Степанида видит свою Голгофу, причем Бы­ ков точен в мотивации: перед смертью Степанида, же­ лая взорвать мост, долго возится с бомбой, едва находя силы хоть чуть-чуть ее сдвинуть.

Почему герой противопоставлены по характеру снов? Сны Петрока непроясненные - и так же страшна и неожиданна его смерть; сны Степаниды - вещие, и умирает она сознательно: ге роиня поджигает дом и в нем задыхается, сгорает сама. Характеры героев движутся рядом в прошлом и настоящем, но реализуются они по-разному: Петрок гибнет, не начав бо­ рьбы, Степанида начинает бороться. Для Быкова это различ ие очень важно. Степанида выдаивает корову в траву, лишь бы молоко не досталось немцам, прячет винтовку в колодец, пытается взорвать мост и, чтобы бомба не досталась нем­ цам, сжигает свой дом и в нем себя. Петрок - контрастный ха­ рактер: чтобы развеселить немцев, он играет на скрипке; по приказу делает в огороде туалет для немецкого офицера; чтобы угодить и немцам, и полицаям, гонит самогонку. Петро ка к смерти привело искреннее желание выжить, Степаниду – стремление бороться.

В первом сне Степаниды горит дом. Символ сгоревшего до ма в повести - один из главных; начало произведения - сгорев ший дом, конец - горящий дом. Кольцевая композиция, причем конец повести «упирается в ее начало. Прием «обратной пер спективы» (сначала дом горит, а уж потом сгорает) не только в этом. Петрока убивают, но его прош­лое живет после его смерти. Прошлое отделяется от героя и живет самостоятельно, у него свое право на жизнь. Повесть начинается с будущего и обращена к будущему не одним смыс лом повествования, но и всей структурой.

Короткий, страшный сон имеет огромную литературную тра дицию. Роль снов у Быкова - не только в их традиционности. В ажнейшая функция снов - создать непрерывность действия; на протяжении всего повествования сознание героев не прерывается, мы видим, что в нем происходит. Впечатление текучести, непрерывности сознания создается и особым качеством героев писателя: они ясно видят то, что вспоминают, их прошлое и настоящее равн оправны. Мы отмечали непрерывность психологического време ни вДдР. В анализируемой повести эта не прерывность подчеркивается.

Переходя к рассмотрению прошлого, отметим его возрос­ шую мотивацию. В ДдР читателю не понятно, почему именно в такой последовательности даны воспомина ния Ивановского. Имеет значение и другое: личный характер воспоминаний. Если память Ивановского только о нем самом и о том, что непосредственно связано с заданием, то память Петрока и Степаниды шире: история их жизни - история всей страны.

Место прошлого в структуре таково: Война - 30 годы – война - 20ые годы – война – 30-ые годы - война. Воспоминания, как всегда у Быкова, «прокладывают» события войны, но в ЗБ , в отличие от других произведений, композиция самих воспоминаний симметрична и гармонирует с общей композицией повести. Образно говоря, герои делают витки в структуре, постоянно возвращаясь в события войны. Возвращение из про шлого - это уже обогащенное возвращение, герой уже «нагру­ жен» памятью, он действует, исходя из своего прошлого.

К воспоминаниям герои обращаются в горе. Убили корову Боровку, Степаниде очень больно - и Быков делает «мостик» в прошлое так: «Успокаиваясь, она уже видела другое время и слышала в нем другие голоса людей, сопровождавших ее всю жизнь» (с.64). Постепенности перехода помогает предварительное замечание: «Степанида перестала ощущать себя в этом суматошном мире, который суживался вокруг нее, уменьшал­ ся» (с. 64).

Прошлое Степаниды и Петрока по замыслу Быкова не разде лены, у героев много общих забот, они во многом друг на друга похожи, и только страшные события, описываемые в по вести, выясняют, насколько различны эти близкие люди.

Первый, самый важный переход к описанию прошлого, моти­ вирован точно: убийство отца глухонемого подростка Янко в прошлом связано с убийством самого подростка в насто ящем. В сознании Петрока убийство рождает память об убийстве, но в контексте повести мотивировка шире такой сугу бо эмоциональной: одно убийство, говорит писатель, не только рождает другое, но и объясняет его. Именно объясняет, ибо прошлое оживает в конфликте: противостояние Петрока, Степаниды с одной стороны, и полицая Гужа – с другой; противостояние и во время войны, и прежде, в 30ые годы. Быков показывает, что мирное время не менее тра гично, чем военное, что война - продолжение мирного време­ ни.

Особенность ЗБ - подчеркнутая эмпиричность образов героев: их хозяйственные заботы ни в одной из повестей так подробно не описывались. Отметим живописную пластику этих описаний. Писатель показывает движения героев, ему важно, чтобы читатель видел, как движется ге рой «Подробность описаний создает «эффект присутствия»: мы постоянно рядом с героями. Здесь уместно привести мнение критика Ю. Бондарева: « Характер героя у Быкова - это еще и подробность жеста. Ж ест - это мысль, слово, состояние, психический настрой» (16, 137).

Остановимся на структуре характеров Степаниды и Петрока. Самое главное в нем - забота о земле, о доме, о детя х, о жене. Непрерывностью сознания героя, частым подробным описанием хозяйственных забот писатель подчеркивает вечность таких людей, как Петрок. Восприятие героя не прерывает­ ся даже во сне, он постоянно движется во времени повести, неся свои вечные хозяйственные дела, и сам писатель требует безграничного доверия к герою, к его заботам, его памя­ ти. Только у вечного, находящегося вне времени персонажа, прошлое может оживать после его смерти; земля, дом живы за ботой Петрока - и сам Петрок вечен, как земля, как люди, как их дома. Вот логика Быкова. Это та основа, на которой строится характер, но сам характер складывается из рядов деталей.

Деталь у Быкова - не только фактическая точность, но и психологический элемент образа. В ЗБ у детали особенная преувеличенная характерность: несколько раз по­ вторяясь, деталь в ходе повествования обрастает смыслом, превращается в символ. Так хозяйственные заботы, лейтмотив повести, вырастают в символ вечной жизни. Произведение про зрачно по структуре, мы видим целый ряд хорошо просмат­риваемых деталей-символов. Это дом, липа, огород, корова, ку­ ры, поросенок, картошка. Например, проследим по тексту сим­ вол липы:

«Изуродованная липа, знак давней беды» (стр.6).

Повествование начинается с будущего: мы видим дом после пожара. Как выясняется, пос­ле давнего пожара.

Важный штрих Быкова: рядом с липой растет тоненькая молодая рябинка, которая «в дерзкой сво­ ей беззащитности кажется гостьей из иного мира» (с.6).

«Липы осенью густо осыпают усадьбу. Липы сильно разросли­ сь за последние годы. Липы росли при всей его (Петрока) жизни» ( c тр. 13).

«На мокрой и поникшей, с поредевшей листвой липе начала каркать ворона» (стр. 26).

Липа предвещает приезд немцев. Не только сны героев, но и липа предвещает беду. Поселившиеся в доме немцы стреляют в липу, связанную со всей жизнью геро ев, а ворону убивают. С появлением немцев липа надолго исчеза ет из повествования.

«Из-под липы появился рыжий коник с телегой, в которой по дергивал вожжами полицай» (с. 100).

Именно «коник». В тексте много уменьшительных суффиксов. Впечатление интимности ря­ дом со страшными событиями.

«Остатки пожухлых листьев отчаянно трепетали в черных, скрюченных сучьях лип». (5, 91).

А вот липы перед смертью Петрока: «Сучья лип тревожно метались, сгибаясь под напором ветра» (5, 126).

Липы перед смертью Степаниды.

М ы видим, образ липы пронизывает все повествование и, по скольку предваряет события, он как бы «подгоняет» их ход. Т акая символика действий не случайна. Символичны и дей ствия Петрока, связанные со скрипкой: она покупается ценой больших лишений в голодные двадцатые годы, на ней герой играет немцам, а затем скрипка обменивается на самогонный аппарат. Скрипка на войне гибнет, гибнет и сам Петрок. Отметим традиционность образа «скрипка на войне». Шпильман в «Ни белунгах», ваганты, Сашка в «Гамбринусе» Куприна и т. д. Тра диция огромна, как и у короткого страшного сна.

Мы уже указали, что, если в прежних повестях центральный символ всего творчества Быкова касался только нравствен­ ной проблематики, «восхождение» было только нравственное, - то в ЗБ символ восхождения Голгофа присутству­ ет в самом тексте, окрашивая все повествование. Смысл сим вола - не только в его непосредственном присутствии, ибо восхождение Петрок свершает дважды: двадцать лет назад до описываемых событий герой вкладывает в распашку земли мн ого усилий, но земля остается непокоренной, лошадь гибнет, сам Петрок физически разбит. У Петрока два восхождения, но если первое - ради земли, ради жизни, то второе - убийство Петрока - бессмысленно и страшно. Во второй Голгофе героя Бы ков отразил Голгофу своего поколения: девяносто семь процентов его ровесников нашли Голгофу на войне.

Еще один традиционный образ повести: образ юродивого Янко. Если в прежних произведениях появлялись образы жен­ щин и детей (вспомним мальчика в сцене казни в «Сотникове»), то в анализируемой повести писатель выбирает об­ раз невинности, освященный многовековой традицией. Послед­ ней повестью Быков прикоснулся к традициям миро вой литературы. Пронизанность ЗБ традиционными символами резко углубляет философский смысл повести.

Мы говорили о конкретных символах. Отметим абстракт­ный символ «сознание»: «Степанида переживала события краешком сознания» (5, 52).

«Эта ночь что-то сдвинула в сознании Петрока, безнадежно сломила, сбила ход его мыслей»(с.91). Последняя бессонная ночь героя.

«Последний проблеск растерзанного сознанмя» (стр. 91). Сте­ панида перед смертью задыхается в дыму.

Быков описывает духовный мир героев через их восприя тие. Сознание героев ЗБ не прерывается во времени повести. Однако объекты восприятия быковских героев меняются от повести к повести. Писателя обвиняют в структурном однообразии, но это «одно образие» - умение работать в похожих структурах, умение уг лублять один и тот же тип структуры. Оно порождается литератур ными задачами Быкова. Сравнивая ЗБ, например, с МнБ , мы видим, какой огромный путь проделал писатель от аморфных структур до четких, продуман ных. Изменилось понимание жанра, появились чисто литературные средства.

Если во ФС герои всецело ведо мы автором и резко противопоставлены друг другу, если в ЖК герои противопоставлены не по отношении друг к другу, а лишь по отношении к выполнению задания, то в ЗБ связь действующих лиц сделана более тонко, продуманно: героям противостоит группа персонажей. Это полицаи. Прошлое героев связано с прошлым поли­ цаев. Противостояние до войны продолжено в события на вой не. Контраст героев и персонажей дополнен противоречиями среди са­ мих персонажей. А как неожиданно, но закономерно в рамках поэтики Быкова меняется Степанида! Она, еще не зная о смерти мужа, решается взорвать мост. Подвиг не свершен, и даже сама его попытка привела героиню к смерти, но нравственное восхождение свершено, а это, по мысли Быкова, самое важное. Мы не видим, как именно происходит страшная ломка в душе Степаниды, Быков описывает лишь ее последствия.

Писатель всегда очень внимателен к последним минутам героев.

«Петрок (привязанный веревкой к лошади) не успевал, споты кался... Лицо его снова стало мокрым от слез, и порывисто дувший навстречу ветер уже не успевал осушать их» (с.96).

«Между тем, дышать становилось невозможно, Степанида окон­ чательно задыхалась, тлели волосы на голове и удушливой вонью дымился ватник. Кажется, загорелись и рукава на лок­ тях, которыми оно закрывала лицо» (стр. 128).

Перед смертью Быков показывает лица героев - черта, ха­ рактерная и для ранних повестей. Например, в МнБ говорится о «слишком сосредоточенном лице Юрки» (29, 46).

На этом разговор о творчестве Василя Быкова мы и закончим.

Библиография.

1. Быков В. П овести М. , 1979

2. Быков В. Журавлиный крик. М., 1961

3. Быков В. Военные повести. М., 1966

4. Быков В. Волчья стая. В: «Роман-газета», 1975, номер 7

5. Быков В. Знак беды. В: «Дружбе народов», 1983, н. 3-4

6. Великая академия - жизнь. В: «Вопросы литературы», 1975, н. 1

7. Интервью с Быковым. В: «Советская литература», 1981, н. 10 (на

английском языке)

8. П исатели отвечают на анкету. - «Вопросы литературы» ,1965, н. 5

9. Чернец Л. Литературные жанры. МГУ, 1982

10. Гинзбург Л. О психологической прозе. Советский писатель,

Ленинградское отделение, 1971

11. Дедков И. Василь Быков. М., 1980

12. Лазарев Н. Василь Быков. М., 1979

13. Буран В. Василь Быков. Минск, 1976

14. Адамович А. Диалоги. В: «Вопросы литературы» ,1975, н. 5

15. Петрова М. А. Стилистические особенности военных повестей

Быкова. В книге: Жанрово-стилистические проблемы в совет ской литературе», КГУ, 1980

16. Бондарев Ю. Поиск истины. М.,1976

17. Баранов С. Автореферат диссертации «Повести Быкова и

жанровые процессы в современной советской прозе» Л., 1980

18. Кондратович А. М. 0 повестях Быкова. В: «Новый мир», 1962, н. 2

19. Курносау М. О жанровом своеобразии повестей Быкова. В: «Вести АН БССР, 1981, н. 5

20. Зайцева Л. М. Жанр в экранизациях советской прозы. В: Вести АН БССР, н. 4

21. Михайлов 0. Преодоление. В: «Наш современник», 1974, н. 6

22. Слабковская Е. Г. Художественное время в «Дожить до рассвета». Некоторые особенности повествования Быкова. В: Поэтика русской советской прозы. Иркутск, 1975

23. Пашковекая Н.Ф. Испытание на человечность. В: «Украинское

литературоведение», вып. 35, Львов, 1980

24. Смолкин. О повестях Быкова. В: «Пламя», 1979, н. 8

25. Цветков Н. Возможности и границы притчи. В: «Вопросы литера туры», 1973, н. 5

26. Зубанич Ф. Диалоги в середине лета. Киев, 1982

27. Дзюба И. На пульсе эпохи. Киев, 1982

28. Баранов С. Жанровое своеобразие повести Быкова «Обелиск». В книге: Проблемы реализма,

Вологда, 1977

29 «Новый мир», 1966.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Краткая биография писателя

Используемая литература

1. Краткая биография писателя

Василий Владимирович Быков родился в 1924 году в крестьянской семье на Витебщине. До войны учился в Витебском художественном училище. Когда началась война, Быков обучался в Саратовском пехотном училище ускоренного выпуска. Девятнадцатилетний младший лейтенант отправляется на фронт. Он участвует во многих военных операциях, и пережить ему пришлось немало. Об этом говорит такой факт: на обелиске на одной из братских могил под Кировоградом в длинном списке погибших есть и его фамилия. Спасся он от смерти случайно: будучи тяжело раненным, выполз из избы, которую через несколько минут снесли прорвавшиеся фашистские танки. Воевал Быков на территории Украины, Белоруси, Румынии, Венгрии, Австрии. Был ранен два раза. Демобилизовался лишь в 1955 году. Сотрудничал в газетах Белоруси. Первые рассказы Быкова не о войне, а о послевоенной жизни сельской молодежи: "Счастье", "Ночью", "Фруза". В 1956-1957 годах он создает первые военные рассказы. За повести "Обелиск" и "Дожить до рассвета" В. Быков удостоен Государственной премии СССР. В 1984 году писателю присвоено звание Героя Социалистического Труда.

2. Место произведения, военной тематики в творчестве писателя

Тема войны - основная тема в творчестве талантливого белорусского прозаика Василя Быкова. Но первые военные рассказы он создает только в 1956- 1957 годах и остается верным военной теме и в последующих своих произведениях. «Журавлиный крик», «Фронтовая страница», «Третья ракета», «Альпийская баллада», «Западня», «Дожить до рассвета», «Обелиск», «Сотников», «Волчья стая», «Знак беды». Это далеко не полный перечень его произведений о войне Автор «Обелиска» - один из самых авторитетных в современной литературе писателей военной темы. Многочисленные его повести о войне, созданные в разные годы, составляют как бы единый цикл, своеобразную летопись мужества, проявленного советскими людьми в положениях крайне драматических, "предельных". Герои этих произведений В. Быкова - воины армии, партизаны, жители Белоруси - проходят через испытания самые жестокие, борются действительно на грани человеческих возможностей, погибают в неравных схватках. Суровость изображения войны, событийная заостренность, как правило, служат писателю первоосновой, почвой для этико- философской заостренности. Полемически напряженно ставятся им проблемы выбора, личной ответственности, верности идей. На материале военных событий писатель ставит серьезные нравственные проблемы: что такое героический поступок, когда все обстоятельства оборачиваются против человека? Как поведет себя человек в таком случае? Каковы его возможности?

3. История создания произведения

Все дальше идет всесоюзный поиск тех, кто погиб смертью храбрых, и все больше имен открывает он. Василий Владимирович Быков стал участником войны в восемнадцать лет. Было военное училище, был фронт. Сначала пехота, потом истребительная противотанковая артиллерия. Подобно Василию Теркину из поэмы Александра Твардовского, все испытал, что положено было испытать бойцу: был ранен, был без вести павшим, даже имя его осталось на одной из братских могил тех лет. Поэтому во всесоюзном поиске, который ведется по разным направлениям, в том числе и литературном, есть своя тропа и у писателя Василия Быкова. Она-то и привела его к обелиску, на котором значилось пять имен подростков, погибших во время войны, а через годы и годы появилось еще одно имя - их учителя Алеся Ивановича Мороза. Весь мир знает о подвиге польского педагога Януша Корчака, принявшего смерть в газовой камере вместе со своими воспитанниками, но не оставившего детей, несмотря на предложение фашистского офицера. А сколько учителей приняли смерть, оставшись неизвестными миру? Повесть В. Быкова «Обелиск», написанная в 1972 году, звучит как реквием о них, становится литературным обелиском, им посвященным. Но этим обращением к прошлому не исчерпывается содержание произведения. В нем читатель стремится рассмотреть во всей протяженности судьбы тех, кто погиб в войну, и тех, кто выжил, но продолжает чувствовать себя бойцом. Бойцом за справедливость, за восстановление имен и подвига погибших. Повесть пронизана характерной для творчества Быкова атмосферой раздумья, она раскрывает сердце читателя для восприятия нравственного смысла подвига. Автор строг к себе и своему поколению, потому что подвиг периода войны для него - основная мера гражданственной ценности и современного человека.

4. Смысл названия повести. Как реализуется он в ее содержании, идеи

"Этот чуть выше человеческого роста обелиск за каких-нибудь десять лет, что я его помнил, несколько раз менял свою окраску: был то белоснежный, беленный перед праздниками известкой, то зеленый, под цвет солдатского обмундирования; однажды проездом по этому шоссе я увидел его блестяще- серебристым, как крыло реактивного лайнера. Теперь же он был серым, и, пожалуй, из всех прочих цветов этот наиболее соответствовал его облику". Это строки из повести Василя Быкова "Обелиск". Книги о героях минувшей войны создаются, и обелиски им возводятся. Память об отдавших жизнь за счастье сегодняшних поколений стучит в сердцах тех, кто воевал и вернулся с победой, и тех, кто не воевал, но постоянно и прочными эмоциональными связями слит с памятью о павших.

В. Быков изображает войну и человека на войне в лучших толстовских традициях - «без прикрас, без бахвальства, без лакировки, - какова она есть». Его, по собственному признанию, интересует не технология боя, а нравственный мир человека, поведение его на войне в кризисных, трагических, безвыходных ситуациях. Автор пишет о войне как очевидец, как человек, испытавший и горечь поражений, и тяжесть потерь и утрат, и радость победы. Писателя интересует то жестоко-суровое испытание, которое должен пройти каждый из его героев: сможет ли он не щадить себя, чтобы выполнить свой долг перед Родиной, свои обязанности гражданина и патриота? Война и была такой проверкой человека на прочность идейную и моральную.

6. Поступок и подвиг на страницах повести. Образ ее героев: их понятие о героическом и обыденном, о жизни и смерти

Возможно, кто-нибудь из скептически настроенных читателей повести спросит: а собственно, был ли подвиг? Ведь учитель Мороз за войну не убил ни одного фашиста. Это, во-первых. Кроме того, он работал при оккупантах, учил, как и до войны, ребят в школе. Несправедливость подобного сомнения очевидна. Ведь учитель явился к гитлеровцам, когда те арестовали его пятерых учеников и потребовали прихода его, Мороза. В этом и есть подвиг. Правда, в самой повести автор не дает однозначного "да - нет" на этот вопрос. Он просто вводит две полемические позиции: Ксендзова и Ткачука. Ксендзов как раз убежден, что подвига не было, что учитель Мороз не герой и, значит, зря его ученик Павел Миклашевич, чудом спасшийся в те дни арестов и казней, чуть ли не всю оставшуюся жизнь потратил на то, чтобы имя Мороза было запечатлено на обелиске над именами пятерых погибших учеников. Спор Ксендзова и бывшего партизанского комиссара Ткачука разгорелся в день похорон Миклашевича, который, как и Мороз, учительствовал в сельской школе и уже одним этим доказал свою верность памяти Алеся Ивановича. У таких, как Ксендзов, есть достаточно рассудочных доводов против Мороза: ведь тот сам, оказывается, ходил в немецкую комендатуру и добился, чтобы открыли школу. Но комиссар Ткачук знает больше: он проник в нравственную сторону поступка Мороза. "Не будем учить мы - будут оболванивать они" - вот принцип, который ясен учителю, который понятен и Ткачуку, присланному из партизанского отряда, чтобы выслушать объяснения Мороза. Оба они познали истину: борьба за души подростков продолжается и во время оккупации. Борьбу эту учитель Мороз вел до самого последнего своего часа. Несомненно, он понимал, что обещание фашистов освободить ребят, устроивших диверсию на дороге, если явится их учитель - ложь, фарисейство. Но не сомневался он и в другом: если не явится, враги-изуверы используют этот факт против него, дискредитируют все то, чему он учил детей. И он пошел на верную смерть. Знал, что казнят всех - и его и ребят. И такой была нравственная сила его подвига, что Павлик Миклашевич, единственный уцелевший из этих ребят, пронес идеи своего учителя через все жизненные испытания. Став учителем, он передал Морозовскую "закваску" своим ученикам. И Ткачук, узнав, что один из них, Витька, помог поймать недавно бандита, удовлетворенно заметил: "Я так и знал. Миклашевич умел учить. Еще та закваска, сразу видать". В повести, таким образом, намечены пути трех поколений: Мороза, Миклашевича, Витьки. Каждое из них достойно совершает свой героический путь, не всегда явно видимый, не всегда всеми признаваемый Писатель заставляет задуматься над смыслом героизма и подвига, непохожего на обычный, помогает вникнуть в нравственные истоки героического поступка. Перед Морозом, когда он шел из партизанского отряда в фашистскую комендатуру, перед Миклашевичем, когда он добивался реабилитации своего учителя, перед Витькой, когда он бросился защищать девушку, была возможность выбора. Поступить именно так или не поступать? Возможность формального оправдания их не устраивала. Каждый из них действовал, руководствуясь судом собственной совести. Такой человек, как Ксендзов, предпочел бы скорее всего устраниться; есть еще любители порицать и поучать, не способные на самопожертвование, не готовые творить добро ради других. Спор, который ведется в повести "Обелиск", помогает понять преемственность героизма, самоотверженности, истинной доброты.

7. Человек на войне в художественном осмыслении автором. Авторское отношение к героям

Авторское отношение к героям и ситуациям ощущается в системе образов и тоне повествования. Герои Быкова просты на первый взгляд, но через их характеры раскрываются важные черты народной войны. Поэтому, хотя в центре повести всего несколько эпизодов и действуют два-три героя, за ними ощущается масштаб всенародной битвы, в которой решается судьба Родины. Персонаж "Обелиска" Ткачук говорит, имея в виду наследие военных лет: "что-то очень важное обязательно должно остаться от нравственной силы людей, не может не остаться. Такое не пропадет. Прорастет, помнишь, как у Некрасова: "Иди в огонь за честь отчизны, за убежденье, за любовь, иди и гибни безупречно, умрешь не даром: дело прочно, когда под ним струится кровь". Вот! А тут крови пролилось ого сколько! Не может быть, чтобы зря". Ткачук имеет в виду подвиг самопожертвования, совершенный учителем Алексеем Ивановичем Морозом, а также подвижническую деятельность только что ушедшего из жизни Павла Миклашевича, тоже учителя, преданного ученика Мороза. И мысли его, старого уже человека, - о будущем, о том, чтобы горел, разгорался огонь справедливости, добра, мужества. Трагична эта летопись героизма. Но она и светла, потому что доказывает: нет предела моральной силе, величию человека. Такой вывод, несомненно, делает читатель и из повести "Обелиск". В произведении этом полемический заряд проявляется не только в самой логике действия: открытым спором насыщен рассказ о Морозе, ведущийся Ткачуком, не раз возникает в нем негодование по поводу "глухарей", которые не смогли понять, оценить по достоинству подвиг учителя. Ведь и имя Мороза появилась на обелиске недавно, только после долгих, упорных хлопот, предпринятых Миклашевичем. Имя учителя прибавилось к именам пятерых школьников, казненных оккупантами, стало впереди них. Мороз не принимал участия в дерзкой вылазке подростков, имевшей столь роковое последствие, даже не знал о ней. Но он был воспитателем ребят, наставником их. Главное же, он добровольно разделил их участь, пошел с ними на казнь. Поступок этот исключителен. Лишь размышляя о нем (а повесть В. Быкова, в сущности, и представляет собой размышление), лишь принимая во внимание все обстоятельства, можно постичь его в полной мере. "Глухари", они, как говорится, были и есть.

И все-таки существует большая разница между равнодушным, ограниченным заведующим района Ксендзовым, для которого с именем Мороза и до сего дня связано нечто неясное, сомнительное, и партизанским командиром Селезневым. Труднейшая пора организации сопротивления врагу. Селезнев весь в заботах об отряде, его боеспособности. Намерение Мороза уйти - нарушение, причем, это очевидно Селезневу, ничем не неоправданное, бессмысленное. Неужто можно поверить немцам, объявившим: пусть придет и сдастся учитель, тогда подростков отпустят? Ясное дело, не отпустят, повесят и их, и учителя. Ясно это и самому Морозу. Он не возражает, когда ему говорят, что идти в Сельцо - "самое безрассудное самоубийство", даже соглашается: "Это верно". Но тут же "очень спокойно так" добавляет: "И все-таки надо идти". Ткачук, комиссар партизанского отряда, хорошо знавший Мороза по предвоенной поре, чувствует силу этой спокойной убежденности, хотя и не может осознать, в чем тут суть. Да и что, собственно, значило тогда - осознать? Согласиться, чтобы Мороз отправился на смерть? А позже, когда Ткачук вместе с командиром подписывал сведения о выбывших партизанах, Мороз оказался в списке попавших в плен: не до того было, чтобы разбираться, да, наверное, и сам порядок отчетности не располагал к многообразию вариантов. Борьбу за Мороза, за доброе героическое имя его Ткачук начал спустя много лет. Вел ее вместе с Миклашевичем и, как можно понять, под сильным его влиянием: видел в этом больном, израненном, мужественном человеке, единственном, кто чудом уцелел среди тех приговоренных к смерти подростков, духовного преемника Мороза, олицетворенное продолжение добрых наставнических дел. Так откуда все-таки она шла, убежденность Мороза в правильности сделанного выбора, убежденность, понятая ныне Ткачуком, еще ранее до конца прочувствованная Миклашевичем? Мороз ценою жизни поддержал в своих учениках, в жителях деревни веру в человека - ту веру, которую оккупанты так упорно стремились уничтожить. Он пошел в Сельцо, потому что матери схваченных ребят, руководствуясь не рассудком, но сердцем, надеялись: Алесь Иванович что-нибудь придумает, спасет. Пошел, чтобы мужеством своим помочь обреченным, помочь уже тем, что будет рядом с ними и вместе с ними в страшный час. Пошел, ибо такой поступок вытекает из всего, что делалось в школе Сельца во время его там учительства. Недолгим было это время: всего два года. Но ученики успели сродниться с учителем. Целый ряд живых, красноречивых подробностей говорит нам, как прочно это родство, как естественно детям считать школу вторым домом. Случалось, она была и домом единственным: Мороз поселил у себя парня, спасая его от отцовских побоев. Да и вообще все дела, заботы детей учитель принимал как свои. Узнал - беднячка-вдова не пускает дочек в школу: обувка плохая для зимней поры, и ходить далеко. Справил девочкам ботинки, хотя сам жил очень бедно, поручил старшему школьнику провожать их, когда возвращаться приходилось в темноте (а то и сам провожал). Мороз стремился, чтобы помощь слабым, всем, кто в ней нуждается, стала нормой в отношениях между детьми, чтобы каждый ощущал локоть другого - в учении ли, в совместной ли работе, чувствовал себя человеком, на которого можно положиться. А прежде всего положиться можно было, это видели, это твердо знали, на самого Мороза, не отделявшего себя от учеников, верно служившего им требовательностью своей и любовью. Тонкий, творческий педагог, Мороз широко понимал свои задачи, действовал не по букве инструкций, а исходя из реальных интересов учения, воспитания, как выразился Ткачук, "был мастер путать постулаты", если это отвечало доброй цели. Не только в школе, во всем селе высок был авторитет молодого учителя, с ним советовались по житейским делам, его мнению, слову доверяли. Даже когда началась оккупация, этот учительский авторитет помог Морозу сохранить школу, влияние на детей, а также полезно работать для партизан. Очень важно иметь в виду: Сельцо находится в западно-белорусских землях, лишь в сентябре 1939 года освобожденных, воссоединенных с Советской Белоруссией. Тогда-то и прибыл сюда Мороз, тогда-то и начал свою работу. Он ощущал себя не просто учителем - представителем строя, основанного на принципах социальной справедливости, гуманности. Он хотел, чтобы ребята скорее и глубже "поняли, что они люди, не быдло, не какие-то там вахлаки, какими паны привыкли считать их отцов, а самые полноправные граждане", "равные в своей стране". Вот почему так заботился Мороз о приобщении детей к богатству культуры (вспомним волнующую сцену чтения вслух "Войны и мира"), вот почему всячески стремился "очеловечить" их, пробудить и укрепить чувство собственного достоинства. Конкретность сциально-исторических обстоятельств придает особую глубину и остроту всей основной коллизии повести, по-особому освещает подвиг Мороза. И, можно сказать, в корень смотрит Ткачук, когда гневно парирует Ксендзова, заявившего - а, собственно, что такое совершил Мороз, убил ли он хоть одного немца? "Он сделал больше, чем, если бы убил сто, - восклицает Ткачук. - Он жизнь положил на плаху. Сам. Добровольно. Вы понимаете, какой это аргумент? И в чью пользу" "Такое не пропадет. Прорастет"

8. Смысл пейзажных зарисовок на страницах повести, их стилистика. Идея человека и природы

Пейзажных зарисовок на страницах повести мало. Они скупы, но точны, иногда дисгармоничны с состоянием и чувствами героев: «Природа полнилась мирным покоем погожей осени», но «меня эта умиротворяющая благость природы, однако, никак не успокаивала, а только угнетала и злила. Я опаздывал, чувствовал это, переживал и клял себя за мою застаревшую лень, душевную черствость». На фоне такого умиротворения осенней природы с особенной остротой читатель ощущает душевное состояние героя и невольно начинает сопереживать вместе с ним. Ситуация, в которую попадают и в которой действуют герои писателя, экстремальная, альтернативная, трагическая. «Руки у всех были связаны сзади. А вокруг - поля, знакомые с детства места. Природа уже дружно пошла к весне, на деревьях растрескались почки. Говорил Миклашевич, такая тоска на него напала, хоть в голос кричи». Действие сосредоточено на малом участке пространства и замкнуто в краткую временную протяженность.

И такой безысходностью веет от этой пейзажной зарисовки! Языку произведения свойственна глубокая образность и философичность. Из художественных приемов наиболее часто используются автором детали-символы: дорога, быстро мчащиеся по гладкому шоссе машины, свет фар, вырывающие из тьмы отдельные предметы. У В. Быкова мирное и военное время человека оцениваются сходно; нравственные измерения те же, подлинная драматическая основа его - общая, и выявляется она наилучшим образом тогда, когда человек действует, когда перед ним - простор, поприще, поле боя, дорога.

Спешить на похороны, опоздать, попасть в разгар поминок, слушать какие- то невнятные речи и споры, чувствовать себя чужим и лишним, уйти, оказаться с попутчиком, незнакомым и малоприятным, - то есть вроде бы исчерпать - бездарно, впустую! - весь сюжет этого томящего, нагоняемого времени, и вдруг на ночной дороге, благодаря тому попутчику, ощутить его подлинный смысл, прикоснувшись к давней трагедии военных лет, к этой завязке затянувшейся печальной драмы. Журналист и старый учитель Ткачук идут по шоссе к городу, и Ткачук рассказывает о Морозе и Миклашевиче. Даже рассказ в рассказе возникает в повести "на ходу" - на дороге, в движении, теряя, может быть, в неспешной обстоятельности и выигрывая в энергии, сжатости и страсти.

9. Традиции и новаторства в изображении войны и человека на войне

Форма повести "Обелиск", вроде бы бесхитростная, на самом деле достаточно сложна: это "рассказ в рассказе", история Мороза возникает во взволнованных словах Ткачука, их, в свою очередь, передает герой- повествователь, также имеющий повод для эмоционального восприятия событий. Такая форма хорошо соответствует дискуссионному, "размышляющему" духу произведения. Вместе с тем - и тут, пожалуй, особенно хорошо ощущаешь высокое, строгое искусство В. Быкова - в "многослойном", личностно окрашенном повествовании сохранить все точно отобранные реалистические, психологические детали. Это и помогает читателю составить объективное представление о Морозе, побудительных мотивах его действий. Повесть "Обелиск", рассказывающая о военном прошлом из наших дней, проникнута чутким вниманием к деталям жизни, что так или иначе соотносится с долговременным влиянием, оказываемым личностью, делом, подвигом Мороза. Вот, например, узнаем мы о хлопце, смело вступившем в схватку с тремя бандитами, жестоко пострадавшем, но спасшем людей, - оказывается, хлопец этот учился в школе у Миклашевича "Миклашевич умел учить. Еще та закваска, сразу видать", - радуется по этому поводу Ткачук. А разве мало значат для общей нравственной атмосферы произведения волнения, беспокойство, испытываемое и Ткачуком, и героем-повествователем? Первый корит себя, что сделал для памяти Мороза меньше, чем мог. Второй - что не отозвался вовремя на обращение Миклашевича, не поинтересовался даже, в чем его суть (а дело, оказалось, шло о Морозе, нужна была профессиональная помощь журналиста). Недаром клянет герой-повествователь суету, "медвежью неповоротливость", с которыми "недолго было до конца прожить отпущенные тебе годы, ничего не сделав из того, что, может, только и могло составить смысл твоего существования на этой грешной земле". Недаром утверждает он: если жизнь "и наполняется чем-то значительным, так это, прежде всего разумной человеческой добротой и заботой о других - близких или даже далеких тебе людях".

Для Быкова учительство не только социальная роль, но - категория жизни, жизненное кредо, духовная направленность человеческого образа, в основе которой мысль о будущем, забота о нем, ответственность за него. И ответственность эта распространяется, прежде всего, на тех, кто еще только начинает жить, кому принадлежит будущее. И не в том было дело, что поверил - добровольной сдачей своей вызволит ребят, - просто считал своим долгом быть вместе с учениками в самые трудные для них минуты. Мог ли Мороз поступить иначе? Наверное, мог, но в его сознании это был единственно правильный путь, и он пошел по нему, руководствуясь этим емким "надо", не думая о том, что совершает подвиг человечности. Однако многим тогда поступок Мороза, стоивший ему жизни, показался безрассудным и бесценным. Да и спустя годы, несмотря на то, что доброе имя Мороза было восстановлено, находились некоторые, вроде заведующего районо Ксендзова, так этот поступок не расценивавшие. Немалых трудов и здоровья стоило чудом уцелевшему ученику Мороза доказать, что поступок учителя был не безрассудством, а подвигом. Сам Миклашевич тоже стал учителем, продолжил дело Мороза, впитав в свою душу его богатство и человечность. Миклашевич - итог подвижничества Мороза, а за Миклашевичем и еще кто-то, уже из его учеников - как тот парень, что не побоялся один против троих, и еще многие. Как верно говорит один из персонажей повести, "не может не остаться. Такое не пропадает. Прорастет. Через год, пять, десять, а что-то проклюнется". Пафос "Обелиска" заострен против узкого, близорукого понимания пользы, не выходящей за грань самоочевидности, не принимающего во внимание глубинные духовные и нравственные связи, по мысли писателя, протягивающиеся между прошлым и будущем. Именно такой близорукостью страдали те, кто не смогли увидеть, какой огромный, духовно значительный смысл нес поступок учителя Мороза.

Для будущего, для формирования его нравственной и духовной сути поступок Мороза - поистине героическое деяние, бесспорно в своем духовном воздействии. И не только сам поступок, но и проявившаяся в нем душевная чуткость, нравственная прозорливость. В. Быков подчеркивает, что важен не только конкретный, очевидный, сиюминутный результат совершенного, важен духовный импульс, заключающийся в нем и передающийся по цепи человеческих душ, возвышая и воспитывая их. В центре художественного мира писателя остается человек в пространстве и времени войны. Обстоятельства, сопряженные с этим временем и пространством, побуждают (и вынуждают) человека к подлинному бытию. В нем есть то, что вызывает восхищение, и то, что отвращает и страшит. Но и то и другое - подлинно. В этом пространстве выбран тот скоротечный час, когда человеку не за что и не за кого спрятаться, и он - действует. Это время движения и действия. Время поражения и победы. Время сопротивления обстоятельствам во имя свободы, человечности и достоинства.

быков война повесть пейзажный

Используемая литература

1. Михаил Сильников. Во славу павших, во имя живущих. Москва "Молодая гвардия", 1985г.

2. Духан Я. С. Великая Отечественная Война в прозе 70-80-х годов. Ленинград "Знание" 1982г.

3. Шкловский Е.А. Человек среди людей. Москва "Знание" 1987г.

4. Дедков И. Василий Быков. Повесть о человеке, который выстоял. - М.: Советский писатель, 1990.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

    Произведения о войне как трагедии народа в литературе ХХ века. Краткая биографическая справка из жизни В. Быкова. Сюжет повести "Сотников". Основная цель партизанской войны. Нравственная сила Сотникова. Роль и место повести в творчестве писателя.

    реферат , добавлен 09.12.2012

    Биографии Ю.В. Бондарева и Б.Л. Васильева. Место проиведений в творчестве писателей. История содания романа и повести. Место действия. Прототипы героев. Новаторство писателей и дань классике. Женские образы в романе и повести. Взаимоотношения героев.

    реферат , добавлен 09.07.2008

    Таинственная недосказанность в произведениях Хемингуэя, его отношение к своим героям, используемые приемы. Особенности раскрытия темы любви в произведениях Хемингуэя, ее роль в жизни героев. Место войны в жизни Хемингуэя и тема войны в его произведениях.

    реферат , добавлен 18.11.2010

    Философско-культурологические взгляды Державина, Карамзина и Жуковского, их отношение к смерти как категории бытия и её выражение в их произведениях. Оценка отношения А. Пушкина к смерти в произведениях. Гуманистическая направленность творчества Пушкина.

    курсовая работа , добавлен 02.05.2013

    Биография Василия Быкова. Ситуация нравственного выбора как основа его сюжетов. Художественное исследование моральных основ человеческого поведения в их социальной и идеологической обусловленности. Тема Великой Отечественной войны в творчестве В. Быкова.

    реферат , добавлен 05.06.2010

    Андрей Платонов – сатирик, философ, мастер слова; стиль и способы выражения авторской позиции в его творчестве. Художественно-философская концепция повестей "Котлован", "Чевенгур": глубинный смысл человеческого бытия, тема жизни, смерти и бессмертия.

    курсовая работа , добавлен 05.10.2014

    Образ "маленького человека" в произведениях А.С. Пушкина. Сравнение темы маленького человека в произведениях Пушкина и произведениях других авторов. Разборка этого образа и видение в произведениях Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова, А.П. Чехова и многих других.

    реферат , добавлен 26.11.2008

    Особенности освещения темы русско-чеченской войны в произведениях жителя Чечни, писателя Германа Садулаева. Анализ повести "Одна ласточка еще не делает весны", в которой автор пишет не только о войне, но и об истории, традициях, мифологии своего народа.

    реферат , добавлен 11.05.2010

    Творчество писателя фронтовика Вячеслава Кондратьева, особенности изображения им войны. Этапы жизни В. Кондратьева, его годы на войне и путь к писательству. Анализ повести "Привет с фронта". Идейно-нравственные связи в произведениях Кондратьева.

    реферат , добавлен 09.01.2011

    Место повести "Старик и море" в творчестве Эрнеста Хемингуэя. Своеобразие художественного мира писателя. Развитие темы стойкости в повести "Старик и море", ее двуплановость в произведении. Жанровая специфика повести. Образ человека-борца в повести.

В своих произведениях - повести «Журавлиный крик» (1960), рассказах «Смерть человека» (1957), «Двадцатый» (1958) и др. - писатель изображает героизм фронтовых будней, мужество солдат. Этой же теме посвящены и произведения последних лет - книги «Третья ракета» (1962), «Мертвым не больно» (1966), «Дожить до рассвета» (1974), «Сотников» (1970), «Обелиск» (1972), «Его батальон», «Знак беды» (1983), «Карьер» (1988), «В тумане» (1989). Василь Быков стал участником войны в 18 лет. Было военное училище, был фронт. Сначала пехота, затем истребительная противотанковая артиллерия. Был ранен, считался без вести пропавшим, даже имя его осталось на одной из братских могил тех лет. Писатель, отвечая на вопросы журналистов, говорил: «Я всегда писал о том, что видел и пережил сам, что пережили мои товарищи. Конечно, в моих книгах нет буквального воспроизведения жизненных ситуаций. Но все, о чем я пишу, так или иначе было». Повесть «Обелиск» была впервые опубликована в 1972 году и сразу вызвала поток писем, приведших к дискуссии, развернувшейся в печати.

Речь шла о нравственной стороне поступка героя повести Алеся Мороза; один из участников дискуссии рассматривал его как подвиг, другие как необдуманное решение. Дискуссия позволила проникнуть в самое существо героизма как идейно-нравственного понятия, позволила постичь многообразие проявлений героического не только в годы войны, но и в мирное время. Содержание произведения не исчерпывается обращением к прошлому. В повести писатель стремится рассмотреть во всей протяженности судьбы тех, кто погиб в войну, и тех, кто выжил, но продолжает чувствовать себя бойцом. Бойцом за справедливость, за восстановление имен и подвига погибших. Повесть пронизана характерной для Быкова атмосферой раздумья.

Автор строг к себе и своему поколению, 78 потому что подвиг периода войны для него - основная мера гражданственной ценности и современного человека. На первый взгляд, учитель не совершил подвига. За войну он не убил ни одного фашиста. Он работал при оккупантах, учил, как и до войны, ребят в школе. Но это только на первый взгляд. Учитель явился к гитлеровцам, когда те арестовали пятерых его учеников и потребовали его прихода.

В этом и есть подвиг. Правда, в самой повести автор не дает однозначного ответа на этот вопрос. Он просто вводит две политические позиции: Ксендзова и Ткачука. Ксендзов как раз убежден, что подвига не было, что учитель Мороз не герой и, значит, зря его ученик Павел Миклашевич, чудом спасшийся в те дни арестов и казней, чуть ли не всю оставшуюся жизнь потратил на то, чтобы имя Мороза было запечатлено на обелиске над именами пятерых погибших учеников. Спор Ксендзова и бывшего партизанского комиссара Ткачука разгорелся в день похорон Миклашевича, который, как и Мороз, учительствовал в сельской школе и уже одним этим доказал свою верность памяти Алеся Ивановича.

У таких, как Ксендзов, есть достаточно разумных доводов против Мороза: ведь тот сам, оказывается, ходил в немецкую комендатуру и добился, чтобы открыли школу. Но комиссар Ткачук знает больше: он проник в нравственную сторону поступка Мороза. «Не будем учить мы - будут оболванивать они» - вот принцип, который ясен учителю, который понятен и Ткачуку, присланному из партизанского отряда, чтобы выслушать объяснения Мороза. Оба они познали истину: борьба за души подростков продолжается и во время оккупации. Борьбу эту учитель Мороз вел до самого последнего своего часа. Он понимал, что обещание фашистов освободить ребят, устроивших диверсию на дороге, если явится их учитель, - ложь.

Но не сомневался в другом: если не явится, враги используют этот факт против него, дискредитируют все, чему он учил детей. И он пошел на верную смерть. Знал, что казнят всех - и его, и ребят. И такой была нравственная сила его подвига, что Павлик Миклашевич, единственный уцелевший из этих ребят, пронес идеи своего учителя через все жизненные испытания. Став учителем, он передал морозовскую «закваску» своим ученикам.

Ткачук, узнав, что один из них, Витька, недавно помог поймать бандита, удовлетворенно заметил: «Я так и знал. Миклашевич умел учить. Еще та закваска, сразу видать». В повести намечены пути трех поколений: Мороза, Миклашевича, Витьки. Каждое из них достойно совершает свой героический путь, не всегда явно видимый, не всегда всеми признаваемый. " Писатель заставляет задуматься над смыслом героизма и подвига, не похожего на обычный, помогает вникнуть в нравственные истоки героического поступка. Перед Морозом, когда он шел из партизанского отряда в фашистскую комендатуру, перед Миклашевичем, когда он добивался реабилитации своего учителя, перед Витькой, когда он бросился защищать девушку, была возможность выбора. Возможность формального оправдания их не устраивала.

Каждый из них действовал, руководствуясь судом собственной совести. Такой человек, как Ксендзов, предпочел бы скорее всего устраниться. Спор, который ведется в повести «Обелиск», помогает понять преемственность героизма, самоотверженности, истинной доброты.

О войне сейчас многие узнают из книг, фильмов. Всё меньше остаётся людей, которые пережили те страшные годы, которые знают всё непонаслышке. Читая рассказы Василя Быкова, я вспоминала о тех людях, которых тоже не пожалела война и помнят в нашей семье. Это мой дед и прадед.

В 1943 году моему дедушке, Васильчуку Виктору Михайловичу, было 8 лет, когда немцы его вместе с мамой угнали из Херсонской области Украины в Румынию. Там они прошли ряд концлагерей, после которых попали в «Освенцим» – концлагерь Третьего Рейха. С матерью его разделили. Дедушке повезло, что его не отправили в газовую камеру только потому, что у него было спортивное телосложение и голубые глаза. Таких мальчиков отбирали для научных опытов. Вводили какие-то препараты, давали что-то пить, постоянно брали кровь. Было холодно, грязно, хотелось есть. Непослушных травили собаками. Дедушка помнил тот момент, когда их освободили войска союзников. Становится жутко от того, когда понимаешь, что дед был младше меня. Наверное, он бы ещё смог рассказать нам многое, но сказались те страшные годы, и дед умер в 66 лет.

В городе Барановичи Брестской области родился мой прадед, поэт Валентин Тавлай (08. 02. 1914-27. 04. 1947) ,человек короткой, но яркой биографии: представитель комсомольского и коммунистического подполья, освободительного революционного движения в Западной Белоруссии. С сентября 1939 года по 22 июня 1941 года работал корреспондентом районной газеты г. Лиды. В годы Великой Отечественной он был разведчиком, связным партизанского отряда имени Котовского бригады имени Дзержинского Барановичской области, разведчик спецгруппы «Буревестник». В 1943 году нацисты арестовали Валентина Тавлая вместе с родителями и сестрой, которая тоже была в подпольной группе. Его родители погибли в концлагере Освенцим, а прадед и сестра были выкуплены из тюрьмы жителями Лиды. После войны Валентин Тавлай работал в районной газете «Звезда», а затем в Минске, в Литературном музее Янки Купалы. Валентин Тавлай – автор замечательных, проникнутых пафосом революционной борьбы стихотворений, многие из которых были написаны в тюрьмах буржуазной Польши. Сейчас в Белоруссии, г. Лиде в доме, где он жил, находится историко-художественный музей, в котором развернута литературная выставка. В одной из комнат есть кабинет моего прадеда. В г. Барановичи центральная библиотека носит имя Валентина Тавлая. Создан документальный фильм о белорусском поэте-революционере Валентине Тавлае. В нём рассказывается о том, что школа подпольной борьбы, партизанского движения стала школой его жизни. Ни фашистская тюрьма, ни тяготы жизни не сломили его.

Когда началась война, Беларусь первая приняла удар фашистов. Меня поразило мужество, бесстрашие и стойкость моих родственников, о жизни которых знают не только в нашей семье. Для меня выбор писателя для моей работы был очевиден. Василий Быков – один из отечественных писателей, который на протяжении долгих лет творчества остался верен теме войны. Он не только белорусский писатель, но и человек, непосредственно связанный с Саратовом.

Василь Быков (1924–2003), белорусский прозаик, родился 19 июня 1924 в д. Череновщина Витебской обл. (Белоруссия) в крестьянской семье. По окончании сельской школы поступил в Витебское художественное училище. Учеба была прервана Великой Отечественной войной. В 1941г. в 17 лет Быков ушел добровольцем на фронт. В 1942 году был призван в действующую армию, попал в инженерный батальон, строивший оборонные укрепления, участвовал в боях на Юго-Западном фронте, затем был направлен в пехотное училище в Саратове. Окончив училище, воевал в должности командира стрелкового взвода, взвода автоматчиков и взвода противотанковой артиллерии на Украине, в Румынии, Венгрии, Австрии до победы. Дважды был ранен. После войны ещё 10 лет оставался кадровым офицером. Возвратившись после демобилизации в Гродно, Быков отдается литературному творчеству. Одна за другой публикуются его повести. Война оказала решающее влияние на формирование личности Быкова и стала центральной темой его творчества. Действие многих повестей Быкова связано с жизнью людей во время фашистской оккупации – в партизанских отрядах и белорусских деревнях. Сюжеты повестей представляют собой обычно какой-нибудь небольшой военный эпизод. Нравственная проблема же служит ключом, открывающим дверь в произведение. Особенно интересуют Быкова такие ситуации, в которых человек должен руководствоваться не прямым приказом, а своим нравственным принципом.

Спустя годы В. Быков снова «вернулся на войну», чтобы увидеть её, как прежде – в упор: вокруг себя и в своих героях. Чтобы услышать тяжелое дыхание человека, бегущего рядом вверх по склону высоты в атаку. Склониться над молодым лейтенантом, умирающим в одиночестве посреди голого поля, увидеть звезды в небе со дна окопа Он предпочел остаться на войне во имя тех, кого уже давно нет, но кто продолжает жить в памяти солдата, в памяти народа. Ведь книги о войне тоже памятник погибшим солдатам.

Итак, главная тема творчества В. Быкова – жизнь человека на войне. Так кто же они, герои рассказов? И все ли они совершали подвиги?

Война оказала решающее влияние на формирование личности В. Быкова и стала центральной темой его творчества.

Свое мнение по этому поводу он высказал в статье «Живая память поколений». В ней он писал: «Сороковые годы дали нашей литературе ряд замечательных образов героев. Мы привыкли за много лет к мужественному неунывающему рядовому В. Теркину, к несгибаемому в своем стремлении стать в строй бойцов Мересьеву, к мужественным разведчикам». Однако « правда о войне, о подвиге народа была высказана далеко не вся». Эту неполноту можно было как-то понять, оправдать. Писатели «шли по горячим следам событий», не имели ни времени, ни возможностей для осмысления всех проявлений войны, но согласиться, примириться с нею – значило бы для Быкова изменить своему опыту, памяти, совести. Все изменилось, когда вернулись с войны и получили образования ее рядовые участники. Среди них был и Василий Быков, будущий писатель.

В произведениях Быкова мало эффектных исторических событий, но зато ему удалось с потрясающей глубиной передать ощущения рядового солдата на большой войне. Этот герой не содержал ничего, что отделяло бы его от других, обозначало бы его превосходство. Он сознавал себя частицей защищающегося народа. Война представала тягчайшим бременем, общей бедой и несчастьем, страшным ударом по всему нормальному и человеческому, и этот удар нужно было отразить. Но сделать это очень трудно, и потому в повестях Быкова так велика тяжесть войны. И тем дороже выдвинутый этой прозой герой – человек, не убирающий плеча из-под общей ноши, не отворачивающий лица от правды, человек, выстаивающий до конца.

1. Трагическая судьба героев в первый год войны.

В повести «Журавлиный крик» шестеро солдат у железнодорожного переезда должны держать оборону в течение суток, обеспечивая отход батальона. Они вступили в неравный бой, не ища для себя спасенья. Первым заметил немецких мотоциклистов Фишер, он почувствовал: «пришло время, когда определяется весь смысл его жизни». Ему хотелось, чтобы старшина изменил о нем мнение. Очевидно в эту ночь «не мудреная мерка солдатских достоинств, принадлежащих старшине, в какой-то мере стало жизненным эталоном для Фишера». Его выстрелы предупредили старшину Карпенко и остальных, и он вправе был позаботиться о себе. Но Фишер не знал, что убежать или затаиться в его положении – вполне пристойно и честно. Ему представилось строгое скуластое лицо старшины, он почти наяву услышал презрительный окрик: « Эх ты, растяпа! « И тогда весь мир для него ограничился укоризненным взглядом сурового старшины и этой цепочкой мотоциклов. И он дождался переднего, выстрелил, попал, и тотчас очередь из автомата размозжила ему голову.

Мотив действительно безыскусен: интеллигент, близорукий книжник, боится упреков в нерасторопности и трусости больше, чем смертельной опасности, он хочет соответствовать меркам старшины, то есть общей мерки долга, тягот, риска. Он хочет быть вровень с другими, иначе ему – стыдно.

После Фишера, в самый разгар боя на переезде гибнут Карпенко и Свист. О себе Карпенко не очень тревожился: он сделает все, что от него потребуется. Это надежный служака, не избалованный жизнью. Его действия в бою предрешены. А смерть Свиста наступила вследствие неравного единоборства с немецким танком: он бросил одну за другой гранаты под гусеницы, но отбежать не успел.

Повесть заканчивается, когда Василий Глечик, самый юный из шестерых, еще жив, но, судя по всему, обречен. Мысль о том чтобы оставить позицию, спастись, была для него неприемлемой. Нельзя нарушить приказ комбата, его нужно выполнить любой ценой, и, конечно, присяга и долг перед родиной.

Писатель дал почувствовать, как горько, когда обрывается такая чистая и молодая, верующая в добро жизнь. До Глечика донеслись странные печальные звуки. Он увидел, как за исчезающей стаей летел отставший, видно, подбитый журавль; отчаянный крик птицы безудержной тоской захлестнул сердце юноши. Этот журавлиный крик – полная печали и мужества песня прощания спавшими и призывный клич, возвещающий о смертельной опасности, и этот мальчик потрясенно открыл для себя: ему скоро предстоит умереть и ничего изменить нельзя. Он схватил единственную гранату и занял свою последнюю позицию. Без приказа. Хорошо зная, что это конец. Не желая умирать и, не умея выживать любой ценой. Это была героическая позиция.

Герои повести «Журавлиный крик» при всем разнообразии своих характеров схожи в главном. Они сражаются до конца, своей кровью, своей жизнью обеспечивая организованный отход батальона. Через их трагическую судьбу очень убедительно показывается трагедия первых военных лет и реалистически раскрывается неброское во внешних своих проявлениях мужество солдат, которые в конечном итоге обеспечили нашу победу.

2. Отношение героев к войне, народу, отечеству.

В повести «Третья ракета» действия происходят намного позже, уже на заключительном этапе войны, когда ее огненный вал докатился до Румынии и Венгрии. Но в этой повести герои – все те же обыкновенные люди труда, которых время вынудило оставить привычные и очень естественные для них мирные занятия и взяться за оружие. Таков, к примеру, командир орудия старший сержант Желтых. «Обычный колхозный дядька», как говориться о нем в повести, он воюет с ясным пониманием того, что нужно выполнить свой воинский долг. Но больше всего он мечтает, чтобы эта война была последней, чтобы детям не довелось узнать такого лиха, которое забрало у Желтых и отца (погиб на первой мировой), и деда (убило во время русско-японской войны), а позже, под Халхин-Голом, и брата покалечило.

Черты обыкновенности отчетливо видны и в Лозняке, который, заглядывая себе в душу, уже твердо решив «биться изо всех сил», думает: «Я не герой, я очень обыкновенный, и сдается мне, даже боязливый парень», и в аккуратном потянутом наводчики Попове, и в Кривенко, и в Лукьянове, персонажах со сложной военной судьбой. Худющий, «как жердь», «тихий, слабосильный интеллигент», он какой-то надломленный, обиженный – это все о больном малярией Лукьянове, бывшем лейтенанте, разжалованным за трусость в рядовые. Но и он понял, что, «не победив в себе труса, не победить врага». И это понимание, и победа над самим собой дались Лукьянов очень не легко. Умирает он, при всех его слабостях, по-солдатски. Он отдает свою жизнь в борьбе с врагом, оплатив высокой ценой приобретённое, наконец-то, солдатское мужество.

Для Быкова всегда интересно, какой личный интерес движет человеком на войне: это рано или поздно проявится. И тогда, какими бы словами об общих целях ни прикрывался человек, становится ясным, кто он есть на самом деле и какого его отношение к войне, народу, отечеству.

Командир Желтых войну воспринимает, как необходимость защищать родину, он знает, что многие жизни, дальние и близкие, зависят от него, и им движет сильнейший личный интерес, совпадающий с историческим интересом. И это, может быть, объясняет, поему так естественен и самостоятелен его героизм.

Лёшка Задорожный в войне видит только парадную сторону: награды, чины и не понимает ежедневного будничного героизма солдат. В решающий момент боя он выгадывает, ловчит, любой ценой уклоняется от общей ноши, чтобы только сохранить свою драгоценную жизнь.

Усилия же Желтых его солдат удержать позицию – героические усилия; в пространстве фронта одна пушка, удерживающая свой рубеж, может быть затеряна, как иголка в стоге сена. Но рубеж удерживается ценой пяти человеческих жизней. Можно сказать, что эти люди стремятся действовать достойным образом, но достойные пути – самые опасные: их-то и спешит перекрыть смерть, по смыслу она может быть героической, но тожественности и величия в ней не прибывает. Теперь она увидена ещё ближе, глазами рассказчика Лозняка. Он видит, как бьёт кровь из горла и брызжет ему в лицо, обдаёт спину Задорожного, – это погибает Желтых. Героическое заканчивается и так; ничего нельзя изменить; от этого ещё нестерпимее боль за человека. Обилие обыдённо-героического и обыдённо-трагического у Быкова лишний раз напоминает, какая была война, и из каких бесконечно малых слагаемых побед и утрат складывалась историческая победа народа.

3. Оправдан ли риск на войне?

У Быкова война высвобождает, обостряет в человеке его лучшие, добрые силы. Низость же теряет своё прикрытие: рано или поздно настанет час, когда не за кого спрятаться, некого поставить под удар вместо себя, и становиться видно, каков человек на самом деле.

Командир Маслаков в повести «Круглянский мост» идёт на задание вместе с юным партизаном Стёпкой. Бритвин нашёл предлог, чтобы не участвовать в этом деле. Конечно, Маслаков мог бы использовать командирскую власть и заставить подчинённого идти к мосту, но командир – из тех, кто взваливает ношу на свои плечи. Ну, а Бритвин – из другой породы. Он толкует, что риск людьми на войне оправдан, но делает всё, чтобы не попасть в число рискующих людей, он предпочитает рисковать другими. Он не понимает, когда люди рискуют добровольно. Поэтому осуждает Преображенского, который сдаётся врагам, чтобы спасти семью, и Ляховича, не желающего спасти свою жизнь унижением.

Стёпка неприязненно относиться к Бритвину. Но когда тот начал готовиться к взрыву моста, юноша подумал о нём уважительно: «пойдёт сам и погонит всех, Митю тоже», но Бритвин не желает рисковать своей жизнью. Он обрекает на гибель подростка Митю, а сам не принимал участи в операции. Вот тогда-то и не сдержался юный партизан и бросает в лицо Бритвина обвинение в подлости: «Ты не командир, а жулик!» В ярости Бритвин ударил Стёпку прикладом, а тот выстрелил в обидчика. Не убил, а только ранил. В интересах Бритвина – скрыть этот инцидент, но Стёпка готов предстать перед судом, чтобы каждый понёс наказание по справедливости.

Чувство справедливости и человечности торжествуют в мире Быкова над низменным, корыстным, эгоистичным, над страхом за себя «единственного», это торжество одухотворённого, светлого начала в человеке. Как бы ни обижала судьба Толкача, свет жизни не погас в нём, и он отстаивает справедливость и порядочность в человеке и в жизни.

4. Героизм и предательство

К сожалению, особенно в первые годы после окончания Великой Отечественной войны в литературе намечаются определенные схемы в изображении подвига народа. В произведениях видно было четкое разделение на «своих» и «чужих», схема действий людей определялась приказами командиров. Василь Быков один из первых поднимает вопрос самоопределения героя. Повесть «Дожить до рассвета» позволяет лучше понять представление писателя о героизме и героическом человеке, природу героизма.

Как известно, на войне выполняются приказы старших начальников. И ответственность за удачу или не удачу той или иной операции делится пополам между её исполнителем и руководителем. А здесь случай, когда инициатором операции выступает сам исполнитель – младший офицер, но всё дело в том, что эта его инициатива заканчивается полным фиаско. Конечно, Ивановский тут ни при чём, можно оправдать его, ведь он честно исполнял свой долг. Но сам Ивановский оправдать себя не может: ведь операция потребовала невероятных усилий, за неё заплачено жизнью людей, его подчинённых. В гибели Ивановского никто не виноват: он сам выбирал для себя такой удел, потому что обладал высокой человеческой нравственностью, не позволявшей ему схитрить ни в большом, ни в малом.

Героический выбор, по В. Быкову, не исключителен; он бывает необходим и естествен, если человек ценит нечто большее, чем он сам. Если личный его интерес шире его самого и его отдельного блага, если есть на свете что-то, что он хочет сохранить любой ценой. Это может называться по разному: детьми, домом, справедливостью, добром, любовью, человечностью, но оно – живая часть этого человеческого существования и не может быть отдана насилию.

Ситуация, нарисованная В. Быковым в повести «Дожить до рассвета», во многом парадоксальна. Обычно в «военной литературе» оценка героев тесно связана с результатом их действий Что касается лейтенанта Ивановского, то здесь между внешними и внутренними итогами действия вроде бы пролегает разрыв. Кажется, что лейтенант погибает бесполезно. Его поход неудачен, задача не выполнена, часть группы потеряна, жизнь остальных висит на волоске. Наконец, и сам лейтенант остаток угасающих сил тратит на то, чтобы подорвать вместе с собой захудалого обозника. С практической точки зрения сделанное Ивановским кажется ничтожно малым, несмотря на то, что он предельно честно, до последней капли использовал собственные возможности.

Но, как раз в этом пункте рождается проблема, ради которой писатель взялся за перо. Кто знает, говорит он, не зависит ли общая судьба войны и от того, «как умрёт на этой дороге двадцатидвухлетний командир взвода, лейтенант Ивановский».

Начиная с того момента, когда Ивановский и Пивоваров расстаются с другими бойцами, повернувшими обратно к линии фронта, повествование становится всё более и более подробным. Для автора важны прежде всего мотивы, которыми руководствуется герой, внутренние источники его самозабвенного, иступлённого сопротивления обстоятельствам – на этом он сосредоточен, это исследует самым тщательным образом. Показывая, каких невыносимых физических страданий стоит Ивановскому каждый его шаг, каждый метр преодоленного им пространства и как он с этим справляется, благодаря чему, во имя чего?

Лейтенант мог вернуться, не выполнив задания, мог, будучи раненным, сдаться врагу, мог, наконец, подорвать себя, не дожидаясь, пока ранение и мороз отнимут у него в страшных муках остатки жизни. Но перед лицом смерти он уже не думал о своём несчастье, о своём спасении, о свое судьбе – он терзался тем, что так и не успел ничего совершить, «Гневное отчаяние оформилось в цель – последнюю цель в его жизни». Гневное отчаяние – это парадоксальное на первый взгляд сочетание глубоко правомерно: отчаяние от невозвратимо уходящей жизни, оттого, что он умрёт здесь, безвестный, недолюбивший, не выполнивший боевую задачу, но отчаяние не жалостливо-расслабленное, а гневное, побуждающее к мести, решительному действию. Именно гнев заставляет его дожить до рассвета, до того времени, как на дороге начнётся движение, – и тогда сделать «последний взнос для Родины, во имя своего солдатского и гражданского долга».

Героизм не синоним жертвенности. Быков не случайно стремится создать образ негероический. Поступок героя повести объясняется его духовной стойкостью, которая не позволяет ему поступить иначе.

Действие многих повестей Быкова связано с жизнью людей во время фашистской оккупации – в партизанских отрядах и белорусских деревнях. Центральной для этих произведений становилась тема предательства. Быков ставит в одну ситуацию с героями предателей.

В повести «Обелиск» писатель пишет о жителе белорусского села. «Не помню уже его фамилии, но по селам его звали Каин. И вправду был Каин, много бед принес людям». В мирное время был обычный парень, «а пришли немцы – переродился человек. Вот что значит условия». Может до войны в Каине было что-то потихоньку подлое, «а тут попёрло». Каин предавал своих сельчан и с усердием служил немцам. Расстреливал раненых командиров, которые прятались в лесу, своих сельчан: женщин, детей. Он поджигал дома, устраивал облавы на евреев. Бывают и свои хуже врагов.

В чрезвычайных обстоятельствах, в условиях войны, проявляются, высвечиваются те черты и качества людей, которые в обычных, относительно нормальных условиях незаметны, а может быть и вовсе не нужны.

Может, также незаметны эти качества были в солдате Пшеничном в повести «Журавлиный крик». Но, когда он идет на боевое задание вместе со своими товарищами, его черты характера проявляются в полной мере. Пшеничный прячет еду от товарищей, и даже когда они находят её, ему не становится стыдно. Что это, жадность? Пшеничный чувствует приближение немцев, начинает паниковать. Наших солдат всего шестеро, им не выстоять. Пшеничный взвешивал все «за» и «против», но теперь, попав в эту мышеловку, наконец-то решился. «Своя рубашка ближе к телу, – рассуждал он, – а жизнь для человека дороже всего, и сохранить ее можно, только бросив оружие и сдавшись в плен». Что это, трусость? Я думаю, что и жадность, и трусость привели Пшеничного к предательству.

Именно выбор собственной судьбы, выбор между героизмом и предательством становится основной темой повести В. Быкова.

Хочу отметить, что Быков вообще далек от схематичного изображения поступков предателей. Проблема выбора возникает всегда, если речь идет о необходимости сохранить верность своим нравственным принципам в ситуации, когда проще от них отречься.

Писателю важно показать путь нравственных мучений, который ожидает человека, по сути, погибшего уже тогда, когда разрешил себе предательство. Именно ему, живому, предстоит всю жизнь расплачиваться за свой поступок, а это, может быть, пострашнее смерти – вот к какому выводу приводит нас Быков.

5. Нравственный выбор героев В. Быкова.

В центре каждой повести оказывалась нравственная проблема, которую Василь Быков «растворял» в напряженном военном эпизоде – как правило, не слишком протяженном во времени. Он не раз говорил и писал о том, что его интересуют те ситуации, которые дают возможность наиболее полного раскрытия характеров, позволяют сделать зримой человеческую сущность в момент ее наиболее яркого проявления. Чаще всего духовные взлеты героев заканчивались смертью, как в повестях «Альпийская баллада» и «Обелиск».

Герой повести «Альпийская баллада», русский военнопленный Иван, бежал вместе с итальянской девушкой от ада концлагеря. Гонимые собаками, под дождём, они бежали в горы. От слабости подкашивались ноги. Обессилев от усталости, Иван нес Джулию на руках. Зачем он ей помогал? Один он мог быстрее оторваться от погони. Когда их поймали в ловушку, загнали собаками на край пропасти, Иван заставил прыгнуть Джулию с обрыва, прикрывая девушку от фашистов. Он погиб, спасая итальянку Джулию, с которой судьба свела его всего на несколько дней. Разве Иван не хотел жить?

Гегель писал: «Когда человек совершает тот или иной нравственный поступок, то этим он еще не добродетелен; он добродетелен лишь в том случае, если этот способ поведения является постоянной чертой его характера». В повести «Альпийская баллада» Василь Быков показывает нравственный выбор героя. Даже на войне люди не изменяют своим жизненным принципам, и отдают свою жизнь во имя другой.

Повесть «Обелиск» меня заинтересовала тем, что герои – это школьный учитель и школьники, которым тоже приходится делать свой выбор.

«Этот чуть выше человеческого роста обелиск за каких-нибудь десять лет, что я его помнил, несколько раз менял свою окраску: был то белоснежный, беленный перед праздниками известкой, то зеленый, под цвет солдатского обмундирования; однажды проездом по этому шоссе я увидел его блестяще-серебристым, как крыло реактивного лайнера. Теперь же он был серым, и, пожалуй, из всех прочих цветов этот наиболее соответствовал его облику». Это Василь Быков писал про обелиск, на котором значились пять имен подростков, погибших во время войны, а через годы и годы появилось еще одно имя – их учителя Алеся Ивановича Мороза.

Весь мир знает о подвиге польского педагога Януша Корчака, принявшего смерть в газовой камере вместе со своими воспитанниками, но не оставившего детей несмотря на предложение фашистского офицера. А сколько учителей приняли смерть, оставшись неизвестными миру?

Возможно, кто-нибудь спросит: а собственно, был ли подвиг? Ведь учитель Мороз за войну не убил ни одного фашиста. Кроме того, он работал при оккупантах, учил, как и до войны, ребят в школе. Несправедливость подобного сомнения очевидна. Ведь учитель явился к гитлеровцам, когда те арестовали его пятерых учеников и потребовали прихода его, Мороза. В этом и есть подвиг. Правда, в самой повести автор не дает однозначного ответа на этот вопрос. Он просто вводит две полемические позиции: Ксендзова и Ткачука.

– Что такое он совершил? Убил хоть одного немца?- спрашивает Ксендзов.

– Он сделал больше, чем, если бы убил сто. Он жизнь положил на плаху. Сам. Добровольно. Вы понимаете, какой это аргумент? И в чью пользу. ».

Ксендзов как раз убежден, что подвига не было, что учитель Мороз не герой и, значит, зря его ученик Павел Миклашевич, чудом спасшийся в те дни арестов и казней, чуть ли не всю оставшуюся жизнь потратил на то, чтобы имя Мороза было запечатлено на обелиске над именами пятерых погибших учеников.

Спор Ксендзова и бывшего партизанского комиссара Ткачука разгорелся в день похорон Миклашевича, который, как и Мороз, учительствовал в сельской школе и уже одним этим доказал свою верность памяти Алеся Ивановича.

У таких, как Ксендзов, есть достаточно рассудочных доводов против Мороза: ведь тот сам, оказывается, ходил в немецкую комендатуру и добился, чтобы открыли школу. Но комиссар Ткачук знает больше: он проник в нравственную сторону поступка Мороза. «Не будем учить мы – будут оболванивать они» – вот принцип, который ясен учителю, который понятен и Ткачуку, присланному из партизанского отряда, чтобы выслушать объяснения Мороза. Оба они познали истину: борьба за души подростков продолжается и во время оккупации.

Борьбу эту учитель Мороз вел до самого последнего своего часа. Несомненно, он понимал, что обещание фашистов освободить ребят, устроивших диверсию на дороге, если явится их учитель,- ложь, фарисейство. Но не сомневался он и в том, что если не явится, враги-изуверы используют этот факт против него, дискредитируют все то, чему он учил детей.

И он пошел на верную смерть. Знал, что казнят всех – и его и ребят. И такой была нравственная сила его подвига, что Павлик Миклашевич, единственный уцелевший из этих ребят, пронес идеи своего учителя через все жизненные испытания. Став учителем, он передал Морозовскую «закваску» своим ученикам. Ткачук, узнав, что один из них, Витька, помог поймать недавно бандита, удовлетворенно заметил: «Я так и знал. Миклашевич умел учить. Еще та закваска, сразу видать».

В повести, таким образом, намечены пути трех поколений: Мороза, Миклашевича, Витьки. Каждое из них достойно совершает свой героический путь, не всегда явно видимый, не всегда всеми признаваемый.

Писатель заставляет задуматься над смыслом подвига, непохожего на обычный, помогает вникнуть в нравственные истоки героического поступка. Перед Морозом, когда он шел из партизанского отряда в фашистскую комендатуру, перед Миклашевичем, когда он добивался реабилитации своего учителя, перед Витькой, когда он бросился защищать девушку, была возможность выбора. Поступить именно так или не поступать? Возможность формального оправдания их не устраивала. Каждый из них действовал, руководствуясь судом собственной совести. Такой человек, как Ксендзов, предпочел бы скорее всего устраниться; есть еще любители порицать и поучать, не способные на самопожертвование, не готовые творить добро ради других.

Спор, который ведется в повести «Обелиск», помогает понять преемственность героизма, самоотверженности, истинной доброты.

Кто-то, может быть, расценит поступок учителя, как безрассудное самоубийство. Но я так не думаю. С этого начинается героизм одного самоотверженного человека, необходимый для поднятия нравственного духа общества. Василь Быков заставляет задуматься над смыслом героизма, его преемственности, помогает вникнуть в нравственные истоки героического поступка. Ему интересна психология подвига: как человек, превозмогая природу самосохранения, «добровольно» соглашается на смерть, отстаивая свои принципы.

6. Столкновение добра и зла

Проблемы столкновения добра и зла, равнодушия и гуманизма актуальны всегда, и, как мне кажется, чем сложнее нравственная ситуация, тем сильнее интерес к ней. Конечно, эти проблемы не могут быть решены одним произведением и даже всей литературой в целом. Каждый раз это личное дело каждого. Но, может быть, людям будет проще сделать выбор, когда они будут иметь нравственный ориентир.

Одним из таких произведений является рассказ «Одна ночь».

Сюжет нельзя назвать простым. Сложность заключается в том, что в развитие сюжетного действия вплетаются чувства – герой разрывается между гражданским долгом и человеческими состраданием.

Центральный персонаж рассказа Иван Волока, спасаясь от немецких пуль, оказывается в подвале под грудой обвалившихся стен. Но самым сложным и необъяснимым становится то, что вместе с ним под завалами остается немецкий солдат. Последний ранен, ему нужна помощь, а из-под завалов самостоятельно не выбраться. Как же поступить Ивану? Сможет ли он убить этого безоружного, пострадавшего при обвале немца? Поначалу, не осознавая того, что он делает, Иван помогает гитлеровцу выбраться из-под бетонной глыбы и перевязать рану.

Целую ночь они пытаются найти выход из каменной клетки. И вот они на свободе. Немец понимает, что оставшись с русским солдатом, он попадет в плен, поэтому, увидев гитлеровцев, он бросается к ним. Яростное желание ни за что не отдавать врагам этого человека просыпается в Иване. Забывая обо всем, он убивает солдата.

Тема жестокости и бесчеловечности войны красной нитью проходит через всё произведение.

Войне можно дать оценку – захватническая, освободительная, гражданская – но как оценить людей, идущих умирать за чьи-то идеалы? У войны свои законы. Главные герои военных действий – страх и ненависть. Они движут людьми, заставляя их порой совершать жестокие и негероические поступки.

Что двигало Иваном, когда он стрелял во Фрица – страх перед комиссаром, ненависть к гитлеровцам? Нельзя дать определенный ответ – все смешалось, рассыпалось, как мозаика.

Быков мастерски изображает картины войны через восприятие молодого солдата. По одному небольшому эпизоду – встречи Волока с немцами – можно многое сказать о том, какой видит войну автор. «Позади грохнул взрыв», и когда Волока, «запыхавшись, влетел под спасительные своды подъезда, то от неожиданности едва не вскрикнул: со двора прямо на него выскочили два немца, но и немцы тут видно, не ждали его. Передний что-то бормотал заднему, на мгновение в его расширенных глазах блеснул испуг и удивление. В то же мгновение Волока, не целясь, нажал на спуск – автомат содрогнулся от беспорядочной очереди – немец выпустил из рук карабин и упал лицом не мостовую» Вот истинное лицо войны: хаос, паника, слепая жестокость, мотивированные только одним – страхом. Эта война не имеет никакой другой цели, кроме единственной, – убивать людей.

Поначалу оказавшись под насыпью обрушившихся стен, Иван испытывает жгучую ненависть к немцу «Аа, доняло, собака!» – говорит он, наблюдая тщетные попытки солдата выбраться из-под бетонной глыбы.

Ивану за полгода службы в полку не довелось так близко увидеть немецкого солдата. «Это был четвертый немец, попавшийся ему под руку», – пишет Быков. Троих он убил, даже не задумываясь – так надо. Вот именно: надо. Для Волоки немцы – враги, у которых нет лица и нет чувств. И вот, впервые очутившись лицом к лицу со своим врагом, он теряется. «Всего несколько минут назад, не видя и никогда не зная один другого, они насмерть дрались в этом подвале, полные злобы и ненависть, а сейчас, будто ничего между ними и не произошло, дружно расшатывали кусок бетона, чтобы выбраться из общей беды».

Иван видит немолодое лицо гитлеровца, загорелый лоб, густо изрезанный морщинами, такой же, как и у него, рубец возле уха, и понимает, что перед ним, прежде всего – человек. Эта вдруг открывшаяся истина пугает и обезоруживает Волоку. «Иван неясно ощущая в душе, – читаем мы в рассказе, – что застрелить теперь этого человека уже вряд ли сможет. Как стрелять в него, если между ними рушилось главное для этого – взаимная ненависть, если вдруг во вражеском мундире предстал перед ним самый обыкновенный человек, который и к Ивану относился уже не как враг, а как сообщник и друг? Кажется, это был совсем неплохой немец, и Иван даже ощутил неловкость оттого, что недавно едва не задушил его. Всё это было странно и необычно».

Разговаривая с немцем, Иван узнает, что Фриц столяр, так же,как и Волока, у него есть семья – жена и трое детей. У Ивана тоже остались дома супруга и две дочки. Когда на Волоку рушится стена, Фриц имея возможность убежать, остается помогать Ивану, спасаем его от смерти. Волока понимает это, но настороженные чувства не покидают его.

И вот выход из каменной клетки найден. Свобода возвращает героев в «прежние рамки войны». Теперь они уже не два сообщника, вместе курящих русскую махорку, а два солдата – русский и немецкий. Это война. У нее свои законы. Невинные люди гибнут ради достижения чьих-то целей. Увы, это понимают обе враждующих стороны. Немецкие солдаты знают, что борются не на жизнь, а на смерть. Им лучше погибнуть, чем попасть в русский плен – тогда их семьи не заберут в контрационный лагерь. Всё это мы вместе с главным героем узнаём из рассказа немецкого солдата Фрица Хагемана.

«Война никс гут!. Фриц Хагеман никс надо война», – говорит немец, прошедший пол-России и мечтающий скорее вернуться домой.

Но, увы, его мечте не суждено сбыться. Заставляя своего героя убить, автор показывает механичность и бесчеловечность войны.

Конечно, герой рассказа отнюдь не идеален. Как и многие молодые солдаты, он мечтает красиво умереть. Единственная мысль, заботящая его, пока он находится в каменной клетке завалов – как глупо будет вот так умереть. Разговаривая с немцем, он думает о том, что скажет на это его командир. Очнувшись после тяжелого кошмара и увидев спящего Фрица, он собирается бежать, оставив гитлеровца в подвале.

Но автор не осуждает его, списывая всё на молодость и на войну. Писатель – фронтовик не высказывает своей позиции, не становится ни на чью сторону – просто описывает события, давая нам возможность самим оценить ситуацию.

III. Заключение

Своеобразно разрабатывает тему войны белорусский писатель В. Быков, его произведения отличает нравственно-психологическая проблематика. Бескомпромиссность нравственных требований. Основой его сюжетов является ситуация нравственного выбора. Писатель дает художественное исследование моральных основ человеческого поведения в их социальной и идеологической обусловленности. Вот что пишет об этом Василь Быков: «Чаще всего я говорю не о героях и не о возможном с их стороны героизме. Мне кажется, я смотрю шире. Я говорю просто о человеке. О возможностях для него и в самой страшной ситуации – сохранить своё достоинство. Если есть шанс – выстрелить. Если нет – выстоять. И победить, пусть не физически, но духовно. Война загоняет человека в угол. Пытается лишить его чести, оклеветать, вывернуть и перемолоть его душу. А он стоит. А он всё выносит. Речь идёт не только о силе оружия. Мои герои чаще всего безоружны. Вооружены они лишь душой. Это крайние случаи войны, но это и своего рода чистые случаи, когда и без ярких, нарядных эпитетов видно, как и почему побеждает человеческое, духовное. Я за то, чтобы человек, в особенности молодой, был подготовлен к незнакомому, необычному. Необычное в нашем сознании стало вторым именем выдающегося. А ведь это не так. Необычное чаще всего – заурядное, но на пределах возможного».

Творчество В. Быкова трагично по своему звучанию, как трагична сама война, унесшая десятки миллионов человеческих жизней. Но писатель рассказывает о людях сильных духом, способных встать над обстоятельствами и самой смертью. Как правило, герои Быкова немногословны. Буднично и обреченно, стойко и без колебаний они выбирают единственно возможный для них путь – смерть, если невозможна жизнь «по их законам правды».

Мне нравится, как пишет о войне Василь Быков. Его повести правдивы и своеобразны, показывают войну без прикрас, обнажая ее страшную суть. Повести В. Быкова, к сожалению, стали актуальными. Только недавно закончилась война в Южной Осетии. Писатель-гуманист призывает задуматься над ценностью человеческой жизни, над невосполнимостью людских потерь.

Я задумалась и поняла, что В. Быков писал о моём дедушке, который испытал все ужасы концлагеря. И у меня родилось стихотворение, которое хочу посвятить своему деду. А так же писателю, благодаря которому я поняла состояние и страх, которое испытывал мой дед, проходя испытание в малолетнем возрасте.

Наверное, страшно было, дед?

Тебе так мало было лет,

Когда попал ты к немцам,

В фашистский лагерь «Освенцим».

Конечно, страшно было, дед!

Ты один и мамы рядом нет.

Не понимал, куда пропадали соседи,

В газовых камерах погибали малые дети.

Фашисты пытали, брали кровь.

Голод, зверства. А, как же к детям любовь?

Что ж удивляться, что от доли такой,

Ты, маленький мальчик, стал седой.

Спасла наша армия, тебе повезло.

Истощенный, слабый, но живой всем на зло.

И если б в детстве не натерпелся бед,

Ты может, и пожил подольше, дед.

А мой прадед, разве он не герой повестей В. Быкова – разведчик в белорусских партизанских лесах? Война, лагеря не сломили его. Наверное, скромный человек, поэт Валентин Тавлай, не задумывался о своих героических поступках, которые он совершал, защищая Родину. Так же, как и герои повестей В. Быкова.

В стихах В. Тавлая – призыв защитить Родину,

Гром - загреми, и вихрь - завой!

Под всполох молний огневой

Пусть небо, дрогнув, буре внемлет.

Пора нам с места сдвинуть землю! ненависть к фашистам,

Пускай висит приказ-петля,

Нам карцер не впервые.

Спали вас молния дотла,

Ищейки, псы цепные!

В. Тавлай пишет о духе людей во время войны,

Тюрьма, твое пророчество уныло, но нет, с тобою не в расчете мы, твоя стальная не всесильна сила, есть в мире сила посильней тюрьмы.

Его герои умеют стоять насмерть, заглядывая в глаза смерти, верны себе и тому извечному, чем жив народ. Они верят в победу!

Дрожите, тираны! Не плач то несется,

Не сердца изнывшего стон, -

То гнева народного гром раздается,

К расплате готовится он.

Тираны! Ни муки, ни тюрьмы, ни путы

В ярме не удержат народ,

Погибнет гонитель, палач его лютый,

И солнца наступит восход.

Пируйте ж, тираны, коль кровью не сыты,

Но знайте - последние дни!

Дух мести витает над краем забитым,

Мятежные блещут огни.

Так же, как и В. Быков, В. Тавлай писал о самоотверженности и самопожертвовании советских солдат во имя победы, и о том, как была радостна долгожданная победа.

УТРО ПОБЕДЫ

В снах тюремных нас облик твой светлый манил.

Мы томились в беде, о тебе лишь мечтая,

Тосковали тоскою руин и могил,

Долгожданной победы весна золотая!

И цветы, и деревья, и дети, и сны

Без тебя, не расцветши, уже увядали;

От рождения мира, должно быть, весны

Никогда еще люди так жадно не ждали.

Дым глаза выедал, засыхала листва,

Вспышки молний и землю, и душу палили.

В черном зареве утро вставало.

Осыпалась горячею пепельной пылью.

Память яростно в душу вонзала клинок,

И она становилась от гнева крылатой:

Каждый в битву за родину броситься мог

И врага уничтожить, взорвавшись гранатой.

Гнев, он в песню и в сердце взрывчатку вложил!

И, костей не собрав, смерть назад уползала

Через холмики братских священных могил,

От растоптанных сел, от разбитых вокзалов.

Как расплата, вперед неотступно мы шли,

Задыхались от ярости и нетерпенья,

Пустыри за собой оставляя вдали

И врагом разоренные наши селенья.

Черным саваном стлалась чужая земля,

Та земля, чья от века слепая утроба

Смерть таила, отравой поила поля,

Чтоб родились на них изуверство и злоба.

До Берлина от самых Мазурских озер

Эту землю кляла артиллерия наша!

В громе пушек донесся к врагу приговор,

Месть по Унтер-ден-Линден промчалась бесстрашно.

Мы впервые вздохнули легко в этот час

И, дивясь тишине этой утренней рани,

Золотую узнали весну, и у нас

От волненья заныли забытые раны.

Проанализировав творчество Василя Быкова в соответствие с целью нашей работы, мы пришли к следующим выводам:

1. основным жанром военного писателя является повесть. Главная задача В. Быкова, как писателя произведений военной тематики, показать значимость борьбы и победы, преданность Родине, показать трудности борьбы с фашизмом. Характеризуя в целом военные произведения В. Быкова, отмечу, что все они отличаются большим вниманием к военным деталям. Автор пишет об отваге, об истоках героизма воинов, об их нравственной силе, идейной убежденности. В. Быков показывает конкретного человека в условиях фронта, отражает жизненные обстоятельства, сформировавшие характер героя;

2. особенностью военной тематики В. Быкова является то, что в своих произведениях он был до конца честным и писал о войне без всяких прикрас и преувеличений, во всей её доподлинности. Автор показал другую сторону войны - малодушие и предательство. Он писал о том, что в экстремальных условиях люди могут вести себя по-разному, проявляя и трусость, и героизм. Пожалуй, в этом аспекте интересны нам герои В. Быкова. Писатель показывает логику человеческого поведения в экстремальной ситуации, раскрывает его внутренний мир, обнажает душевное противоборство. Мы видим, как меняется человек, готовность одних к подвигу и других к предательству. Создавая образ героически сражающегося воина, русского человека на войне, В. Быков также останавливается и на характеристике врага. Писатель в своих произведениях плен показывает не как вину, а как трагедию героев. Военные произведения, написанные В. Быковым, с присущим ему беспощадным реализмом, помогает понять суровую правду о войне;

3. он писал о войне, как о тяжелом и опасном труде народа, осмысливал проблему взаимоотношений войны и человека, неразделимость личного и социального, частных и общих судеб. Война бесчеловечна, жестока и разрушительна, но она вызывает огромный рост гражданской активности и осознанного героизма. Одной из основных тем военной прозы В. Быкова является тема соотношения жизни и смерти на войне.