Каким видится мир гамлету. У

Шекспир — создатель целой художественной вселенной, он обладал несравненным воображением и знанием жизни, знанием людей, поэтому анализ любой его пьесы чрезвычайно интересен и поучителен. Однако для русской культуры из всех пьес Шекспира первой по значению стал "Гамлет" , что видно хотя бы по количеству его переводов на русский язык — их свыше сорока. На примере этой трагедии рассмотрим, что нового внес Шекспир в понимание мира и человека поздним Возрождением.

Начнем с того, что сюжет "Гамлета" , как и практически всех остальных произведений Шекспира, заимствован из предыдущей литературной традиции. До нас не дошла трагедия Томаса Кидда "Гамлет", представленная в Лондоне в 1589 году, но можно предположить, что на нее опирался Шекспир, давая свою версию истории, впервые рассказанной в исландской хронике XII века. Саксон Грамматик, автор "Истории датчан", рассказывает эпизод из датской истории "темного времени". Феодал Хорвендил имел жену Геруту и сына Амлета. Брат Хорвендила, Фенго, с которым он делил власть над Ютландией, завидовал его храбрости и славе. Фенго на глазах придворных убил брата и женился на его вдове. Амлет притворился сумасшедшим, обманул всех и отомстил дяде. Еще до того он был сослан в Англию за убийство одного из придворных, там женился на английской принцессе. Впоследствии Амлет был убит в бою другим своим дядей, королем Дании Виглетом. Сходство этой истории с сюжетом шекспировского "Гамлета" очевидно, однако трагедия Шекспира разворачивается в Дании только по названию; ее проблематика далеко выходит за рамки трагедии мести, а типы характеров сильно отличаются от цельных средневековых героев.

Премьера "Гамлета" в театре "Глобус" состоялась в 1601 году, а это год известных потрясений в истории Англии, которые непосредственно затронули и труппу "Глобуса", и Шекспира лично. Дело в том, что 1601 год — год "заговора Эссекса", когда молодой фаворит стареющей Елизаветы, граф Эссекс, вывел своих людей на улицы Лондона в попытке поднять мятеж против королевы, был схвачен и обезглавлен. Историки расценивают его выступление как последнее проявление средневековой феодальной вольницы, как бунт знати против ограничившего ее права абсолютизма, не поддержанный народом. В канун выступления посланцы Эссекса заплатили актерам "Глобуса", чтобы вместо намеченной в репертуаре пьесы они исполнили старую шекспировскую хронику, которая, по их мнению, могла спровоцировать недовольство королевой. Владельцу "Глобуса" пришлось потом давать неприятные объяснения властям. Вместе с Эссексом были брошены в Тауэр последовавшие за ним молодые вельможи, в частности, граф Саутгемптон, покровитель Шекспира, которому, как считается, посвящен цикл его сонетов. Саутгемптон был позже прощен, но пока шел суд над Эссексом, на душе у Шекспира, должно быть, было особенно мрачно. Все эти обстоятельства могли еще больше сгустить общую атмосферу трагедии.

Действие ее начинается в Эльсиноре, замке датских королей. Ночная стража сообщает Горацио, другу Гамлета, о появлении Призрака. Это призрак покойного отца Гамлета, который в "мертвый час ночи" рассказывает сыну, что он умер не своей смертью, как считают все, а был убит своим братом Клавдием, занявшим престол и вступившим в брак с матерью Гамлета, королевой Гертрудой. Призрак требует от Гамлета мести, но принцу надо сначала удостовериться в сказанном: вдруг призрак — посланец ада? Чтобы выиграть время и не обнаружить себя, Гамлет притворяется сумасшедшим; недоверчивый Клавдий сговаривается со своим придворным Полонием использовать его дочь Офелию, в которую влюблен Гамлет, чтобы проверить, на самом ли деле Гамлет лишился рассудка. Для той же цели в Эльсинор вызваны старые приятели Гамлета, Розенкранц и Гильденстерн, которые охотно соглашаются помочь королю. Ровно в середине пьесы располагается знаменитая "Мышеловка": сцена, в которой Гамлет подговаривает приехавших в Эльсинор актеров разыграть спектакль, в точности изображающий то, о чем ему рассказал Призрак, и по смятенной реакции Клавдия убеждается в его виновности. После этого Гамлет убивает Полония, подслушивающего его разговор с матерью, в уверенности, что за коврами в ее спальне прячется Клавдий; почувствовавший опасность Клавдий отсылает Гамлета в Англию, где его должен казнить английский король, но на борту корабля Гамлету удается подменить письмо, и вместо него казнены сопровождавшие его Розенкранц и Гильденстерн. Вернувшись в Эльсинор, Гамлет узнает о смерти сошедшей с ума Офелии и становится жертвой последней интриги Клавдия. Король подговаривает сына покойного Полония и брата Офелии Лаэрта отомстить Гамлету и вручает Лаэрту отравленную шпагу для придворного поединка с принцем. В ходе этого поединка умирает Гертруда, выпив предназначенную для Гамлета чашу с отравленным вином; убиты Клавдий и Лаэрт, умирает Гамлет, и в Эльсинор входят войска норвежского королевича Фортинбраса.

Гамлет — такой же, как Дон Кихот, "вечный образ", возникший на исходе Возрождения практически одновременно с другими образами великих индивидуалистов (Дон Кихот, Дон Жуан, Фауст). Все они воплощают ренессансную идею безграничного развития личности, и при этом, в отличие от Монтеня, ценившего меру и гармонию, в этих художественных образах, как это свойственно литературе Возрождения, воплощены великие страсти, крайние степени развития какой-то одной стороны личности. Крайностью Дон Кихота был идеализм; крайность Гамлета — рефлексия, самоанализ, парализующий в человеке способность к действию. Он совершает много поступков на протяжении трагедии: он убивает Полония, Лаэрта, Клавдия, посылает на смерть Розенкранца и Гильденстерна, но так как он медлит со своей главной задачей — местью, создается впечатление его бездеятельности.

С того момента, как он узнает тайну Призрака, для Гамлета рушится прошлая жизнь. Каким он был до начала действия в трагедии, можно судить по Горацио, его приятелю по Виттенбергскому университету, и по сцене встречи с Розенкранцем и Гильденстерном, когда он блещет остроумием — до того момента, пока друзья не признаются, что их вызвал Клавдий. Неприлично скорая свадьба матери, потеря Гамлета-старшего, в котором принц видел не просто отца, но идеал человека, объясняют его мрачное настроение в начале пьесы. А когда Гамлет сталкивается с задачей мести, он начинает понимать, что смерть Клавдия не исправит общего положения дел, ведь все в Дании быстро предали забвению Гамлета-старшего и быстро свыклись с рабством. Эпоха идеальных людей в прошлом, и сквозь всю трагедию проходит мотив Дании-тюрьмы, заданный словами честного офицера Марцелла в первом действии трагедии: "Подгнило что-то в Датском королевстве" (акт I, сцена IV). К принцу приходит осознание враждебности, "вывихнутости" окружающего мира: "Век расшатался — и скверней всего,/ Что я рожден восстановить его" (акт I, сцена V). Гамлет знает, что его долг — наказать зло, но представление о зле у него уже не соответствует прямолинейным законам родовой мести. Зло для него не сводится к преступлению Клавдия, которого он в конечном счете карает; зло разлито в окружающем мире, и Гамлет осознает, что одному человеку не по силам противостояние со всем миром. Этот внутренний конфликт приводит его к мысли о тщете жизни, о самоубийстве.

Принципиальное отличие Гамлета от героев предшествующей трагедии мести в том, что он способен посмотреть на себя со стороны, задуматься о последствиях своих поступков. Главная сфера активности Гамлета — мысль, и острота его самоанализа сродни пристальному самонаблюдению Монтеня. Но Монтень призывал ввести человеческую жизнь в соразмерные границы и рисовал человека, занимающего среднее положение в жизни. Шекспир же рисует не только принца, то есть лицо, стоящее на высшей ступени общества, от которого зависит судьба его страны; Шекспир в соответствии с литературной традицией рисует натуру незаурядную, крупную во всех своих проявлениях. Гамлет — герой, рожденный духом Возрождения, но его трагедия свидетельствует о том, что на поздней своей стадии идеология Возрождения переживает кризис. Гамлет берет на себя труд пересмотра и переоценки не только средневековых ценностей, но и ценностей гуманизма, причем вскрывается иллюзорность гуманистических представлений о мире как о царстве безграничной свободы и непосредственного действия.

Центральная сюжетная линия Гамлета отражается в своего рода зеркалах: линиях еще двух молодых героев, каждая из которых проливает новый свет на ситуацию Гамлета. Первая — это линия Лаэрта, который после смерти отца попадает в такое же положение, как Гамлет после явления Призрака. Лаэрт, по всеобщему мнению, "достойный юноша", он воспринимает уроки здравого смысла Полония и выступает носителем установленной морали; он мстит убийце своего отца, не гнушаясь сговором с Клавдием. Вторая — линия Фортинбраса; при том, что ему принадлежит небольшое место на сцене, значение его для пьесы очень велико. Фортинбрас — принц, занявший опустевший датский трон, наследственный трон Гамлета; это человек действия, решительный политик и военачальник, он реализовался после смерти своего отца, норвежского короля, именно в тех сферах, которые остаются недоступными Гамлету. Все характеристики Фортинбраса прямо противоположны характеристикам Лаэрта, и можно сказать, что образ Гамлета помещается между ними. Лаэрт и Фортинбрас — нормальные, обычные мстители, и контраст с ними дает читателю почувствовать исключительность поведения Гамлета, потому что трагедия изображает именно исключительное, великое, возвышенное.

Так как елизаветинский театр был беден декорациями и внешними эффектами театрального зрелища, сила его воздействия на зрителя зависела главным образом от слова. Шекспир — величайший поэт в истории английского языка и величайший его реформатор; слово у Шекспира свежо и емко, и в "Гамлете" поражает стилевое богатство пьесы . В основном она написана белым стихом, но в ряде сцен персонажи говорят прозой. Особенно тонко пользуется Шекспир метафорами для создания общей атмосферы трагедии. Критики отмечают присутствие в пьесе трех групп лейтмотивов. Во-первых, это образы болезни, язвы, точащей здоровый организм, — речи всех действующих лиц содержат образы гниения, разложения, распада, работающие на создание темы смерти. Во-вторых, образы женского разврата, блуда, непостоянной Фортуны, подкрепляющие проходящую через трагедию тему женской неверности и одновременно указывающие на основную философскую проблему трагедии, — контраст между видимостью и истинной сущностью явления. В-третьих, это многочисленные образы оружия и военной техники, связанные с войной и насилием, — они подчеркивают в трагедии действенную сторону характера Гамлета. Весь арсенал художественных средств трагедии использован для создания ее многочисленных образов, для воплощения основного трагического конфликта — одиночества гуманистической личности среди пустыни общества, в котором нет места справедливости, разуму, достоинству. Гамлет — первый рефлексирующий герой в мировой литературе, первый герой, переживающий состояние отчуждения, а корни его трагедии в разные эпохи воспринимались по-разному.

Впервые наивный зрительский интерес к "Гамлету" как к театральному зрелищу сменился вниманием к персонажам на рубеже XVIII-XIX веков. И.В. Гете, рьяный поклонник Шекспира, в романе "Вильгельм Мейстер" (1795 г.) истолковал Гамлета как "прекрасное, благородное, высоконравственное существо, лишенное силы чувства, делающей героя, он гибнет под бременем, которого он не мог ни снести, ни сбросить". У И.В. Гете Гамлет — натура сентиментально-элегическая, мыслитель, которому не по плечу великие деяния.

Романтики объясняли бездеятельность первого в ряду "лишних людей" (они же позже "потерянные", "сердитые") непомерностью размышления, распадом единства мысли и воли. С. Т. Кольридж в "Шекспировских лекциях" (1811-1812 гг.) пишет: "Гамлет колеблется в силу природной чувствительности и медлит, удерживаемый рассудком, который заставляет его обратить действенные силы на поиски умозрительного решения". В результате романтики представили Гамлета как первого литературного героя, созвучного современному человеку в своей поглощенности самоанализом, а значит, этот образ — прототип современного человека вообще.

О способности Гамлета — как и других самых живых шекспировских персонажей — смотреть на себя со стороны, относиться к себе самому объективно, как к художественному персонажу, и выступать в роли художника писал Г. Гегель.

Дон Кихот и Гамлет были самыми важными "вечными образами" для русской культуры XIX века. В.Г. Белинский считал, что идея Гамлета состоит "в слабости воли, но только вследствие распадения, а не по его природе. От природы Гамлет человек сильный... Он велик и силен в своей слабости, потому что силь- ный духом человек и в самом падении выше слабого человека, в самом его восстании". В.Г. Белинский и А.И. Герцен видели в Гамлете беспомощного, но сурового судью своего общества, потенциального революционера; И.С. Тургенев и Л.Н. Толстой — героя, богатого умом, никому не приносящим пользы.

Психолог Л.С. Выготский, выводя в своем анализе на первый план завершающий акт трагедии, подчеркивал связь Гамлета с потусторонним миром: "Гамлет — мистик, это определяет не только его душевное состояние на пороге двойного бытия, двух миров, но и его волю во всех ее проявлениях".

Английские писатели Б. Шоу и М. Марри объясняли медлительность Гамлета бессознательным сопротивлением варварскому закону родовой мести. Психоаналитик Э. Джонс показал, что Гамлет — жертва эдипова комплекса. Марксистская критика видела в нем антимаккиавеллиста, борца за идеалы буржуазного гуманизма. Для католика К.С. Льюиса Гамлет — "эвримен", рядовой человек, подавленный идеей первородного греха. В литературоведении сложилась целая галерея взаимоисключающих Гамлетов : эгоист и пацифист, женоненавистник, отважный герой, не способный к действию меланхолик, высшее воплощение ренессансного идеала и выражение кризиса гуманистического сознания — все это шекспировский герой. В процессе осмысления трагедии Гамлет, как и Дон Кихот, оторвался от текста произведения и приобрел значение "сверхтипа" (термин Ю.М. Лотмана), то есть стал социально-психологическим обобщением столь широкого охвата, что за ним признано право на вневременное существование.

Сегодня в западном шекспироведении в центре внимания стоит не "Гамлет", а другие пьесы Шекспира - "Мера за меру", "Король Лир", "Макбет", "Отелло", также, каждая на свой лад, созвучные современности, поскольку в каждой шекспировской пьесе ставятся вечные вопросы человеческого существования. И в каждой пьесе содержится то, что определяет исключительность шекспировского влияния на всю последующую литературу. Американский литературовед Х. Блум определяет его авторскую позицию как "незаинтересованность", "свободу от всякой идеологии": "У него нет ни теологии, ни метафизики, ни этики, и политической теории меньше, чем "вчитывают" в него современные критики. По сонетам видно, что, в отличие от его персонажа Фальстафа, у него было суперэго; в отличие от Гамлета финального акта, он не переходил границ земного бытия; в отличие от Розалинды, он не обладал способностью управлять собственной жизнью по своему желанию. Но поскольку он всех их придумал, мы можем предположить, что он сознательно положил себе определенные границы. К счастью, он не был королем Лиром и отказался сходить с ума, хотя прекрасно мог вообразить сумасшествие, как и все остальное. Его мудрость бесконечно воспроизводится в наших мудрецах от Гете до Фрейда, хотя сам Шекспир отказывался слыть мудрецом"; "Нельзя ограничить Шекспира рамками английского Возрождения так же, как невозможно ограничить принца Датского рамками его пьесы".

Мы расстались с героем, когда он принял на себя задачу мести, принял как тяжкий, но священный долг.

Следующее, что мы о нем узнаем, это - его безумие. Офелия врывается к отцу, чтобы рассказать о странном посещении принца:

Когда я шила, сидя у себя,
Принц Гамлет в незастегнутом камзоле,
Без шляпы, в неподвязанных чулках,
Испачканных, спадающих до пяток,
Стуча коленями, бледней сорочки
И с видом до того плачевным, словно
Он был из ада выпущен на волю
Вещать об ужасах, - зашел ко мне...
Он взял меня за кисть и крепко сжал:
Потом, отпрянув на длину руки,
Другую руку так поднял к бровям,
Стал пристально смотреть в лицо мне, словно
Его рисуя. Долго так стоял он;
И наконец, слегка тряхнув мне руку
И трижды головой кивнув вот так,
Он издал вздох столь скорбный и глубокий,
Как если бы вся грудь его разбилась
И гасла жизнь; он отпустил меня;
И, глядя на меня через плечо,
Казалось, путь свой находил без глаз,
Затем, что вышел в дверь без их подмоги,
Стремя их свет все время на меня.
II, 1, 77-84, 87-100

Полоний, которого давно тревожили отношения дочери с принцем, сразу высказывает предположение: «Безумен от любви к тебе?» Дослушав ее рассказ, он утверждается в своей догадке:

Здесь точно исступление любви,
Которая себя ж убийством губит
И клонит волю к пагубным поступкам,
Как и любая страсть под небесами,
Бушующая в естестве.
II, 1, 102-106

Более того, Полоний видит в этом последствие своего запрета Офелии встречаться с принцем: «Мне жаль, что ты была с ним эти дни сурова» (II, I, 106-107).

Так возникает версия о том, что принц сошел с ума. В самом ли деле Гамлет лишился рассудка?

Вопрос занял в шекспироведении значительное место. Естественно было предположить, что несчастья, обрушившиеся на молодого человека, вызвали помешательство. Нужно сразу же сказать, что этого не было на самом деле. Сумасшествие Гамлета мнимое.

Вспомним его слова, обращенные к приятелям после встречи с Призраком:

Клянитесь снова - бог да вам поможет, -
Как странно бы себя я ни повел,
Затем, что я сочту, быть может, нужным
В причуды облекаться иногда, -
Что вы не станете, со мною встретясь,
Ни скрещивать так руки, ни кивать,
Ни говорить двусмысленные речи,
Как: «Мы-то знаем», иль: «Когда б могли мы»...
1, 5, 177-184

Из этих слов со всей ясностью следует, что безумие Гамлета - маска, которую он надевает на себя. Единственное, что надо сказать о последней сцене первого акта, это то, что психологически трудно объяснить, как мог Гамлет так скоро после встречи с Призраком принять решение прикинуться безумным. Судя по дальнейшему, решение было принято обдуманно, а в ночь встречи с Призраком для этого времени не было.

Здесь мы снова сталкиваемся с одной из условностей шекспировской драматургии. В отличие от драм более позднего времени, когда зрителей ставили перед тайнами и загадками, Шекспир заранее подготавливал зрителей к тому, что произойдет. Слова Гамлета (I, 5) служат именно такой цели. Поэтому зритель, оповещенный Шекспиром, знает, что Гамлет представляется сумасшедшим, но окружающие героя лица этого не знают.

Маску безумного Гамлет надевает не всегда. Он говорит Гильденстерну: «Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер дует с юга, я отличаю сокола от цапли» (II, 2, 374-375). Так мог бы сказать и сумасшедший, но Гамлету нужно объяснить, почему он на протяжении большей части II, 2, беседуя с Розенкранцем и Гильденстерном, говорил вполне разумно.

Наконец, когда Гамлет объясняет Горацио, какие достоинства он в нем ценит, принц резко обрывает речь, увидев приближение короля и всей придворной камарильи:

Они идут; мне надо быть безумным.
III, 2, 90

Кажется, все ясно. Однако не скроем от читателя одно место, где Гамлет говорит о своем умопомрачении иначе. Перед тем как начать «дружеский» поединок с Лаэртом, Гамлет признает себя виновным в убийстве Полония:

Простите, сухарь, я вас оскорбил;
Но вы простите мне как дворянин.
Собравшимся известно, да и вы,
Наверно, слышали, как я наказан
Мучительным недугом. Мой поступок,
Задевший вашу честь, природу, чувство, -
Я это заявляю, - был безумьем.
Кто оскорбил Лаэрта? Гамлет? Нет;
Ведь если Гамлет разлучен с собою
И оскорбляет друга, сам не свой,
То действует не Гамлет; Гамлет чист.
Но кто же действует? Его безумье.
Раз так, он сам из тех, кто оскорблен;
Сам бедный Гамлет во вражде с безумьем.
V, 2, 237-250

Эти слова можно принять за чистую правду - только забыв о том, что Гамлет произносит их в присутствии короля и всего двора. Пока жив Клавдий, цель Гамлета не достигнута, поэтому он продолжает играть безумного, лишь временами приходящего в сознание. Признание Гамлета - лишь тактический ход.

Не Шекспир придумал сумасшествие героя. Оно было уже в древней саге об Амлете и в ее французском пересказе у Бельфоре. Однако под пером Шекспира характер притворства Гамлета существенно изменился. В дошекспировских трактовках сюжета, принимая обличив сумасшедшего, принц стремился усыпить бдительность своего врага, и ему это удавалось. Он ждал свое го часа и тогда расправлялся с убийцей отца и его приближенными.

Гамлет Шекспира не усыпляет бдительность Клавдия, а намеренно вызывает его подозрения и тревогу. Две причины определяют такое поведение шекспировского героя. После беседы с Призраком Гамлет заверяет друзей: «Это честный дух» (I, 5, 144). И в монологе о Гекубе (II, 2), подстегивая себя действовать, принц исходит из того, что «честный дух» сказал ему правду, назвав Клавдия убийцей. Но под конец монолога мы неожиданно слышим сомнение:

Дух, представший мне,
Быть может, был и дьявол; дьявол властен
Облечься в милый образ; и возможно,
Что, так как я расслаблен и печален, -
А над такой душой он очень мощен, -
Меня он в гибель вводит. Мне нужна
Верней опора.
II, 2, 534-600

Значит, с одной стороны, Гамлет не уверен в истине слов Призрака. В этом принц обнаруживает, что ему далеко не чужды предрассудки относительно духов, еще весьма живучие в эпоху Шекспира. Но, с другой стороны, Гамлет, человек уже нового времени, хочет подтвердить и весть из потустороннего мира совершенно реальным земным доказательством. Мы еще не раз столкнемся с подобным сочетанием старого и нового, и, как будет показано дальше, оно имело глубокий смысл.

Слова Гамлета заслуживают внимания и в другом аспекте. В них содержится прямое признание угнетенного состояния героя. Сказанное теперь перекликается с печальными мыслями Гамлета, высказанными в конце второй картины первого акта, когда он помышлял о смерти.

Кардинальный вопрос, связанный с этими признаниями, заключается вот в чем: является ли Гамлет таким по натуре или его душевное состояние вызвано страшными событиями, с которыми он столкнулся? Ответ, несомненно, может быть только один. До всех известных нам событий Гамлет был цельной гармонической личностью. Но мы встречаем его уже тогда, когда эта гармония нарушена. Гете решил, что Гамлетом овладела слабость. Белинский иначе объяснил состояние Гамлета после смерти отца. То, что Гете назвал слабостью, по мнению русского критика, «есть распадение, переход из младенческой, бессознательной гармонии и самонаслаждения духа в дисгармонию и борьбу, которые суть необходимое условие для перехода в мужественную и сознательную гармонию и самонаслаждение духа. В жизни духа нет ничего противоречащего, и потому дисгармония и борьба суть вместе и ручательства за выход из них: иначе человек был бы слишком жалким существом. И чем человек выше духом, тем ужаснее бывает его распадение, и тем торжественнее бывает его победа над своею конечностию, и тем глубже и святее его блаженство. Вот значение Гамлетовой слабости» .

Несмотря на некоторую навязчивость идеалистической терминологии, по существу концепция Белинского верно намечает три диалектические стадии духовного развития Гамлета: гармония, распад ее и восстановление.

Пока что мы наблюдаем Гамлета на второй стадии его развития, и важно правильно понять термин, употребленный Белинским. Под «распадением» он имеет в виду не нравственное разложение личности героя, а распад духовной гармонии, ранее присущей ему. Нарушилась прежняя цельность взглядов Гамлета на жизнь и действительность, какой она тогда казалась ему.

Хотя идеалы Гамлета остались прежними, но все, что он видит в жизни, противоречит им. Его душа раздваивается. Он убежден в необходимости выполнить долг мести - слишком ужасно преступление и до предела мерзок ему Клавдий. Но душа Гамлета полна печали - не прошла скорбь из-за смерти отца и горе, вызванное изменой матери. Все, что Гамлет видит, подтверждает его отношение к миру - сад, заросший сорняками, «дикое и злое в нем властвует» (I, 2, 136- 137). Зная все это, удивительно ли, что мысль о самоубийстве не покидает Гамлета?

Тогда еще не существовало понятия, возникшего лишь более чем два столетия спустя, в эпоху романтизма, - мировая скорбь, но именно таким предстает взгляд Гамлета на жизнь уже в его первом большом монологе (I, 2). Впрочем, сходные настроения появились и в эпоху Шекспира, на рубеже XVI-XVII столетий. Недовольство действительностью тогда называли меланхолией. Она могла быть вызвана частными причинами или полным отвращением ко всему существующему порядку вещей. Шекспир был чуток к настроениям современников и отлично знал о том, что меланхолия получала все большее распространение. В одной из последних веселых комедий «Как вам это понравится» (1599) Шекспир уделил меланхолии значительное место. Он вывел здесь фигуру Жака-меланхолика. «Я люблю меланхолию больше, чем смех, - говорит он героине комедии Розалинде и объясняет ей: - Моя меланхолия-вовсе не меланхолия ученого, у которого это настроение не что иное, как соревнование; и не меланхолия музыканта, у которого она - вдохновение; и не придворного, у которого она - надменность; и не воина, у которого она - честолюбие; и не законоведа, у которого она - политическая хитрость; и не дамы, у которой она - жеманность; и не любовника, у которого она - все это вместе взятое; но у меня моя собственная меланхолия, составленная из многих элементов, извлекаемая из многих предметов, а в сущности - результат размышлений, вынесенных из моих странствий, погружаясь в которые я испытываю самую гумористическуто грусть (IV, 1).

Шекспир создавал эту комедию в совершенно ином настроении, чем «Гамлета». Тогда Розалинда смеялась над меланхолией Жака, осуждая ее как крайность, и говорила ему, что последовательности ради он должен «презирать все хорошее, что есть в вашем отечестве, ненавидеть место своего рождения и чуть что не роптать на бога за то, что он создал вас таким, каков вы есть» (IV, 1).

Мы найдем понятие меланхолии и в «Гамлете». В монологе героя в конце второго акта он говорит: «я так расслаблен и печален». Перевод здесь неточен; в подлиннике: my weakness and my melancholy (II, 2, 630). Остановимся на этом слове.

Нет ничего легче, как объяснить особенности поведения Гамлета меланхолией в том смысле, в каком это слово понимается теперь, то есть унынием, задумчивой тоской, или тем, что принято в наше время называть депрессией.

Слово «меланхолия» встречается у Шекспира много раз. Иногда в смысле, близком к нашему. Но здесь оно означает полное разочарование во всех ценностях жизни, подобное умонастроению Жака. Оно у него получает неожиданное выражение: этот дворянин желает стать шутом. Надо знать особенности сословной иерархии эпохи Шекспира, чтобы понять необычность и даже противоестественность желания Жака.

Почему же у него вдруг возникает такое желание? Шуты занимали самое низкое положение в сословном обществе еще и потому, что их считали умственно ненормальными. Недаром английское слово «шут» равнозначно слову «дурак» (fool). Именно этим словом обозначает своих шутов Шекспир, давая им, впрочем, иногда имена собственные. Как известно, речь сумасшедшего неуправляема. Речи шутов, то есть дураков, приравнивались к речам безумцев. Им дозволялось говорить что угодно. Они могли даже королям высказывать порицание, и этим, как известно, и пользуется шут короля Лира.

Меланхолия Жака, его отвращение к миру требуют для своего выражения полной свободы, той, какою обладают шуты. Что бы они ни говорили, на их слова не принято обижаться. Послушаем Жака, зачем ему надо превратиться в шута:

Буть я шутом!
Я жду, как чести, пестрого камзола.
... Он к лицу мне:
Но только с тем, чтоб вырвали вы с корнем
Из головы засевшее в нем мненье,
Что я умен, и дали мне притом
Свободу, чтоб я мог, как вольный ветер,
Дуть на кого хочу - как все шуты,
А те, кого сильнее я царапну,
Пускай сильней смеются...
Оденьте в пестрый плащ меня! Позвольте
Всю правду говорить - и постепенно
Прочищу я желудок грязный мира,
Пусть лекарство он мое глотает.
II, 7, 42-61

Наряд шута нужен Жаку для того, чтобы говорить правду о пороках людей. В речах Жака отражается его скептическое отношение к миру, но в комедии царит веселье и в ней добро, вопреки меланхолическим рассуждениям Жака, торжествует. Жак решает стать отшельником.

В «Как вам это понравится» Шекспир сделал моду на меланхолию предметом насмешки. Но то, что казалось сначала только модой, в начале XVII века стало действительным умонастроением части позднего елизаветинского общества. В «Гамлете» Шекспир иначе отнесся к критическому духу современников. Не только в этой пьесе, но в двух «мрачных комедиях», близких по времени написания к «Гамлету», - в «Троиле и Крессиде» (1602) и «Мере за меру» (1604) дух времени сказался с такой же силой.

Жак-меланхолик только грозился заняться чисткой пороков, Гамлет этим занимается - я чуть было не сказал «всерьез». Нет, в том-то и дело, что этому занятию принц предается как бы шутя, под личиной безумного.

Во времена Шекспира еще сохранялось унаследованное от средних веков отношение к сумасшедшим. Их причудливое поведение служило поводом для смеха. Прикидываясь безумным, Гамлет одновременно как бы надевает па себя личину шута. Это дает ему право говорить людям в лицо то, что он о них думает. Гамлет широко пользуется этой возможностью.

В Офелию он поселил смятение своим поведением. Она первая видит разительную перемену, происшедшую в нем. Полония Гамлет просто дурачит, и тот легко поддается на выдумки притворного безумца. Его Гамлет разыгрывает определенным образом. «Все время наигрывает на моей дочери, - говорит Полоний, - а вначале он меня не узнал; сказал, что я торговец рыбой...» (II, 2, 188-190). Второй мотив в «игре» Гамлета с Полонием - его борода. Как помнит читатель, на вопрос Полония о книге, в которую принц все время заглядывает, Гамлет отвечает: «этот сатирический плут говорит здесь, что у старых людей седые бороды...» и т. д. (II, 2, 198-206). Когда потом Полоний жалуется, что монолог, читаемый актером, слишком длинен, принц резко обрывает его: «Это пойдет к цирюльнику, вместе с вашей бородой...» (II, 2, 501).

С Розенкранцем и Гильденстерном Гамлет играет по-иному. С ними он ведет себя так, как если бы верил в их дружбу, хотя сразу же подозревает, что они подосланы к нему. Гамлет отвечает им откровенностью на откровенность. Его речь - одно из самых знаменательных мест пьесы.

«Последнее время - а почему, я и сам не знаю - я утратил свою веселость, забросил все привычные занятия; и, действительно, на душе у меня так тяжело, что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом; этот несравненнейший полог, воздух, видите ли, эта великолепно раскинутая твердь, эта величественная кровля, выложенная золотым огнем, - все это кажется мне не чем иным, как мутным скоплением паров. Что за мастерское создание - человек! Как благороден разумом! Как бесконечен способностью! В обличии и в движениях - как выразителен и чудесен! В действии - как сходен с ангелом! В постижении - как сходен с божеством! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха? Из людей меня не радует ни один, нет, также и ни одна, хотя вашей улыбкой вы как будто хотите сказать другое» (II, 2, 306-324).

Здесь мы слышим развитие тех мыслей, которыми был полон монолог во второй сцене первого акта. Только там глубокое недовольство имело конкретный адрес: мать Гамлета, заставившая его усомниться в ценностях жизни. Здесь то же умонастроение получает обобщенное выражение. Там только земная жизнь, здесь вся вселенная представляется Гамлету лишенной смысла и ценности.

Гамлет, конечно, только играет в откровенность с Розенкранцем и Гильденстерном. Он не сказал им ничего нового, по сравнению с тем, что они знали от короля и королевы. Клавдий говорил им уже о «преображенье» Гамлета; «в нем точно и внутренний и внешний человек не сходен с прежним» (II, 2, 5-7). О «не в меру изменившемся сыне» (II, 2, 36) слышали они и от Гертруды.

Речь Гамлета - его первое большое высказывание с тех пор, как он стал прикидываться безумным. Он догадывается, что Розенкранца и Гильденстерна предупредили о его сумасшествии. В его план входит убедить их, что он в самом деле рехнулся.

Как известно, настоящие безумцы уверены, что рассуждают умно. Исходя из этого, Гамлет ведет сложную игру: он, человек в полном разуме, играет роль сумасшедшего, который уверен в том, будто сохранил свой разум. Это - сложный прием, типичный для маньеризма в драме Позднего Возрождения, культивировавшей всякого рода двойственность. Она должна проявляться и во внешней манере речи принца, одновременно несерьезной и серьезной.

Розенкранц и Гильденстерн поверили в безумие Гамлета и по другой причине. Речь принца состоит из противоречий. Каждое упоминаемое им явление имеет две противоположные оценки: земля с ее красотами кажется ему пустыней, величественная кровля неба - скоплением чумных паров, человек - краса вселенной и одновременно квинтэссенция праха. С точки зрения школьной логики Розенкранца и Гильденстерна сказанное Гамлетом свидетельствует об утрате им рассудка, ибо правильным, по их мнению, должно быть либо одно, либо другое из. определений, но не оба вместе.

Хотя Гамлет разыгрывает своих приятелей по университету, он в самом деле раздираем противоречиями. Духовное равновесие Гамлета полностью нарушено. Он и издевается над подосланными к нему шпионами, и говорит правду о своем изменившемся отношении к миру. Двойственность Гамлета отражает кризис гуманизма, о чем уже шла раньше речь.

Розенкранцу и Гильденстерну не дано разгадать сложную натуру Гамлета, и они незамедлительно докладывают королю:

Розенкранц
Он признается сам, что он расстроен,
Но чем - сказать не хочет ни за что.
Гильденстерн
Расспрашивать себя он не дает
И с хитростью безумства ускользает,
Чуть мы хотим склонить его к признанью
О нем самом.
III, 1, 5-10

Но приятели-студенты невнимательны. Будь у них слух более чуток, они придали бы больше значения словам, как бы брошенным вскользь.

О театре Гамлет рассуждает с ними вполне здраво, без тени помешательства говорит он и с актерами. Узнав о том, что труппа, некогда нравившаяся ему, прибывает в Эльсинор, Гамлет говорит: «Тот, что играет короля, будет желанным гостем; его величеству я воздам должное», буквально: «получит от меня дань» (II, 2, 333). Они могли бы обратить внимание на замечание Гамлета об отношении к Клавдию при дворе до того, как он стал королем, и после: «те, кто строил ему рожи, пока был жив мой отец, платят по двадцать, сорок, пятьдесят и сто дукатов за его портрет в миниатюре. Черт возьми, в этом есть нечто сверхъестественное, если бы только философия могла доискаться» (II, 2, 381-385).

Розенкранц и Гильденстерн приписали любви принца к театру выбор монолога, который он просит прочитать ему и сам напоминает начало. Речь, вдруг понадобившаяся Гамлету, входит в старинную трагедию, полную кровавых ужасов и жестокостей. В ней греческий царь-воитель, ворвавшись в Трою, одурманенный кровью, разит свои жертвы без разбора, пока не находит главного врага - троянского царя Приама. Старец не выдержал столкновения с гневным Пирром и упал. Пирр занес над ним свой меч, но вдруг остановился. Этот кусок читает уже не Гамлет, а Первый актер. Вслушаемся в монолог:

Так Пирр стоял, как изверг на картине,
И, словно чуждый воле и свершенью,
Бездействовал.
Но как мы часто видим пред грозой -
Молчанье в небе, тучи недвижимы,
Безгласны ветры, и земля внизу
Тиха, как смерть, и вдруг ужасным громом
Разорван воздух; так, помедлив, Пирра
Проснувшаяся месть влечет к делам;
И никогда не падали, куя,
На броню Марса молоты Циклопов
Так яростно, как Пирров меч кровавый
Пал на Приама.
II, 2, 499-514

Конечно, Розенкранц и Гильденстерн, не знавшие ничего о тайне смерти прежнего короля, и догадаться не могли, что мысли Гамлета заняты задачей мести. Не знали они и того, что принц корил себя за медлительность. Но для внимательного зрителя, а тем более читателя становится ясным, что выбор именно этого монолога не случаен. Мы будем недалеки от истины, если предположим, что Гамлету хочется видеть себя таким мстителем, который медлит, но тем сильнее будет удар, когда он наконец нанесет его с такой же неумолимостью.

И еще одно место в монологе из старой пьесы важно для Гамлета - то, что говорится в нем о жене Приама Гекубе. Эта часть речи начинается словами: «Но кто бы видел жалкую царицу...»

Гамлет повторяет за актером: «Жалкую царицу?» (II, 2, 525-526).

Огни очей небесных увлажнил бы
И возмутил богов.
II 2, 540-541

Гекуба - пример верной жены. Даже актер проникся ее горем, и у него появились слезы на глазах. Гертруда - не Гекуба.

Теперь мы, читатели и зрители, понимаем, почему именно этот монолог захотелось вновь послушать Гамлету. Но Розенкранц и Гильденстерн, как и присутствующий при чтении актера Полоний, не могут знать, что кроется за причудами и желаниями принца.

Отослав всех, Гамлет вновь укоряет себя за бездействие. Обратим внимание на то, что на первом месте для него Гекуба, образ верной жены. Ее горем проникся даже актер «в воображенье, в вымышленной страсти» (II, 2, 578):

Из-за Гекубы! Что ему Гекуба, Что он Гекубе, чтоб о ней рыдать?
II, 2, 585-586

А после этого - укор себе за то, что он не мстит -

За короля, чья жизнь и достоянье
Так гнусно сгублены.
II, 2, 596-597

Мы знаем, однако, что у Гамлета были сомнения, насколько можно верить Призраку. Ему необходимо такое доказательство вина Клавдия, которое было бы по-земному достоверным. Он решает воспользоваться приездом труппы для того, чтобы показать королю пьесу, в которой будет представлено точно такое злодейство, какое совершил он: «зрелище - петля, // Чтоб заарканить совесть короля» (II, 2, 633-634).

Вероятно, план этот возник тогда, когда Первый актер так взволнованно читал монолог о Пирре и Гекубе. Отсылая от себя актеров, Гамлет заказывает главе труппы представление пьесы «Убийство Гонзаго» и просит включить в нее шестнадцать строк, написанных им самим.

Так возникает замысел Гамлета проверить истину слов Призрака. Необходимо ли это? У нас, читателей и зрителей, давно уже нет сомнений в вине Клавдия. Поэтому многим кажется, что эта отсрочка прямого действия, то есть расправы с Клавдием, - еще одно доказательство слабости Гамлета, его нежелания действовать. Иначе говоря, Гамлета подозревают в том, что его слова и поступки резко расходятся. Но думать так - значит не понимать законов шекспировской драматургии.

Монологи героев у Шекспира всегда правдивы. Как уже отмечалось, монолог есть форма прямого общения героя со зрителями. С ними он откровенен. Впрочем, и злодеи, когда они наедине с публикой, выкладывают свои замыслы, тоже откровенны по-своему. Таким речам надо верить. Если действующее лицо у Шекспира лицемерит, оно тоже найдет возможность (Шекспир предоставит ему ее) признаться зрителям в своем лицемерии, как это делает, например, Анджело в комедии «Мера за меру» (II, 4, 1-17).

Гамлет не полагается ни на свою интуицию, ни на голос из потустороннего мира, ему необходимо доказательство, удовлетворяющее требованиям разума. Недаром в большой речи, выражающей взгляд Гамлета на вселенную и человека (о ней сказано выше), Гамлет ставит разум на первое место, когда восклицает: «Что за мастерское создание - человек! Как благороден разумом!» (II, 2, 315-316). Только посредством этой высшей способности человека и намерен Гамлет осудить ненавистного ему Клавдия.

Гамлет стал одним из самых любимых образов мировой литературы. Более того, он перестал быть просто персонажем старинной трагедии и воспринимается как живой человек, хорошо знакомый многим читателям. Но этот близкий многим герой оказался не столь прост. В нем, как и во всей пьесе, много загадочного, неясного. Для одних Гамлет – человек слабохарактерный, для других – мужественный борец.

В трагедии датского принца главное – не во внешних событиях, не в исключительных по грандиозности и кровавости происшествиях. Главное – то, что происходит все это время в сознании героя. В душе Гамлета разыгрываются драмы не менее мучительные и ужасные, чем те, которые происходят в жизни других действующих лиц пьесы.

Можно сказать, что трагедия Гамлета – это трагедия познания человеком зла. До поры до времени существование героя было безмятежным. Он жил в семье, озаренной взаимной любовью родителей и сам полюбил и испытывал взаимность от прелестной девушки. У Гамлета были верные друзья. Герой увлеченно занимался науками, любил театр, писал стихи. Впереди его ждало великое будущее – стать государем и править своим народом. Но вдруг все стало рушиться. В расцвете лет умирает отец Гамлета. Не успел герой пережить это горе, как его постиг второй удар: мать меньше, чем через два месяца, вышла замуж за дядю Гамлета. Больше того, она разделила с ним трон. И вот наступает время третьего удара: Гамлет узнает, что его отца убил собственный брат, чтобы завладеть его короной и женой.

Удивительно ли, что герой находился на грани отчаяния. На его глазах рухнуло все, что делало его жизнь ценной. Гамлет никогда не был столь наивен, чтобы думать, что в жизни не бывает несчастий. Но он имел об этом очень приблизительное представление. Беды, обрушившиеся на героя, заставили его по-новому посмотреть на все. В сознании Гамлета с небывалой остротой начали возникать вопросы: чего стоит жизнь? что такое смерть? можно ли верить в любовь и дружбу? можно ли быть счастливым? можно ли уничтожить зло?

Раньше Гамлет считал, что человек – центр Вселенной. Но под влиянием несчастий его взгляд на жизнь и природу резко изменился. Герой признается Розенкранцу и Гильденстерну, что «утратил всю свою веселость, забросил привычные занятия». На душе у него тяжело, земля ему кажется «пустынным местом», воздух – «мутным и чумным скоплением паров». Еще раньше мы слышали от Гамлета горестное восклицание о том, что жизнь – дикий сад, в котором растут только сорняки и повсюду царит зло. Честность в этом мире исчезла: «быть честным при том, каков этот мир, - это значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч». В знаменитом монологе «Быть или не быть?» Гамлет перечисляет беды жизни: «гнет сильного», «судей медливость», «заносчивость властей и оскорбления, чинимые безропотной заслуге». И хуже всего его страна, где он живет: «Дания – тюрьма… И превосходная со множеством затворов, темниц и подземелий…».

Потрясения, испытанные Гамлетом, пошатнули его веру в человека, породили раздвоенность его сознания. Лучшие человеческие качества были присущи отцу Гамлета: «Он человек был, человек во всем». Упрекая мать за измену его памяти, Гамлет показывает ей его портрет и напоминает, каким прекрасным и поистине благородным был ее первый муж:

Как несравненна прелесть этих черт;
Чело Зевеса; кудри Апполона;
Взор как у Марса – властная гроза;
Осанкою – тот сам гонец Меркурий…

Полная противоположность ему – нынешний король Клавдий и его окружение. Клавдий - убийца, вор, «король из пестрых тряпок».

С самого начала трагедии мы видим Гамлета потрясенным. Чем дальше развивается действие, тем явственнее становится душевный разлад, переживаемый героем. Клавдий и вся мерзость, окружавшая его, ненавистны Гамлету. Он принимает решение мстить. При этом герой понимает, что зло - не в одном Клавдии. Весь мир поддался порче. Гамлет ощущает свое предназначение: «Век расшатался – и скверней всего, /Что я рожден восстановить его».

Гамлет часто говорит о смерти. Уже вскоре после своего появления он выдает затаенную мысль: жизнь стала ему настолько отвратительна, что он покончил бы с собой, если бы это не считалось грехом. Героя волнует сама тайна смерти. Что она такое – сон или продолжение мук земной жизни? Страх перед неизвестностью, перед страной, откуда еще никто не возвращался, нередко заставляет людей уклоняться от борьбы, бояться смерти.

Созерцательность натуры Гамлета, его ум сочетаются со стремлением к физическому совершенству. Он ревниво относится к своей славе лучшего фехтовальщика. Гамлет считает, что человек должен представлять собой гармоничное слияние разнообразных достоинств: «Что за мастерское создание – человек! Как благороден разумом! Как беспределен и чуден в своих способностях, обличьях и движениях! Как точен и чуден в действии!... Краса вселенной! Венец всего живущего!»

Влюбленность в идеал человека делает для Гамлета особенно болезненным разочарование в окружающем и самом себе: «Из людей меня не радует ни один…», «О, что за дрянь я, что за жалкий раб». Такими словами Гамлет беспощадно осуждает человеческое несовершенство, в ком бы оно не проявлялось.

На протяжении всей пьесы Гамлета мучит противоречие между собственным крайним смятением и острым ощущением возможностей человека. Именно оптимизм и неистощимая энергия Гамлета придают его пессимизму и страданиям ту необыкновенную силу, которая потрясает нас.

У. Шекспир - самый знаменитый писатель Англии. Он был великим поэтом и драматургом и писал в своих произведениях о вечных проблемах, волнующих людей: о жизни и смерти, любви, верности и предательстве. Поэтому и сегодня произведения Шекспира, особенно его трагедии, популярны, хотя он умер почти 400 лет назад.

«Гамлет, принц Датский» - это самая значительная из трагедий

У. Шекспира. Он писал трагедию о средневековом принце, но в ней отразил то, что происходило в Англии в его время. Но значение «Гамлета» не в этом, а в затронутых там проблемах, которые не зависят от времени.

Гамлет - это единый центр, в котором сходятся все линии трагического действия. Это герой, который запоминается. Его слова заставляют сопереживать ему, думать вместе с ним, спорить и возражать или соглашаться с ним. При этом Гамлет - человек думающий и рассуждающий, а не совершающий поступки. Он выделяется среди других героев трагедии: ему, а не королю Клавдию стражники говорят через друга Горацио о появлении Призрака. Он один носит траур по умершему отцу.

Только рассказ Призрака отца побуждает принца-философа к действию. И Гамлет из обычных для Средневековья событий - убийство короля соперником, новое замужество матери, которая «и башмаков еще не износив, в которых шла за гробом», когда «еще и соль ее бесчестных слез на покрасневших веках не исчезла», - делает выводы. Поведение матери, вполне объяснимое, ведь женщине, к тому же жене убитого короля, лишь две дороги - монастырь или замужество, - признак женского предательства. То, что убийство совершил дядя, «улыбчивый подлец», - признак гниения всего мира, в котором расшатались основы - родственные отношения, семейные связи.

Трагедия Гамлета так велика, потому что он не просто смотрит и анализирует. Он чувствует, через свою душу пропускает все факты, принимает их близко к сердцу. Нельзя верить даже самым родным, и цвет траура переносится Гамлетом на все, что его окружает:

Каким докучным, тусклым и ненужным

Мне кажется все, что ни есть на свете!

О мерзость! Этот буйный сад, плодящий

Одно лишь семя; дикое и злое

В нем властвует.

Но страшнее, что ему, человеку, который привык скорее орудовать пером, чем мечом, нужно что-то делать, чтобы восстановить в мире равновесие:

Век расшатался - и скверней всего,

Что я рожден восстановить его!

Единственный доступный путь, который подействует против придворных подлецов и лгунов, - ложь и лицемерие. Гамлет, «гордый ум», «чекан изящества, зерцало вкуса, пример примерных», как говорит о Гамлете его возлюбленная Офелия, обращает против них их же оружие. Он изображает из себя сумасшедшего, во что придворные верят. Речи Гамлета противоречивы, особенно в глазах окружающих придворных, которые привыкли верить тому, что скажет король. Под видом сумасшедшего бреда Г амлет говорит то, что думает, потому что это единственный способ обмануть лицемеров, не умеющих говорить правду. Особенно хорошо это видно в сцене беседы Гамлета с придворными Розенкранцем и Гильденстерном.

Единственный выход для Гамлета - это убийство Клавдия, потому что в его поступках корень всех бед, он втягивает в это всех окружающих (Полония, Розенкранца и Гильденстерна, даже Офелию).

Гамлет борется с собой. Для него невозможно бороться против зла убийством, и он медлит, хотя другого пути нет. В результате он идет против своих внутренних принципов и гибнет от руки Лаэрта. Но со смертью Г амлета гибнет и старый Эльсинор, «буйный сад», где растут лишь зло и предательство. Приезд норвежца Фортинбраса обещает Датскому королевству перемены. Смерть Гамлета в финале трагедии, как мне кажется, необходима. Это воздаяние за грех убийства, за причиненное миру и людям зло (Офелии, матери), за преступление против себя самого. Смерть принца Датского - это выход из порочного круга зла и убийств. У Дании появляется надежда на светлое будущее.

Гамлет - один из вечных образов мировой культуры. С ним связаны понятие «гамлетизм», внутренние противоречия, терзающие человека перед принятием трудного решения. В своей трагедии Шекспир показал борьбу зла и добра, тьмы и света внутри человека. Эта трагедия о многих из нас, и, принимая трудное решение, мы должны помнить о судьбе Гамлета, принца Датского.

Открывая «Гамлета», как и любую другую пьесу, режиссеру приходится заново отвечать на вопросы – «что в ней самое важное?» и «каким он видит ее героя?». За долгую историю постановок Гамлет на сцене был слабым и сильным. Герой менялся в зависимости от времени, формировавшего запрос и меняющего взгляд режиссеров на проблему пьесы и образ Гамлета. У Бартошевича можно найти очень точное определение этому феномену — для общества «Гамлет» предстаёт зеркалом, в котором зритель то видит образец для подражания, символ духовного совершенства, то отражение своих душевных болезней и своего бессилия. С этим сложно и не нужно спорить, но можно уточнить, что если раньше сам Гамлет, как главный герой спектакля, был зеркалом, то теперь все чаще им становится мир окружающей его в спектакле и представляющий срез времени или других важных для режиссера явлений.

Новый век не стал решать каким быть принцу, а сам вышел на сцену в роли главного героя. Так в современных постановках на первом плане оказалась эпоха, определяющая моральные ценности, нравы, картину общества, окружающего Гамлета. Не призрак, а время становится роком принца в XXI веке.
Для этой идеи обоснование дал сам Шекспир, в метафоре, в значительной степени определяющей замысел пьесы – «The time is out of joint. O, cursed spite / That ever I was born to set it right» . Начало этой фразы буквально можно перевести так – «Время вывихнуто в суставе» .

Ближе всего к подлиннику этот отрывок был переведён М.Л. Лозинским:
«Век расшатался! И скверней всего,
Что я рожден восстановить его!»

и А. Радловой:
«Век вывихнут. О злобный жребий мой!
Век вправить должен я своей рукой»

Из этого следует, что главной миссией Гамлета, по замыслу автора, была не только месть за предательство и убийство отца. Нам дают понять, что произошло нечто большее. Во всем, что окружает принца, видны следы искажённой морали «вывихнутого века», и Гамлету предстоит действительно непосильная, «проклятая» ноша вправить это время. Создать новую систему координат, заново определив, как можно и как нельзя, что хорошо, а что плохо. На этом поле зрителю дано право решать, справился ли с трудной задачей Гамлет.

В большинстве случаев в этом поединке Гамлету либо предстоит быть лучшим из лучших, либо соответствовать своему противнику, становясь частью «вывихнутого века». Сам же «век», нуждающийся в исправлении, отражает замысел режиссера. Для наглядности, чтобы лучше представить современного Гамлета и взрастившую его почву, рассмотрим несколько театральных примеров:

Мир войны
(«Гамлет» режиссер Омри Ницан, Камерный театр, Тель-Авив (Израиль))

«Гамлету» Камерного театра не понадобилась сцена, спектакль играется прямо вокруг зрительских кресел. Казалось бы, таким образом расстояние между залом и актерами сокращается до минимума, буквально двух-трех шагов, но сама атмосфера спектакля не дает так легко преодолеть эти несколько метров, превращая их в километровую дистанцию до чужой страны и чужой боли. Пьесы Шекспира легко обнажают болевые точки и в спектакле много наболевшего для страны, находящейся в зоне военного конфликта. Мир «Гамлета» в постановке Омри Нацан – место непрекращающейся войны. В нем автоматы давно заменили шпаги, а вместо тронов установлены трибуны для трансляции политических обещаний. Из этого мира нет дороги во Францию или Виттенберг, уйти можно лишь на службу в армию. Вместо цветов сошедшая с ума Офелия раздает пули, создавая еще более трагический образ. За секунду до собственной смерти девушка с ясностью видит неотвратимое будущее, несущее скорую гибель правым и виноватым. Война и смерть уравнивает всех.

Для надлома, приведшего к безумию Офелию и подкашивающего Гертруду, в спектакле есть еще одна серьёзная причина: мир войны жесток и полон насилия к слабому полу. Мужчина в жизненной ситуации, где властвует сила, не прибегает к уговорам или нежности, он поднимает руку на женщину и берет ту, которую хочет, силой. Гамлет, вышедший из мирного времени, решает для себя вопрос «быть или не быть» как вопрос «стать частью войны и сражаться или нет». Клавдий же воплощает не только человека, но и идею вседозволенности по праву возможности и власти, идею, отказывающуюся погибать. Даже будучи сражённым Гамлетом, Клавдий продолжает общение с электоратом через микрофон, заверяя, что все еще жив.

Мир политики
(«Гамлет» режиссер Валерий Фокин, Александринский театр, Санкт-Петербург)

В «Гамлете» Валерия Фокина перед нами предстает не просто «вывихнутый век», а его изнанка. Смешав все существующие переводы, режиссер создал своего первого помощника — универсальный гамлетовский язык для изложения своей мысли, а вторым его помощником стали декорации, с самого начала обрисовывающие эту мысль. Вместо замка на сцене выстроены трибуны некой арены, стадиона и зритель находится с их обратной стороны. Так мир делится на официальный и неофициальный. Пока Гамлет пытается изменить хотя бы одну его часть, с обеих сторон трибун идут баталии за влияние. Многое происходящее официально, с парадной стороны, зритель лишь слышит, но не видит. В зале слышны одобрение толпы на речи короля и королевы и практически не видна «Мышеловка», которую разыгрывают актеры по просьбе Гамлета. При этом изначально зрителю видно больше, чем героям, ведь они находятся с закулисной стороны политической интриги, нацеленной на смещение одной власти в пользу другой. Это еще один жестокий мир жёсткого времени, против которого должен сражаться не желающий брать на себя такую ответственность Гамлет. Недостаточно сильный для возложенной на него миссии и даже наивный, именно такой, какой нужен в мире лжи и козней. Гамлет в спектакле, сам того не ведая, становится марионеткой-разрушителем в ловких руках. Найдя силы следовать своей воле, на самом деле он следует чужому умыслу ровно так, как было задумано третьей стороной. В мире политики все герои – пешки в руках более умного, дальновидного и беспринципного игрока. Клавдий – пешка в руках Гертруды. Эта сильная женщина могла и сама убить первого мужа, видимо не желавшего делить с ней бразды правления. Именно поэтому для второго брака она выбрала в мужья слабого Кладвия, предпочитающего короне место под ее каблуком. Вторая пешка, которой не суждено пересечь шахматную доску – это сам Гамлет. Он пешка в руках Фортинбраса. Призрак – подделка его команды, злая шутка, использованная для достижения цели, то, что для Гамлета – крестовый поход, для скрытого игрока – устранение соперников. Так и не узнав правды, Гамлет лишь освобождает дорогу новой власти. Никому не удалось вправить век, он остался таким же вывихнутым в лицемерном мире политики, где не может идти речи о морали или справедливости.

Мир потребления
(«Гамлет» режиссер Томас Остермайер, Шаубюне ам ленинер платц, Германия)

Остермайер решил сразу поиграть со стереотипами, предложив на сцене непривычного Гамлета. Его Гамлет выглядит как толстый бюргер, наблюдающий за похоронами отца и свадьбой матери с ленивой отстранённостью. Свое подлинное отношение к окружающим он показывает иначе: в руках Гамлета камера, снимающая происходящее с его точки зрения. Через нее он транслирует на экраны отталкивающую картину «праздника». Собравшиеся за столом не едят, а жадно жрут землю. Ту самую, в которой водятся черви, императоры по части стола. Это мир потребления, пожирающий сам себя. Решая для себя вопрос «быть или не быть», Гамлет от него отрекается. Оказывается, что его ленивая ватная оболочка – лишь костюм-кокон, из которого Гамлет выбирается, закончив свое превращение.

Лучше всего задумку спектакля иллюстрируют поступки главных героев: Клавдия, навещающего могилу брата, чтобы выкопать из нее корону и Гамлета, переворачивающего этот символ власти прежде, чем надеть на голову.

Мир ужаса
(«Гамлет» режиссер Гарольд Стрелков, АпАРТе, Москва)

В спектакле Стрелкова представлен, казалось бы, самый далекий от реальности мир, в нем нет прямых соприкосновений с сегодняшним днем, зато есть отсылка к современной культуре, предлагающей снимать стресс от реального страха, рождённого повседневностью, страхом, затаившимся в подсознании и извлечённым оттуда индустрией развлечений. Придумывая заповедник для духов из японских фильмов ужасов, режиссер минимизировал действительность, изолировав свой Эльсинор. Стрелков выбрал местом действия деревянную избу, перенеся ее из темной лесной чащи в ледяные арктические просторы. За стенами лишь холод, тьма и ни одной живой души, только страх и духи.

В этом пространстве соединились ад и чистилище, стены поворачиваются, демонстрируя, как параллельно во времени в одном зале живут еще не умершие герои пьесы, а в другом бродят мертвые. Само собой здесь никто не умирает по собственной воле, в мире, сплетённом из ужаса и отчаянья, даже Офелии не полагается просто утонуть, любая смерть задумана и воплощена Призраком, занявшим место главного героя. Тень отца Гамлета – злой гений Эльсинора. Герои хотят жить и быть счастливыми, но призрак не дает им ни единого шанса. В этом контексте принц встречается не с духом покойного отца, а с дьяволом, принявшим любимый образ, ведущим принца к саморазрушению. В финале, когда умерли все, Гамлет остаётся один на один с Призраком и задает ему вопрос, вместивший в себя все накопившиеся «зачем?» и «почему?». Гамлет спрашивает отца – а что же дальше? Получая вместо ответа молчание и сыто-довольную улыбку призрака.

Первобытный мир
(«Гамлет» режиссер Николай Коляда, Коляда-театр, Екатеринбург)

У Коляды на сцене нет ничего лишнего, только тонны необходимого барахла, без которого не было бы спектакля. По стенам развешаны самые растиражированные с советских времен картины: «Мишки в сосновом бору», «Незнакомка», а в руках у героев не одна, а десятки репродукций «Моны Лизы». По углам разбросаны расшитые подушечки, пустые жестяные банки из под консервов и пробки, передаваемые из уст в уста при поцелуе. Прибавьте к этому гору мослов, большую надувную ванну с веслами и вот – перед вами весь незатейливый скарб, накопленный за тысячелетия цивилизацией, а сверху, в этом мусоре копошатся обезьянки, сменившие людей. В лучшем случае произошел апокалипсис, повернувший эволюцию вспять, и землю снова заселили наши предки, в более же реалистичном прочтении мы и сами обезьянки, которые не далеко ушли от этого первобытного общества. Герои Коляды уже или еще не люди и у них нет свободы воли, о чем свидетельствуют ошейник на шее и поводки, которые они вручают тому, за кем готовы пойти. Естественно, этот кто-то должен быть альфой, главным бабуином, как Клавдий.

В таком обществе не возникает моральной дилеммы на тему того, как могла Гертруда сразу после смерти первого мужа выйти замуж повторно, потому что действуют исключительно законы живой природы, других законов еще не изобрели. Не изобрели и религии, ее заменяют шаманские пляски, обращённые к природе по самым бытовым вопросам. Обезьянки во главе с Клавдием, соединившим в себе функции вождя и шамана, призывают дождь.

Гамлет же первый человек, родившийся в обезьяньем мире. Первый, кто не вручает своего поводка никому (за исключением схватки, когда повадок служит оружием), первый, кто видит окружающую действительность с высоты своего развития, а не глубины общего падения. Осознавая низости своего века, Гамлет язвителен по отношению к нему, а век, глазами режиссера, напротив, видит в нем будущее. С его приходом у обезьянок появляется выбор. Они по-прежнему идут за альфа-самцом Клавдием, но готовы пойти и за опережающим свое время Гамлетом. Гамлет – это новая ступень эволюции, после которой деградацию должно сменить развитие, обещание нового дня. И даже его гибель не противоречит надежде: над телом погибшего первого человека проливается долгожданный дождь.

Безвоздушное пространство
(«Гамлет-проект», режиссер Томас Флакс, Бернский университет искусств, Швейцария)

Получасовой спектакль без четких рамок и форм для четырех очень молодых актеров. «Гамлет-проект» начинается на том месте, где сама пьеса себя исчерпала. Шекспировский текст актерами уже прочитан, разобран и прожит. Зрителем достается не сам «Гамлет», а его послевкусие. История не событий, а их последствий, представленная двумя Гамлетами и двумя Офелиями. Хотя если бы сами участники спектакля не настаивали на том, что это были именно два Гамлета и две Офелии, то одна пара с таким же успехом могла оказаться Клавдием и Гертрудой.

Студенческая интерпретация выливается в практически женское соло. В мире последствий не осталось достойного места для Гамлета или Клавдия, их часть пьесы уже закончилась. Они делали то, что считали нужным, взваливая тяжесть своих поступков на плечи любящих их женщин. Гамлет перед зрителем появляется лишь для того, чтобы еще раз продемонстрировать как он мешал жить близким ему людям. Это мальчик с неуравновешенной психикой, перед которым в детстве замучили не одну сотню собачек и кошечек, или сам замучивший множество живых существ. Офелию похожую на Офелию, девочку-отличницу, собравшуюся на выпускной бал, он по привычке истязает, направляя на описанный в пьесе путь. Выстрадав столько, сколько могла и поблагодарив родных за их поддержку, так словно ей вот-вот вручат Оскар, эта скрипка тонет, отыграв свое соло. Вторая Офелия, которая почти стала Гертрудой, предпочитает топить горе в вине и помимо Оскара за исполненную партию хочет корону, но и ее конец, согласно пьесе, печален. У Томаса Флакса мужской театральный мир, мир пьесы «Гамлет» стал женским, где за все, что творят мужчины, отвечают женщины, расплачиваясь по самой высокой цене.

Каждое правило имеет исключение, подтверждающее это правило, поэтому, для полноты картины, следует рассмотреть хотя бы один спектакль, где отсутствуют ярко выраженные признаки эпохи:

Колесо истории
(«Гамлет» режиссер Владимир Рецептер, Пушкинская школа, Санкт-Петербург)

Рецептер, когда-то игравший «Гамлета» как моноспектакль, поставил со своими учениками классического, в лучшем понимании этого слова, «Гамлета». Оставив только пьесу и по возможности не додумывая за автора. Во время московских гастролей этот спектакль игрался в ШДИ (Школа драматических искусств) в зале «Глобус», уменьшенной копии сцены легендарного лондонского театра, и у зрителей появилась уникальная возможность посмотреть «Гамлета» с высоты верхних ярусов. Оттуда беседка, единственная декорация, виделась колесом, через спицы которого смотришь на героев. Этот невидимый, но ощутимый образ, символизирующий время, присутствовал в спектакле всегда. Не определённый отрезок времени, а его постоянное течение, называемое судьбой или фатумом. Полоний, обнимающий своих детей и мечтающий уберечь их, Гертруда, вопреки иным трактовкам любящая сына, Клавдий, знающий цену своим молитвам, Призрак, Гамлет, труппа актеров, Розенкранц и Гильденстерн, колесо времени, несущееся на огромной скорости к обрыву увлекает за собой всех участников трагедии, высадив на обочине одного Горацио. Свидетеля в пользу шекспировских героев.