Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Театр Европы, более известный как Додинский театр, или Малый драматический театр Санкт-Петербурга переживает очередной кризис. Обошлось пока что без смерти. Ведущая актриса театра Татьяна Шестакова, жена Льва Додина в Париже в конце декабря прошлого года выбросилась из окна. Она выжила, отделавшись переломами рук и ног.

Сам режиссер уже несколько месяцев находился в депрессии, не появлялся в театральном институте на своем курсе, приостановил репетиции "Мастера и Маргариты".

У Татьяны Шестаковой, по словам сотрудников театра, в последнее время был творческий кризис, поскольку с главных ролей ее перевели на возрастные.

О Додинском театре мрачные легенды ходят давно. Наиболее сильный шок у поклонников театра был после самоубийства известного артиста Владимира Осипчука, которое последовало несколько лет назад.

Это был затяжной творческий кризис актера, возможность жить без театра, столкнувшаяся с невозможностью жить дальше в нем. Впрочем, точных причин не знает никто. Да это и неважно.

Смерть Осипчука закрепила за театром мрачную славу Дома, откуда уйти невозможно.

Для актера стать учеником Додина было равно тому, чтобы вступить в добровольное рабство, отдать за успех душу. Они все становились у Додина крупными звездами — не на час, на всю жизнь. Но за это надо было отречься от себя, сложив жизнь к ногам Мастера. Таков его творческий метод и тут ничего не поделать.

У многих в последний момент сработал инстинкт самосохранения, как у Максима Леонидова — он почувствовал, что надо бежать...

"- Максим, вы ведь в свое время закончили в Ленинграде Театральный институт. Среди ваших учителей был Лев Додин, который считается сегодня одним из лучших театральных режиссеров. У вас не возникало желания поработать в одной команде со своим знаменитым учителем?

Было такое. Когда я ушел из группы "Секрет" и не собирался еще уезжать в Израиль, у меня состоялся серьезный разговор со Львом Абрамовичем. Мы даже решили, что я, наверное, приду работать в его театр. Но потом я испугался и испугался совершенно закономерно. Потому что, учась у Льва Додина, я прекрасно понимал, что такое его театр. Это абсолютное стопроцентное в театре и больше нигде. Это нужно отдать всего себя не только театру, но и непосредственно Льву Абрамовичу. Дело в том, что это особая режиссура, особые театральные отношения. В общем, это не для меня. Я довольно свободолюбивый парень и мне тяжело так безоговорочно отдавать себя в руки пусть даже и любимого учителя."

Но многие выбирали иной путь, и Осипчук был из них.

Додинский театр выковыривает из зрителя далеко спрятанные переживания, взывает к атавизмам сознания, будит рефлексы на уровне симпатической нервной системы. Но это дается актерам ценой собственной колоссальной работы, ценой жизни в иной системе координат. Ценой отказа от дневного света — в театральном зале, как известно, нет окон, а почти все время они проводят там.

О системе координат — в мире Додинского театра — свой язык и свои персонажи. О Додине уже написано как о Мастере, создавшем театральную школу и метод. О жертвах метода пока не написано, вероятно, потому, что они — добровольные и — во имя искусства. В переводе с театрального это значит — святые.

"Додин не употребляет слово "замысел", тем более его сниженные варианты вроде пресловутой "задумки". Его заменяет странное на посторонний слух существительное сговор и производные от него глаголы сговориться, сговариваться. Эти осторожные слова означают уровень взаимопонимания, достигнутый участниками работы, в противовес единоличной, персональной идее режиссера, выходящего к остальным участникам репетиционного процесса с замыслом.

Слово "репетиция" употребляется в разговорах с администрацией, художественно-постановочной частью, на пресс-конференциях и т.п. Артистам же и участникам известно слово проба, в общем, соответствующее немецкому "die Probe" (проба, опыт, испытание, образец, репетиция). Французское "la repetition" (повторение, репетиция) в корне противоречит творческой философии Додина, это будет ясно позднее. Нет места в лексике Додина и "прогону" - одному из самых распространенных словечек театрального арго. Если в процессе постановки спектакля пьеса или какая-либо ее крупная часть играется без остановок — это называется сквозная проба. Слово проба означает также и "этюд" - репетиционное сочинение артистов. При этом часто можно услышать этюдное самочувствие, не всегда в положительном смысле, в зависимости от ситуации.

В репетиционной и учебной работе нет "перерывов" или "антрактов" - всегда паузы. Пауза — содержательный структурный момент, когда накапливаются новые мысли, представления, видения, по додинской терминологии — внутренние тексты. На памяти автора в конце репетиции или урока ни разу не прозвучало "закончили" или "на сегодня всё" и т.п. Вместо этого говорится "на этом прервемся", что, очевидно, можно не комментировать.

Почему-то Додин не любит глагол "уйти" в его буквальном значении, означающем направление движения. Он предпочитает глагол разойтись, видимо, в силу его не такой уж полной завершенности.

В творческой лаборатории Додина сфера слова едва ли не доминирует. Все его основные идеи, намерения, импульсы выражаются преимущественно через слово, всегда оригинальное и выразительное. Шестичасовой монолог — не такая уж большая редкость в биографии Додина, педагога и режиссера. Автору по крайней мере трижды довелось быть свидетелем такой формы общения со студентами и артистами. И все три раза Додину было что сказать.

При этом отношение Додина к слову по меньшей мере двойственно. Он не любит академических терминов в работе. Большинство театральных слов с его точки зрения заплесневело, а иные так субъективно толкуются, что надежнее пользоваться своими собственными. Отсутствие спецтерминологии в общепринятом виде объясняется и одной из личных фобий Додина: страхом оказаться в рабстве у слов на подсознательном уровне. Их беспросветная власть исследовалась в спектаклях "Повелитель мух", "Бесы", "Клаустрофобия", "Чевенгур", отчасти в "Гаудеамусе".

Вообще лингвистический анализ режиссерско-педагогического метода Додина мог бы дать любопытные результаты. Изменения в творческой психологии ощутимы уже на уровне словаря. Вот высказывания пятнадцатилетней давности: "...я уверен: сегодняшнего зрителя нужно надолго и основательно выбить из его привычного течения жизни... Зрителя, который заскочил в театр, надо заставить понять... Для меня сегодня идеал театра — это не тот, который легко укладывается в мое привычное течение жизни, а тот, что вырывает меня из него, ставит под сомнение, требует что-то пересмотреть".

Слав почти что пророческие. И срок исполнился. Надо что-то пересмотреть. Срочно, потому что поступок Шестаковой — острый сигнал к тому, чтобы пересмотреть.

Актеры Додину преданы самозабвенно, по-детски, впитав его пиетет к процессу рождения театра, и отождествляя режиссера с творцом театра.

"- Я сейчас вспоминаю, что перед премьерой "Чайки" в питерском Малом драматическом театре актер Петр Семак получил серьезную травму шеи. Он настоял, чтобы премьеру не откладывали, играл в гипсовом воротнике, потому что не хотел подводить свой театр, своего режиссера...

Значит, в театре у Льва Додина создана команда и сформированы определенные ценности."

Это не совсем так. Потому что сформированы не ценности, а сверхценности, и если в системе происходит второй страшный сбой — пришло время сверхценности эти менять, иначе — рухнуть всему миру. Как рушится театральное здание Театра Европы на улице Рубинштейна в Санкт-Петербурге: "Мы побывали во многих театральных школах Европы, оттуда к нам обращаются за помощью, за советами, с просьбами о всякого рода стажах и курсах, но мы не можем здесь принять коллег, потому что если я их поведу по нашей лестнице, то их хватит кондрашка. Когда-то эта лестница была не менее безобразна, ее никак не хотели чинить. Но вдруг, на наше счастье, пронесся слух, что приедет тогдашний первый секретарь обкома — кажется, на спектакль "Братья и сестры". Обрадованный директор тут же позвонил в райком партии, прислали бригаду рабочих и всю лестницу обили железом, прикрыв многовековую гниль. Первый секретарь обкома не приехал, но долгие годы лестница выглядела пусть и странно по архитектурным признакам, но, по крайней мере, пристойно. Сегодня все отодрано, и снова многовековая гниль высунулась наружу. Среди всего этого ходим, репетируем. Конечно, никого молодого я туда пустить просто не могу, мне стыдно." - Говорит Лев Додин о здании театра...

Но Додинский театр жив не лестницей, а кулисами — духом кулис, атмосферой, которую создает Додин. Говоря об успехе, он немного лукавит.

" - За рубежом, как, впрочем, и дома, публику влечет встреча с подлинным искусством, — считает Лев Додин. — Никого нельзя заманить и заставить терпеливо высидеть в зрительном зале длительное время (а ведь наш спектакль в трех частях по роману Достоевского "Бесы" длится около 10 часов!), если происходящее на сцене не созвучно с мыслями и переживаниями публики. Актеры с предельной искренностью и страстью делятся размышлениями о современных моральных и духовных проблемах, которые волнуют всех. Считаю, что именно эту искренность и злободневность как раз и ценит зритель, будь то в Париже, Лондоне, Брюсселе, Амстердаме или в Петербурге."

Зритель ценит не искренность, зритель чувствует, как на додинской сцене из артиста вытекает настоящая жизнь, как тратится на него, зрителя, кровь и плоть, и потому театр Додина — настоящий.

"- Чувства художественной растерянности избежать не удается, потому что постоянно находишься в состоянии растерянности перед тем, что хотел бы выразить. Художественная растерянность — неотъемлемое свойство человека, который хотел бы что-то сказать. Когда сказать нечего, тогда немоты нет, слов хватает. А вот когда сказать и понять хочется многое, тебя охватывает немота, которую преодолеть очень трудно. Иногда хочется не раскрывать рта. Но я думаю, это не потому, что отстаешь от ритма сегодняшней жизни. Как от нее можно отстать? Сегодняшняя жизнь бьет тебя по голове своими событиями, унижает своим отношением к культуре. Она делает тебя беззащитным от кого бы то ни было. Она взрывает небоскребы в Нью-Йорке и дома в Москве. От чего ты отстаешь? Ты теряешься от того, что не можешь рассказать историю про небоскреб? Но ты и не должен ее рассказывать. Просто в том спектакле, который ты делаешь, сказываются твои нервы, которые это пережили. Если ты делаешь спектакль своими нервами, то волей-неволей этот небоскреб рухнет и в твоем спектакле. Если ты делаешь спектакль чем-то другим, ты тем более не будешь испытывать никакой растерянности, потому что все рецепты ясны и понятны."

Додинский небоскреб рухнул. Из окна в Париже. Надо теперь, чтобы уцелел мастер. Потому что все жизни актерские в додинском театре, как ниточки, зажаты в его руке. Они без него не могут, не хотят, не умеют. Они решили так сами, и это было последним решением. Или — предпоследним, что — самое страшное.

Родился 14 мая 1944 года в Новокузнецке Кемеровской области. Супруга - Шестакова Татьяна Борисовна, актриса Академического Малого драматического театра.

С детских лет Лев Додин стал заниматься в Ленинградском театре юношеского творчества, которым руководил прекрасный педагог Матвей Григорьевич Дубровин. Во многом благодаря его влиянию у Льва сформировалось стойкое желание посвятить себя театру. Сразу после окончания школы он поступил в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, где учился у выдающегося режиссера и педагога Бориса Вульфовича Зона.

Год окончания института совпал с годом режиссерского дебюта Льва Додина. В 1966 году вышел его телеспектакль "Первая любовь" по повести И.С. Тургенева. Затем последовали постановки в Ленинградском ТЮЗе ("Свои люди - сочтемся" А.Н. Островского) и Театре драмы и комедии ("Недоросль" Фонвизина и "Роза Берндт").

Сотрудничество Льва Додина с Малым драматическим театром началось в 1975 году "Разбойником" К. Чапека. Постановка пьесы "Дом" Ф. Абрамова в 1980 году получила всесоюзную известность и во многом определила последующую творческую судьбу Льва Додина. В 1983 году он стал художественным руководителем Малого драматического театра. За эти годы родились спектакли: "Братья и сестры" по Ф. Абрамову, "Повелитель мух" У. Голдинга, "Звезды на утреннем небе" А. Галина, "Гаудеамус" по С. Каледину, "Бесы" Ф.М. Достоевского, "Любовь под вязами" Ю. О"Нила, "Клаустрофобия" по произведениям современных русских писателей, "Вишневый сад" А.П. Чехова, "Пьеса без названия" А.П. Чехова, "Чевенгур" А. Платонова, "Чайка" А.П. Чехова и др.

Всего Лев Додин является автором более 50 драматических и оперных постановок. В его творческом активе спектакли "Банкрот" на сцене Финского национального театра, "Господа Головлевы" во МХАТе, "Кроткая" на сценах БДТ и МХАТа, а также оперы "Электра" Р. Штрауса на Зальцбургском музыкальном Пасхальном фестивале 1995 года (дирижер Клаудио Абаддо), "Катерина Измайлова" Д.Д. Шостаковича на фестивале 1998 года во Флоренции, "Пиковая дама" П.И. Чайковского во Флоренции и Амстердаме в 1998 году (дирижер С. Бычков), "Леди Макбет Мценского уезда" на фестивале "Флорентийский музыкальный май", "Мазепа" П.И. Чайковского в театре "Ла Скала" в 1999 году (дирижер М.Л. Ростропович).

Осенью 1999 года в парижском театре "Бастилия" Л. Додин поставил новый вариант "Пиковой дамы", а в 2001 году в этом же театре "Пиковая дама" была восстановлена.

Спектакли Льва Додина игрались в 27 странах мира, в том числе в США, Австралии, Японии, Франции, Германии, Великобритании, Швейцарии, Италии, Финляндии, Чехии, Испании, Швеции, Бразилии, Израиле, Греции, Дании, Ирландии, Финляндии, Польше, Румынии, Норвегии, Португалии, Канаде, Голландии, Австрии, Югославии, Новой Зеландии, Бельгии, Венгрии. Осенью 1999 года в Италии прошел фестиваль спектаклей Додина.

Малый драматический театр под руководством Л.А. Додина - один из самых популярных театров Санкт-Петербурга и "международных" театров России, демонстрирующий силу режиссерского таланта Льва Додина и вместе с тем плодотворность русской актерской школы. Не случайно в 1992 году театр и сам режиссер были приглашены в состав Союза театров Европы, а в сентябре 1998 года Малый драматический театр из Санкт-Петербурга первым и пока единственным из российских коллективов получил статус Театра Европы, став третьим в мире после парижского "Одеона" и миланского "Пикколо-театра".

Смелость постановочных замыслов выдающегося режиссера опирается на возможности блестяще подготовленной труппы, многие актеры которой являются учениками Льва Додина. Вот уже 15 лет Додин культивирует в себе и актерах страсть к правде - жить не по лжи!

Л.А. Додин - Народный артист России, лауреат Государственных премий СССР (1986) и РФ (1998), премии Президента РФ (2001). Его театральная деятельность и спектакли отмечены многими отечественными и международными премиями и наградами. В их числе: Российская национальная независимая премия "Триумф" (1992), дважды - Национальная премия "Золотая маска" (1997, 1999), премии Фонда имени К.С. Станиславского "За выдающиеся заслуги в педагогике" (1996), "Золотой софит" (1996), премия имени Лоуренса Оливье (1988), премия французских театральных и музыкальных критиков (1992), региональная английская театральная премия (1992), итальянская премия UBU (1993, 1994), премия критики Италии Abbiati "За лучший оперный спектакль" (1998), а также высшая европейская театральная премия "Европа - Театру" (2000). Режиссер награжден также французским орденом Литературы и Искусства офицерского достоинства "За огромный вклад в дело сотрудничества русской и французской культур" (1994).

Еще в 1967 году Л.А. Додин начал преподавать актерское мастерство и режиссуру. Он воспитал не одно поколение актеров и режиссеров. Ныне является профессором Санкт-Петербургской академии театрального искусства, заведует кафедрой режиссуры, регулярно проводит мастер-классы в театральных школах Великобритании, Франции, Японии, США, является постоянным членом жюри профессионального конкурса литературных произведений "Северная Пальмира" и членом жюри театральной премии Санкт-Петербурга "Золотой софит".

Живет и работает в Санкт-Петербурге.

Лев Додин не только руководит петербургским МДТ, носящим титул Театра Европы, - еще он более 20 лет заведует кафедрой режиссуры в СПГАТИ и за это время выпустил два режиссерских курса. Результат получился странный. Ни один из режиссеров 1994 года выпуска к уровню учителя даже не приблизился. А выпускникам 2007 года мастер и вовсе не подписал режиссерских дипломов. Театр. решил узнать у Льва Додина, можно ли вообще научить режиссуре и стоит ли пытаться.

ЖЗ: Ходят слухи, что вы разочаровались в возможности научить режиссуре и решили вообще отказаться от набора режиссерских курсов. Насколько это соответствует истине?

ЛД: Наверное, это было сказано в сердцах. Но я думаю, что в буквальном смысле научить режиссуре невозможно, режиссуре можно попробовать научиться. В данном случае от ученика зависит, может быть, даже больше, чем от мастера. Потому что в основе режиссерского дела - я боюсь говорить «искусства» - лежит личностное начало. Все измеряется масштабом личности. Другое дело, что, как справедливо, мне кажется, отметил Кама Гинкас в своем интервью «Известиям», грамотная мелкая личность лучше, чем неграмотная мелкая личность. Хотелось бы суметь передать тем, кто пришел учиться режиссуре, ряд технологических умений и непреложных законов. Литературная композиция, пространственная композиция, музыкальная композиция, закон контрапункта - обычно режиссеров этому не учат. Я ввел эти предметы на своем курсе. Мейерхольд когда-то обещал, что напишет учебник по режиссуре, который будет очень короткий и весь будет основан на теории музыки. Это правильно, потому что настоящий театр - это всегда музыкальное произведение, независимо от того, звучит в нем музыка или нет. Еще можно попробовать обучить законам, вытекающим из системы Станиславского. Конечно, «система Станиславского» в данном случае условное определение, потому что его буквальные инструктивные наказы очевидно устарели, и потом, он их не всегда удачно выражал, пользуясь формулами своего времени. Так что читать сегодня «Работу актера над собой», в отличие от «Моей жизни в искусстве», довольно трудно. Но кроме «Моей жизни в искусстве» можно читать художественные записи Станиславского, его дневники. Это потрясающий урок, потому что Станиславский все время анализирует свою технологию и жалуется на ее несовершенство. Нам рассказывал Борис Вульфович Зон, что когда вышла книга «Моя жизнь в искусстве», кто-то из не очень одаренных артистов с удовлетворением воскликнул: «Так К. С. же утверждает, что был плохим артистом!». Станиславский действительно каждой своей роли предъявляет огромное количество упреков. Но Борис Вульфович, который застал Станиславского на сцене, утверждал, что артист он как раз был потрясающий. И тот же Сальери, которого он проклинает, и тот же Отелло были блистательно им сыграны. Просто Станиславский все время мечтал достигнуть совершенства. Возможно, это качество и есть главное в том, что мы называем «системой Станиславского».

ЖЗ: Перфекционизм?

ЛД: Постоянное стремление к совершенству при осознании, что оно недостижимо. И постоянный живой отклик на то, что происходит в жизни, и на то, что происходит с тобой. Познание жизни не умственное, не на уровне теории, а через личностный опыт и воображение. Этому тоже можно попытаться научить. Но это будет иметь смысл, только если учиться будет человек с большим личностным началом. Я часто сталкивался с блестящими молодыми людьми, которые поначалу обещали многое, но потом быстро сгорали. Режиссура - это ведь забег на длинную дистанцию. Более чем марафонскую. Она требует мощной жизненной закалки - надо вести куда-то большую группу артистов, вести театр в целом, всех сотрудников, тратить немалые деньги, принимая решения… Я помню, меня в молодости просто убивало то, что я должен сказать, так сделать или иначе, и от этого зависит сумма, которая будет потрачена. Так что первые успехи не должны обманывать. Брук блистательно начал и долгие годы мощно продолжал, то же самое Стрелер. Потому они и великие. Но очень многие, кто стартовал рядом с ними, очень быстро остановились. Первый спектакль человек ставит приблизительно в 25 лет, то есть он выражает опыт 25 лет своей жизни, а следующий спектакль обычно выпускает не позже чем через год - то есть новый-то опыт только годичный. И все зависит от того, с какой интенсивностью режиссер способен освежать, обогащать этот опыт и насколько он заинтересован в получении впечатлений.

ЖЗ: А что за впечатления он должен стремиться получить?

ЛД: Прежде всего это должны быть впечатления, которые повышают уровень культуры. Когда мы набрали режиссерский курс, я постарался ввести все те предметы, которым меня не учили и недостаток которых я ощущал всю жизнь. Вообще я уверен, что режиссерское образование - это не институт, институт - это только первый шаг, огромную роль всегда играло ученичество в подмастерьях. Театр - это рукотворное ремесло. И, как в других ремеслах, опыт тут передается из поколения в поколение, от мастера к ученику. Так было у художников раннего Возрождения - когда принадлежность к конкретной мастерской очень много определяла в судьбе художника. Потом он становился независимым, но пребывание в мастерской, где он уже полусамостоятельно, но продолжал работать рядом с мастером, - это, мне кажется, замечательный этап, который сегодня практически вычеркнут из театрального опыта.

ЖЗ: Ну так ведь сама модель театра, руководимого мастером, уходит в прошлое.

ЛД: А театров при этом стало много, и спектаклей ставится много. Режиссеры молодые востребованы. И поэтому потребность набираться опыта, ума-разума и художественных впечатлений не слишком много значит. На любой спектакль выходят рецензии, одна из них всегда будет хвалебной - а она именно и важна для режиссера, все остальные можно объяснить тем, что авторы глупы или пристрастны. Денег на гонорары тоже всем хватает. Так что можно спокойно приниматься за следующий спектакль. В мое время проблема была прямо противоположная: молодому режиссеру было трудно пробиться, потому что режиссура считалась идеологической профессией. Я по большей части без радости вспоминаю свои молодые годы в театре, но зато я благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность довольно долго работать вторым режиссером в ТЮЗе, очень многому учась у Зиновия Яковлевича Корогодского. В том числе и тому, чего не надо делать. То есть там формировалась еще и моя, так сказать, профессионально-нравственная позиция. Это очень важная проблема для режиссера, потому что наша профессия связана не только с самовыражением, как у художника или композитора. В театре краски - это артисты, они объекты и субъекты режиссерского воздействия. С ними надо уметь достойно вести себя, быть не ниже их по уровню и при этом обязательно куда-то их вести. Недаром сравнивают режиссера с капитаном, который ведет судно и говорит команде, что мы идем правильным курсом, хотя он совсем не уверен, что там будет земля. Неважно, что Колумб искал короткую дорогу в Индию, а открыл Америку. Важно, что он приплыл к каким-то берегам и удержал команду в вере в то, что они плывут туда, куда надо. То, что ты можешь по дороге открыть что-то неожиданное, - замечательно и радостно, но самое главное - пытаться плыть и искать. Мне кажется, самая большая беда в сегодняшней режиссуре - это, как ни странно, закостенелость в определенных вкусовых границах, которые не поддерживаются ни культурой, ни ярким жизненным опытом, а представляют собой некую реальность, в которой все поставлено с ног на голову и уже только поэтому имеет право на существование. И мне также кажется, что и критики, и старшее поколение режиссеров, видя все это, боятся сказать, что король голый, боятся оказаться в меньшинстве, быть обвиненными в глупости и старческом брюзжании. Они как будто поддаются странному такому убеждению, что если все перевернуто с ног на голову, значит, это так надо и это что-то значит, а на самом деле это всего лишь знак полной неподготовленности и неумения. В том, что такого неумения сегодня по всей Европе становится все больше и больше, и заключается кризис театра. То, что сегодня театр высокой литературы все больше уходит в небытие и заменяется визуальными действиями, говорит о некотором нашем одичании. Потому что именно архаика была визуальна по своим проявлениям: дикарь плясал какую-то пляску перед охотой и после нее, потому что на тот момент он еще не мог самовыражаться даже с помощью рисунков, не говоря уже о письменности. И вот сейчас мы часто возвращаемся в эту архаичность, если не сказать супердикость. При этом любой сегодняшний театральный, условно говоря, «танец», который на самом деле не имеет никакого смысла, находит объяснение, потому что объяснить можно что угодно. И эта ситуация, конечно, очень сильно влияет на рост бескультурья в театре.

ЖЗ: Но не обязательно же визуальный театр - это синоним театра бескультурного?

ЛД: Не обязательно. У Пины Бауш, например, был замечательный визуальный театр, но он создавался в эпоху, когда рядом был и очень мощный театр большой литературы, а сегодня этого театра все меньше, он уже почти и не востребован - критикой, во всяком случае. Зрителем-то он очень востребован: мы много путешествуем по миру и по России - и видим, что от мировых столиц до окраин зритель чрезвычайно остро отзывается на живой театр большой литературы. Посмотрите, что творилось в Париже на «Бесах» - девятичасовом спектакле на чужом языке. Зритель жаждет такого рода искусства, потому что оно единственное дает ему возможность коллективно чему-то сопереживать и пусть на мгновение, но выйти из своего одиночества, услышать, что кто-то страдает не меньше, чем он, потому что большая литература - это описание страданий человечества.

ЖЗ: То есть образы, по-вашему, никогда подобной функции выполнить не смогут?

ЛД: Думаю, не могут. Опять-таки, ценность образа зависит от того, насколько глубокую мысль он выражает. Мы часто видим небезынтересные образы, метафоры, которые выражают очень примитивную мысль. Можно представить себе очень метафорического «Гамлета», но если в нем Гамлет будет априори хороший, а Клавдий априори плохой, то ничего нового мне метафоры не скажут. И такого театра - якобы метафорического - очень много. Он подражает произведениям мастеров метафорического театра, в котором как раз есть очень важные новые смыслы. Скажем, в «Гамлете» Някрошюса есть открытия, связанные с призраком отца, есть его финальный крик отчаяния, потому что он понимает, что породил очередное убийство и стал причиной гибели собственного сына. Когда имеет место интеллектуальное и чувственное открытие, метафора дает очень много. Но сегодня мы чаще всего сталкиваемся с имитацией метафоры, когда она или выражает плоские мысли, или вообще никаких мыслей не содержит. Такой режиссер обычно дает артистам делать что они хотят - в лучшем случае разведет их по сторонам, чтобы не сталкивались.

ЖЗ: Не так давно ваш ученик Дмитрий Волкострелов, который не получил режиссерского диплома, поставил спектакль «Запертая дверь» по пьесе Павла Пряжко. Так вот, там есть очень внятно выраженная мысль о том, что имитация - диагноз современного общества. Имитация всего: деятельности, чувств, жизни как таковой.

ЛД: Да, я слышал, что интересный спектакль, но пока что не видел. Это молодежный спектакль?

ЖЗ: Там работают все ваши ученики - однокурсники Волкострелова: Алена Старостина, Иван Николаев, Павел Чинарев, Дмитрий Луговкин и другие. Они продолжают держаться вместе - и, очевидно, понимают друг друга.

ЛД: Слава богу. Я рад. Думаю, что мысль, о которой вы говорите, не лишена смысла. У Станиславского очень резко различаются понятия «ритм» и «темп». Поэтому и возникает понятие «темпоритм». Часто темп может быть очень быстрый, а ритм нулевой. И наоборот, темп может быть очень медленным, а ритм - то есть напряжение духовной жизни, сердцебиение - очень высоким. Я не хочу казаться питерским лжепатриотом, но когда-то я два года работал в Москве, которую я всегда очень любил, да и сейчас люблю, и вдруг обнаружил, что там бешеный темп жизни при очень низком ритме. Причем понять это можно только изнутри, потому что снаружи все, кажется, активно живет, двигается, спорит друг с другом. Но оказалось, что внутренне все стоит на месте. Это проблема сегодняшней культуры вообще - когда социальные вопросы подменяют художественную проблематику. Например, в Англии (или во Франции - неважно) получить грант на спектакль, где заняты два африканца, два японца и два еврея, гораздо легче, чем на спектакль, в котором заняты все англичане и ставят они Шекспира или Чехова.

ЖЗ: Есть еще другие критерии: кинорежиссеры, например, уверяют, что довольно легко получить деньги от продюсеров, если убедить их, что собираешься снимать артхаусное кино.

ЛД: Но, согласитесь, это же довольно странно сознательно говорить, что я делаю артхаус. Я делаю то, что я делаю. Я что-то познаю. А во что это выльется, непредсказуемо. Как известно, запах розы описан тысячью способов. Чтобы найти новый, есть два варианта: либо узнать эту тысячу способов и найти тысячу первый, либо не знать ни одного и случайно ляпнуть что-то доселе невиданное. Я думаю, что вторая тенденция сейчас сильно подавляет первую.

ЖЗ: Лев Абрамович, следует ли из того, что вы сейчас сказали, что режиссеров стоит обучать именно театру слова - и если они смогут профессионально выполнять эту, условно говоря, традиционную работу, то потом они уже могут спокойно отправляться искать что-то другое, новое?

ЛД: Я бы сказал не театру слова, а театру большой литературы, большой темы. Все-таки не зря литература веками создавалась и не зря она предъявила миру такое количество титанов мысли. Сегодня я имею честь состоять членом жюри «Большой книги». Почти подряд побеждают книга Дмитрия Быкова о Пастернаке и книга Павла Басинского о Льве Толстом. Вроде бы это несовременные фигуры, которые очень непросто анализировать с позиций сегодняшней жизни. Но в силу того, что есть мощный герой, его личность поднимает и самих авторов. Я бы так сказал даже: есть три ипостаси большого театра - большая литература, большая живопись и большая музыка. Поэтому и надо учиться. Сама потребность учиться уже говорит о наличии личностного начала. Мелкая личность обычно собой удовлетворена. Кто не удовлетворен собой, кто понимает, что вокруг мир, которого он не знает, тот готов побыть подмастерьем, побыть вторым. Ведь в сущности ученичество происходит всю жизнь. Как у Цветаевой: «Час ученичества, он в жизни каждой торжественно-неотвратим».

ЖЗ: А чем все-таки так сильно огорчили вас именно ваши ученики, что вы даже решили отказаться от затеи обучать режиссеров?

ЛД: Нет, я не решил отказаться. Я даже думаю о том, чтобы на будущий год набрать режиссерский курс. Потому что и в одном, и в другом поколении моих выпускников сейчас уже обнаружились некоторые недостатки, которых я не смог предусмотреть.

ЖЗ: Это поколенческие недостатки?

ЛД: Нет, личностные. В результате оказалось, что личностные. Потому что люди очень быстро усваивают внешние вещи, технологию, а вот внутреннее находят с большим трудом. Это даже Товстоногов говорил, который умел учить режиссеров. На каждом курсе у него было несколько заметных фигур, и сегодня его ученики еще многое определяют в современном театре. Но и Товстоногов тоже несколько раз мне жаловался, что не может ходить на спектакли своих учеников, потому что он никак не ожидал, что вырастет такое. Может быть, иногда он был неправ - действительно, ученик важен только тогда, когда он в чем-то опровергает учителя. Мой учитель Борис Вульфович Зон тоже никогда не ходил на спектакли с участием своих знаменитых учеников. И я понимаю, чего он боялся: потерять энергию заблуждения - он-то считает, что он выучил, а потом увидит черт те что. Один раз он все-таки пошел, поскольку это было личное приглашение - артист Леонид Дьячков сделал самостоятельный спектакль по «Мертвым душам». На следующий день, я помню, Борис Вульфович пришел в аудиторию потрясенный. «Оказывается, это хорошо, - сказал он. - Я никак не ожидал». Вот этот здоровый скепсис учителя - он крайне необходим, мне его не хватает.

ЖЗ: Вам нравятся ваши ученики?

ЛД: Актеры нравятся. Да и режиссеры развиваются. Надо только подождать. Вот вы говорите, Дима Волкострелов неплохой спектакль поставил. Он все пять лет стремился к режиссуре - хотя на курсе он себя не очень проявил как режиссер, но он учился старательно, это действительно так. И я рад, если он сейчас будет расти. Я рад любым успехам своих учеников.

ЖЗ: Дима, в отличие от многих молодых режиссеров, исправно посещает библиотеку.

ЛД: Вот этому они как раз, мне кажется, научились - книги читать: про жизнь и про искусство. Это само по себе уже не так мало, но хочется большего.

ЖЗ: По принципам или формам обучения два ваших режиссерских курса различались?

ЛД: Первый курс был режиссерско-актерский: мы сначала набрали группу режиссеров из 9 человек, а на следующий год набрали артистов, а этот, последний курс был актерско-режиссерский, то есть все студенты набирались одновременно и учились пять лет, но некоторые из них претендовали на режиссуру. И тут интересно: на том курсе, где набрали сначала режиссеров, а потом артистов, несколько пострадавшей стороной оказались артисты, потому что много сил было отдано режиссерам и между мной и студентами-актерами было такое связующее звено - режиссерский курс. В результате актеры, как мне кажется, что-то потеряли. А вот на курсе актерско-режиссерском порядком потеряли те, кто пытался учиться режиссуре, потому что я с ними мало занимался, считал, что если они поймут все, что мы делаем с артистами, сочиняя спектакль, то они волей-неволей чему-то научатся. Я сам так учился у Бориса Вульфовича Зона: ни одного занятия по режиссуре он со мной не провел. Я поступил на актерский курс, с первого курса начал делать самостоятельные пробы, и где-то в конце второго Борис Вульфович меня перевел на режиссерское отделение. Я был, конечно, счастлив, что у меня в распоряжении есть целый актерский курс: я мог с ними пробовать все что угодно и ассистировать Борису Вульфовичу в дипломных спектаклях. Но Борис Вульфович очень иронически относился к режиссерской профессии, как это ни странно. Сам ведь он был в свое время блестящим режиссером, но он так поверил в актерское искусство по Станиславскому, что считал занятия режиссурой глубоко вторичными. Он маму мою утешал, говоря ей обо мне: «Ну, если у него не получится с режиссурой, художественным чтением он всегда сможет заниматься».

ЖЗ: Правильно я понимаю, что из последнего выпуска вы никому режиссерский диплом не дали?

ЛД: Мы выдали диплом Сергею Щипицину, после того как он поставил три спектакля. Но право его получить есть у каждого. Вот у нас Лена Соломонова проявляет режиссерские склонности, и мне хочется как-то ей помочь продвинуться.

ЖЗ: Какие-то работы ваших первых выпускников-режиссеров вас впечатляют?

ЛД: Ну, например, я вижу, как растет - да по сути уже вырос - Игорь Коняев. Он очень энергично стремился к режиссуре, был очень трудоспособен - Игорь писал огромные курсовые работы. Мы тогда занимались «Пьесой без названия», и было задание студентам: найти материалы про помещичий быт, быт усадьбы конца XIX века. Так Коняев написал целую диссертацию. Дотошный он очень человек. Сейчас он возглавляет Русский театр в Риге, и я думаю, что это справедливо. Меня радует, как растет Олег Дмитриев: он счастливо, как мне кажется, сочетает актерский рост (он у нас сыграл много серьезных ролей на сцене) с режиссерским. Олег основал свой маленький театр, который не мешает ему работать в МДТ. У Олега Дмитриева есть определенные вкусы, художественные привязанности, он очень образован - и, как и Коняев, трудолюбив и педантичен. Мне кажется, от спектакля к спектаклю это приносит все большие плоды. Очень мне интересно развитие Юры Кордонского, который уже превратился в штатного профессора (а это очень серьезная должность) Стэнфордского, по-моему, университета. Юрий ставит спектакли по всему миру, в Румынии его просто на руках носят. Но при этом он остался очень мягким, тонким и внешне неброским человеком. Юра очень интересно работал у нас над «Домом Бернарды Альбы». Так что надо просто уметь ждать - режиссерский талант проявляется постепенно.

В 1966 году Додин дебютировал телеспектаклем «Первая любовь» по повести Ивана Тургенева.
Одной из ранних и значимых его работ стал спектакль по пьесе Александра Островского «Свои люди - сочтемся» (1973) в Ленинградском ТЮЗе, благодаря которому имя Додина впервые по-настоящему прозвучало в театральном Ленинграде (Санкт-Петербурге).

В 1975-1979 годах режиссер работал в Ленинградском областном театре драмы и комедии (ныне - Государственный драматический театр на Литейном).
В 1974 году началось сотрудничество Льва Додина с Малым драматическим театром (МДТ) спектаклем «Разбойник» Карела Чапека.
Постановка «Дом» по роману Федора Абрамова в МДТ в 1980 году определила последующую творческую судьбу режиссера.

С 1983 года Додин - художественный руководитель академического Малого драматического театра, а с 2002 - директор .
В сентябре 1998 года театр получил статус Театра Европы - третьим после Театра «Одеон» в Париже и Пикколо театра в Милане. Лев Додин является членом генеральной ассамблеи Союза театров Европы. В 2012 году избран почетным президентом Союза театров Европы.
Спектакли Льва Додина игрались во многих странах мира - Австралии, Великобритании, Германии, Италии, США, Финляндии, Франции, Чехии, Швейцарии, Японии и др. Осенью 1999 года в Италии прошел фестиваль спектаклей Додина.

Всего Лев Додин является автором 70 драматических и оперных постановок. В его творческом активе спектакли «Господа Головлевы» (1984) по роману Михаила Салтыкова-Щедрина в Московском художественном театре с Иннокентием Смоктуновским в главной роли, «Кроткая» по повести Федора Достоевского с Олегом Борисовым в главной роли на сценах Большого драматического театра в Санкт-Петербурге (1981) и МХАТа (1985), «Братья и сестры» (1985) по трилогии Федора Абрамова, «Бесы» (1991) по роману Достоевского и «Король Лир» (2006) Уильяма Шекспира в Малом драматическом театре Санкт-Петербурга.
Среди его последних постановок в МДТ - «Три сестры» (2010) Антона Чехова, «Портрет с дождем» (2011) Александра Володина, «Коварство и любовь» (2012) Фридриха Шиллера, «Враг народа» (2013) Генрика Ибсена, «GAUDEAMUS» (2014) по мотивам повести С. Каледина, «Гамлет» (2016) по С. Грамматику, Р. Холиншеду, У. Шекспиру, Б. Пастернаку, «Страх. Любовь. Отчаяние» (2017) по пьесам Б. Брехта.
В декабре 2014 года в Москве в МХТ им. А. П. Чехова с триумфом прошли первые гастроли спектакля Льва Додина «Вишневый сад». Три вечера подряд зрительный зал театра был переполнен до отказа. Спектакль был показан в рамках театрального фестиваля «Сезон Станиславского».

Лев Додин поставил оперы «Электра» Рихарда Штрауса на Зальцбургском музыкальном Пасхальном фестивале (Австрия, 1995) и на фестивале «Флорентийский музыкальный май» (Италия, 1996), «Леди Макбет Мценского уезда» Дмитрия Шостаковича на фестивале «Флорентийский музыкальный май» (1998), «Пиковая дама» Петра Чайковского в Нидерландской опере в Амстердаме (1998) и Парижской национальной опере (1999, 2005, 2012), в Большом театре (2015), оперу «Мазепа» Петра Чайковского в театре «Ла Скала» (1999), оперу «Саломея» Рихарда Штрауса в Опера де Бастиль в Париже (2003), оперу «Хованщина» в Венской государственной опере (2014) и другие.

С 1967 года Додин преподает актерское мастерство и режиссуру в ЛГИТМиК (ныне Российский государственный институт сценических искусств), воспитал не одно поколение актеров и режиссеров. Сегодня он профессор, заведующий кафедрой режиссуры Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства.
Додин является почетным академиком Российской Академии художеств, почетным доктором Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов.

Лев Додин - автор книг «Репетиции пьесы без названия» (2004), «Книга Отражений» (2004), многотомного издания «Путешествие без конца» (2009-2011). Им также выпущено несколько книг на иностранных языках. Додин - постоянный член жюри профессионального конкурса литературных произведений «Северная Пальмира». Он является художественным руководителем Зимнего международного театрального фестиваля.

Театральная деятельность Льва Додина и его спектакли отмечены многими государственными и международными премиями и наградами . В 1993 году ему было присвоено звание Народный артист РФ. Он является лауреатом Государственной премии СССР (1986), Государственной премии РФ (1993, 2003), Премии президента РФ (2001), Премии Правительства Санкт-Петербурга в области культуры, литературы и архитектуры (2004). Награжден орденами «За заслуги перед Отечеством» IV (2004) и III степеней (2009).
Режиссер также является лауреатом премии имени Лоуренса Оливье (1988), премии французских театральных и музыкальных критиков (1992), региональной английской театральной премии (1992), итальянской премии UBU (1994), премии критики Италии Abbiati «За лучший оперный спектакль» (1998). В 2000 году Льву Додину была присуждена высшая европейская театральная премия «Европа - Театру».

В 1994 году Додин награжден французским орденом искусств и литературы офицерского достоинства «За огромный вклад в дело сотрудничества русской и французской культур».
Среди российских премий режиссера — «Триумф» (1992), «Золотая маска» (1997, 1999 и 2004), «Чайка» (2003), «Золотой софит» (1996, 2007, 2008, 2011, 2013, 2014, 2016), «Прорыв» (2011), премия имени Андрея Миронова «Фигаро» (2013), Царскосельская художественная премия (2013).
В 1996 году стал лауреатом премии Фонда имени К. С. Станиславского «За выдающиеся заслуги в педагогике», в 2008 году - «За вклад в развитие российского театра».

Лев Додин женат на народной артистке России Татьяне Шестаковой, актрисе и режиссере МДТ. Его первой супругой была актриса Наталья Тенякова. Брат режиссера - доктор геолого-минералогических наук, член-корреспондент Российской академии наук Давид Додин.

Великий режиссер Лев Абрамович Додин в 1993 году был удостоен почетного звания Народный артист России и трех Госпремий нашей страны (1992, 2002, 2015), а еще ранее, в 1986 он стал лауреатом Государственной премии СССР. Всего имеет 16 государственных наград. Личная жизнь Льва Додина тесно связана с его творчеством. Женился талантливый постановщик дважды, и обе его супруги — актрисы.

Личная жизнь Льва Додина, его жены и дети

Прославленный Петербуржец родился 14 мая 1944, в г. Сталинск, в настоящее время г. Новокузнецк. С 1983 года он является худруком МДТ, а с 2002 года и по сей день — его директором. Кроме того, Лев Абрамович преподает в государственном институте сценических искусств Российской Федерации, где воспитал плеяду признанных артистов и режиссеров-постановщиков, к которым сам относится с сердечной теплотой и гордится ими, как мастерами театрального искусства.

Брат режиссера-постановщика 58 театральных представлений, шесть из которых, зарубежные (Нидерландская опера, Национальный театр, г. Хельсинки и др.) — доктор геолого-минералогических наук, член-корреспондент РАН Давид Додин. А его дочь, заместитель художественного руководителя Академического Малого драматического театра — Театра Европы Дина Додина, которая работает в МДТ вместе со своим дядей и под его общим руководством.

Лев Додин сегодня является почетным членом жюри театральных и литературных премий и дает мастер-классы у себя на родине и в других странах. Художественный руководитель Петербургского Малого драматического театра является также лауреатом многих престижных, как российских, так и иностранных премий, обладателем наград «Золотая маска» и «Золотой софит». Первая его жена — актриса Наталья Тенякова (род. 1944 г.).

Первая жена Льва Додина

Для Натальи Ленинград — родной и самый любимый город, в котором она родилась, окончила школу и, как и сам известнейший режиссер-постановщик, поступила в Государственный институт театра, музыки и кино. Наташа и ее будущий супруг познакомились еще в ее студенческие годы, когда девушка учились в ЛГИТМиКе, где с 1967 года он успешно преподает. После получения диплома, Наталья Максимовна была принята в Ленинградский театр им. Ленинского комсомола, где и берет начало ее творческая биография. Ее мужем стал Лев Додин.

Однако биография двух людей, подчиненных великой силе творчества, в конце шестидесятых резко изменилась. Работая над телеспектаклем, Наталья повстречалась с ее «интеллектуальным кумиром» Сергеем Юрским, в которого она сразу же влюбилась... В результате их рабочие отношения переросли в нечто большее, невзирая на то, что она была замужем за Львом Додиным, а Юрский состоял уже несколько лет в браке с несравненной Зинаидой Шарко. В 1970 году Наталья Тенякова вышла замуж во второй раз.

Биография талантливой актрисы — жены Льва Додина

Татьяна Борисовна Шестакова (род. 23 октября 1948, г. Ленинград) встретила свою судьбу еще будучи студенткой на факультете актерского мастерства в институте сценических искусств, где преподавал ее будущий муж. После получения диплома, в 1972 году, ее пригласили на первую роль в комедийное кино «Соленый пес», где выпускнице посчастливилось сыграть главную героиню этого фильма. С 1984 года она начала работать в МДТ, где трудится и до сих пор, периодически снимаясь в короткометражных, а также в драматических и мультипликационных фильмах.

Свою личную жизнь и отношения супруги не афишируют. Доподлинно известно, что своих детей у Льва Абрамовича и Татьяны Борисовны нет. Племянница Додина, Дина, которая пошла по стопам своего известнейшего дяди, практически, заменив им дочь, сейчас работает заместителем художественного руководителя в МДТ. Фото и видео материалы о замечательной творческой чете можно посмотреть на личном сайте Льва Додина.

Жену Льва Додина, неповторимую в своем артистизме, зрители полюбили по таким фильмам, как «Царевич Проша»; «Гори, гори ясно...»; «Соленый пес»; «Человек, которому везло»; «Подсудимый»; «Ненаглядный мой»; «Иди и смотри»; «Где-то гремит война» и другим. Всего Татьяна Борисовна сыграла более шестидесяти персонажей в театре и кино, и сегодня с успехом продолжает свою работу. Ее труд отмечен такими наградами, как «Заслуженная артистка России» и «Народная артистка Российской Федерации».

Она также является Лауреатом: Государственной премии России; премии «Триумф»; высшей театральной премии города Санкт-Петербург «Золотой софит», полученной в номинации «Лучшая женская роль». Народная и Заслуженная артистка России Татьяна Шестакова прожила вместе со своим мужем полевка. За это время в семейной биографии супругов было немало знаковых событий, но любовь и теплые нежные чувства они сохранили на всю жизнь.