Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

В ночь на 28 октября по старому стилю 1910 года Лев Николаевич Толстой покинул Ясную Поляну, чтобы уже никогда не вернуться и спустя несколько дней умереть на Богом забытой крохотной железнодорожной станции. Что же подтолкнуло писателя к такому отчаянному шагу?

Ясная Поляна

Отношения с женой у Льва Николаевича к этому времени были уже серьезно осложнены. Известно, что Софья Андреевна, прожившая с Толстым в браке, который длился 48 лет, была ему хорошей женой. Она родила Толстому 13 детей, всегда исключительно нежно и внимательно выполняла материнские обязанности, занималась переписыванием и подготовкой рукописей мужа к печати, образцово вела хозяйство. Однако, к 1910 году отношения Толстого с женой до крайности обострились. У Софьи Андреевны начались истерические припадки, во время которых она просто не владела собой. Летом 1910 года в Ясную Поляну были приглашены психиатр профессор Россолимо и хороший врач Никитин, знавший Софью Андреевну давно. После двухдневных исследований и наблюдений, они установили диагноз «дегенеративной двойной конституции: паранойяльной и истерической, с преобладанием первой». Разумеется, тяжелое расстройство не могло возникнуть на пустом месте. Причиной ему были идеи Льва Николаевича. Стремление писателя быть проще и ближе к народу, его манеру одеваться в крестьянскую одежду, его вегетарианство и прочее Софья Андреевна терпела. Однако, когда Толстой объявил о намерении отказаться от авторских прав на свои сочинения, созданные после 1881 года, его жена восстала. Ведь отказ от авторских прав означал отказ от гонораров за публикации, которые были очень и очень значительными. Толстой желал спасти мир, приведя все человечество к более правильной, честной и чистой жизни. Софья Андреевна таких больших задач перед собой не ставила, она лишь желала дать детям надлежащее образование и обеспечить им достойное будущее. Впервые о своем желании отказаться от авторских прав Толстой заявил в 1895 году. Тогда же он изложил в дневнике свою волю на случай смерти. Он обращался к детям с просьбой также отказаться от наследования авторского права: «Сделаете это - хорошо. Хорошо это будет и для вас; не сделаете - это ваше дело. Значит, вы не готовы это сделать. То, что сочинения мои продавались эти последние 10 лет, было самым тяжелым для меня делом жизни». Как видим, первоначально Толстой просто советовал детям поступить таким образом. Однако, у Софьи Андреевны были основания полагать, что со временем эта мысль может быть сформулирована именно как последняя воля. В этом ее укрепляло все растущее влияние на мужа со стороны его друга и лидера толстовства, как общественного движения В. Г. Черткова. В своем дневнике Софья Андреевна напишет 10 октября 1902 года: «Отдать сочинения Льва Николаевича в общую собственность я считаю и дурным и бессмысленным. Я люблю свою семью и желаю ей лучшего благосостояния, а передав сочинения в общественное достояние, -- мы наградили бы богатые фирмы издательские...». В доме начался настоящий кошмар. Несчастная супруга гениального писателя утратила всякий контроль над собой. Она подслушивала и подглядывала, старалась не выпускать мужа из виду ни на минуту, рылась в его бумагах, стараясь найти завещание, в котором Толстой лишает своих наследников авторских прав на его книги. Все это сопровождалось истериками, падениями на пол, демонстративными суицидальными попытками. Последней каплей стал такой эпизод: Лев Николаевич проснулся в ночь с 27 на 28 октября 1910 года и услышал, как жена роется в его кабинете, в надежде отыскать «тайное завещание». В ту же ночь, дождавшись, когда Софья Андреевна, наконец, уйдет к себе, Толстой покинул дом.

Побег

Он покинул дом в сопровождении своего врача Маковицкого, который постоянно жил в имении. Кроме Маковицкого о побеге знала лишь его младшая дочь Саша, которая, единственная из членов семьи, разделяла взгляды отца. Решено было взять с собой только самое необходимое. Получился чемодан, узел с пледом и пальто, корзина с провизией. Денег с собой писатель взял лишь 50 рублей, а Маковицкий, вообразив, что они едут в имению к зятю Толстого, почти все деньги оставил в комнате. Разбудили кучера и отправились на станцию Щекино. Здесь Толстой заявил о намерении отправиться в Оптину пустынь. В Козельск Толстой пожелал ехать 3-м классом, с народом. Вагон был забит и прокурен, Толстой вскоре начал задыхаться. Он перешел на площадку вагона. Там дул ледяной встречный ветер, но зато никто не курил. Именно этот час на передней площадке вагона Маковицкий назовет впоследствии «роковым», полагая, что именно тогда Лев Николаевич и простудился. Наконец, прибыли в Козельск.

Оптина пустынь и Шамордино

Здесь Толстой надеялся встретиться с кем-нибудь из прославленных старцев Оптиной пустыни. Как известно, писатель был отлучен от церкви, и такой шаг восьмидесятидвухлетнего старика следует рассматривать, возможно, как готовность пересмотреть свои взгляды. Но - не случилось. Толстой провел в Оптиной восемь часов, но так и не сделал первого шага, не постучался в дом ни к одному из оптинских старцев. И никто из них не позвал его, несмотря на то, что всем в Оптиной пустыни было известно, что писатель здесь. Сохранились рассказы о том, что когда они отплывали на пароме от Оптиной, Толстого провожали пятнадцать монахов. - Жалко Льва Николаевича, ах ты, господи! - шептали монахи. - Бедный Лев Николаевич! 29 октября Толстой отправился в Шамордино, к своей сестре, которая была монахиней Казанской Амвросиевской женской пустыни. Он хотел остаться здесь на какое-то время и даже думал договориться об аренде домика по соседству с монастырем, но не сделал этого. Вероятно, причиной стал приезд дочери Саши. Она прибыла очень решительно настроенная против семьи и матери, всецело поддерживающая отца, к тому же возбужденная путешествием и секретностью отъезда. Молодой задор Саши, видимо, диссонировал с настроением Толстого, бесконечно уставшего от семейных дрязг и споров, и желавшего только одного - покоя. Утром 31 октября Толстой уехал из Шамордина.

Астапово

Куда ехать дальше ни Толстой, ни сопровождавшие его люди, видимо, не очень знали. В Козельске, прибыв на вокзал, они сели на поезд, который стоял у перрона «Смоленск -- Раненбург». Вышли на станции Белево, приобрели билеты до Волово. Там намеревались сесть на какой-нибудь поезд, следующий в южном направлении. Целью был Новочеркасск, где у жила племянница Толстого. Там думали получить заграничные паспорта и отправиться в Болгарию. А если не получится - на Кавказ. Однако, в дороге дала себя знать простуда, которую Толстой получил по дороге в Козельск. Пришлось сойти на станции Астапово - теперь это город Лев Толстой в Липецкой области. Простуда обернулась воспалением легких. Толстой умер спустя несколько дней в доме начальника станции Ивана Ивановича Озолина. На то короткое время, что умирающий писатель находился там, этот небольшой домик превратился в самое важное место в России, да и не только. Отсюда по всему свету летели телеграммы, сюда примчались журналисты, общественные деятели, почитатели творчества Толстого и государственные мужи. Сюда же приехала и Софья Андреевна. Не замечая ничего, не отдавая себе отчета в том, что свидетелем ее горя стал едва ли не весь мир, она бродила вокруг домика Озолина, стараясь узнать, что там происходит, каково состояние ее Левочки. Чертков и Александра Николаевна сделали все, чтобы не допустить Софью Андреевну к умирающему мужу. Она смогла проститься с ним лишь в самые последние минуты, когда он был почти без сознания. 7 ноября в 6 часов 5 минут Лев Николаевич умер. Озолин остановил часы в здании вокзала, приведя стрелки именно в это положение. Старинные часы в здании станции Лев Толстой и до сих пор показывают 6 часов 5 минут.

Уже совсем скоро состоится поездка "Усадебного экспресса" в Тульскую область на родину Льва Николаевича Толстого в Ясную Поляну. По этому случаю хочу представить вам кадры из фильма "Лев Толстой", снятого в далеком 1984 году режиссером Сергеем Герасимовым, судьба которого в чем-то похожа на судьбу писателя. Большая часть экранного времени была снята в Ясной Поляне как внутри усадьбы, так и на ее территории.

Режиссер: Сергей Герасимов
Сценарий: Сергей Герасимов
Оператор: Сергей Филиппов
В фильме снимались: Сергей Герасимов, Тамара Макарова, Борживой Навратил, Екатерина Васильева, Виктор Проскурин, Николай Ерёменко мл. и др.
Страна: Чехословакия, СССР, 1984 год

2. Фильм состоит из двух частей: «Бессонница» и «Уход».

Фильм-хроника рассказывает о жизни Л.Н Толстого в начале 20-го века и затрагивает последние годы его жизни (1908-1910). Воспоминания Льва Толстого возвращают нас и к событиям его молодости, и к поре решительного и страстного перелома в его взглядах. На протяжении всего фильма мы узнаем о его мыслях, переживаниях и идеях касающихся всех сторон жизни людей. Тонко и ненавязчиво даётся также семейная драма, сложные отношения с женой, для которой семья – это всё. А ведь Толстой своими во многом революционными взглядами посягал и на этот общественный институт. На религию, политику, литературу, искусство – на всё имел он свой взгляд, зачастую расходящийся с устоявшимся. Финал - трагический уход из Ясной Поляны и смерть, ставшая началом бессмертия.

3. Большая часть экранного времени снята в бывшем имении Л.Н.Толстого - усадьбе "Ясная Поляна".

Фильм производства двух стран - СССР и Чехословакии. Премьера в Москве состоялась 26 октября 1984 года, В Братиславе 5 ноября 1984.

Награды:
1984 - Международный кинофестиваль в Карловых Варах: Главный приз «Хрустальный глобус» за лучший фильм Сергею Герасимову.
1985 - Всесоюзный кинофестиваль в Минске: Главный специальный приз и диплом Сергею Герасимову.

5. Молодой Лев Николаевич на фоне дома своего деда князя Волконского.

7. Лев Николаевич вспоминает прожитые дни.

В сентябре 1910 года в Ясной Поляне была снята прогулка Льва Николаевича Толстого и его супруги Софьи Андреевны. Ровно 73 года спустя, 6 сентября 1983 года Герасимов начал съёмки фильма «Лев Толстой». Роль писателя в нем сыграл сам Герасимов, роль жены Толстого досталась верной спутнице режиссёра Тамаре Макаровой. Фильм «Лев Толстой» рассказывал о последних годах жизни великого русского писателя, о подведении жизненных итогов, Толстой в нем много рассуждал о смысле жизни, об искусстве и о детях. Профессор ВГИКа Наталья Фокина-Кулиджанова вспоминала, что кризис, который пережил Толстой в конце жизни, был Герасимову интересен и в чём-то даже созвучен.

Актёрская профессия всегда полна традиций и суеверий, и одна из примет – актёру, даже играя смерть, нельзя ложиться в гроб. Считается, что тем самым человек призывает свою смерть. Обычно актёры, если по сценарию требуется лечь в гроб, используют вместо себя двойника, что и было предложено Герасимову. Но режиссёр вложил в свой фильм душу, и считал, что нечестно по отношению к зрителям обманывать их, подсовывая «пустышку». Верил ли он в эту примету или нет – никто не знает точно, но преступить через неё режиссёр смог. Позже актриса Инна Макарова рассказывала: «Мы ехали в машине с Сергеем Аполлинариевичем и Тамарой Фёдоровной из Союза кинематографистов, и я рассказывала о том, как только что вернулась с кинофестиваля в Болгарии. И между делом говорю, что нельзя играть смерть, нельзя умирать на сцене и в кино. И повисает тишина в машине – Сергей Аполлинариевич только что гениально сыграл смерть Толстого!».

13. В кинотеатрах СССР фильм посмотрели 4,9 млн зрителей.

14. Одна из сцен фильма снятая у главного дома.

16. Приглашаем всех желающих на чаепитие 14 октября 2017 года вместе с "Усадебным экспрессом".

20. Главный дом, в который писатель переселился в 1856 году, после окончания военной службы.

21.Вечерний досуг зя роялем.

22. Во флигеле Кузминских останавливались гости.

23. Флигель Кузминских со стороны усадебного парка.

27. Прогулка Льва Толстого (Сергей Герасимов) и его жены Софьи Андреевны (Тамара Макарова) по аллее спустя 73 года в 1984 г.

28. Съемки фильма в иронически-гротесковом ключе изображены в рассказе Олега Хафизова «Похороны Толстого».

30. Терраса главного дома. Вид со второго этажа.

31. Крестьяне в усадьбе.

32. Лев Николаевич прогуливается по своему имению.

При разделе наследства в 1847 г. между детьми Николая Сергеевича Льву Николаевичу Толстому досталось около 1600 га земли с 330 душами «мужеска пола».

34. Младшая дочь Льва Николаевича Александра в исполнении Екатерины Васильевой (слева). За патифоном.

Во многом стараниями младшей дочери писателя Л. Н. Толстого Александры Львовны Толстой усадьба была превращена в музей. 10 июня 1921 года вышло постановление ВЦИК о новом статусе Ясной Поляны. Хранитель музея должен был создать в Ясной Поляне культурно-просветительский центр с библиотекой, школой, организовывать чтение лекций, спектакли, выставки и экскурсии.

38. Усадебный парк Клины в 1984 году. Уже без Л.Н. Толстого.

40. Башни въезда. Похороны Л.Н. Толстого.

Герасимов не зря своей последней работой выбрал именно финальные дни жизни Толстого, во многом их жизненные пути совпадали - и долгая, полная трудов и плодотворной работы жизнь, и педагогическая деятельность обоих, и даже то, что оба они прошли свой жизненный путь рука об руку с верной спутницей. Софья Андреевна Толстая была для великого писателя и музой, и верной женой, и секретарём, и опорой в трудные времена. Так же, как Тамара Фёдоровна Макарова была для Герасимова любимой женой, любимой актрисой и постоянной поддержкой в жизни.

Выйдя на экран, фильм получил заслуженное признание зрителей. В ноябре 1985 года Герасимов внезапно почувствовал себя плохо, после чего врачи предложили ему лечь в больницу из-за аритмии и проблем с сердцем. В больнице Герасимов вскоре попал в реанимацию, и ему была проведена операция на сердце. Помощь врачей не помогла, и 26 ноября 1985 года Сергей Герасимов скончался.

Тамара Макарова тяжело перенесла смерть мужа. Она даже не присутствовала на похоронах, сказав, что один раз уже проводила его в последний путь, имея в виду эпизод похорон в фильме «Лев Толстой». Второй раз выдержать подобное актриса уже не могла.

Фильм «Лев Толстой» получил множество премий и наград, в том числе и после смерти своего создателя. В 1986 году ВГИК был переименован в честь Сергея Герасимова, так много сделавшего для этого института, вырастившего в его стенах плеяду гениальных актёров и режиссёров.

43. Могила Л.Н.Толстого.

Выдержки из рассказа Олега Хафизова о съемках фильма:

Как-то осенью заведующая просунулась в наш кабинет и объявила:
- ТОварищи, кто хочет принять участие в похОрОнах ТОлстогО, прОшу выйти к прОхОдной. Автобус Отправляется через пЯтнадцать минут (она была ярОславская).

Речь шла о съемках фильма Сергея Герасимова о Льве Толстом, который давно рекламировался по телевизору. Очевидно, работа над фильмом подходила к концу, и Герасимов собирался снимать в Ясной Поляне похороны самого себя в роли Льва Николаевича. Молодежная фракция нашей лаборатории с восторгом откликнулась на предложение режиссера, которое давало шанс проветриться в рабочее время и, как знать, - возможно, закончить рабочий день на час-другой пораньше.

Вскоре к проходной подошла пара вместительных рейсовых автобусов, снятых с маршрута. Мы весело погрузились и отправились в сторону Ясной Поляны, обсуждая предстоящее приключение. Как ни ехидничай, а всем было интересно принять участие в съемках настоящего художественного фильма. Тем более что по автобусу разнеслась информация: каждому статисту в исторической одежде будет заплачено по десяти рублей, каждому человеку толпы - по пятерке. А на пятерку, друзья мои, мы умудрялись сходить в ресторан.

Наши мнения относительно будущего кинополотна Герасимова разделились. Бурак считал Герасимова великим, но скучноватым режиссером, у которого персонажи только и делают, что глубокомысленно бормочут что-то себе под нос. Альбине нравился фильм о любви “У озера”, но совершенно не хотелось два часа выслушивать с экрана поучения какого-то ворчливого старика, хотя бы и Льва Толстого. Что же касается меня, то я считал Герасимова одним из главных коммунистических вельмож, создателей той безвыходной скуки, которая держала меня за горло.

Ишь, хитрый, - говорил я. - Всю жизнь прославлял очередные решения партии не за страх, а за совесть, а под занавес прозрел и решил пролезть в вечность, нацепив бороду Толстого.

Автобус остановился на остановке “Кочаки” за Ясной Поляной. Мы высадились на изрытую обочину дороги и только теперь увидели нескончаемую вереницу машин, выстроившуюся впереди нас и тянувшуюся позади насколько хватало глаза. Если в каждом из автобусов приехало человек по сорок-пятьдесят, а автобусов, предположим, сто… Мы принялись вычислять количество статистов, пригнанных на съемки, но, будучи гуманитариями, быстро сбились со счета и пришли к выводу, что людей здесь, во всяком случае, не меньше, чем на реальных похоронах Льва Николаевича. Сюда, очевидно, согнали большинство младших и средних научных сотрудников города, инженеров и лаборантов, а также и немалую часть рабочего класса. И выдача гонорара может растянуться на несколько суток.

Между тем зарядил дождик, и толпа куда-то тронулась по скользкой глиняной дороге. Мои надежды на то, что мне выдадут какой-нибудь сюртук или салоп, оказались несостоятельными. Очевидно, нас не собирались снимать крупным планом, а посему было совершенно неважно, что на мне вместо армяка надета куртка Levi Strauss. Мне с моим зрением не удавалось разглядеть бородатого Герасимова в гробу или операторов с их стрекочущими камерами и плоскими коробками, которыми они зачем-то эффектно щелкают перед началом съемки. Впереди и позади нас тащились такие же инженеры да порой труси"л статист в студенческой фуражке, кителе и джинсах. Становилось холодно и тоскливо, как на настоящих похоронах, и мое отношение к официальной советской культуре с каждым шагом ухудшалось.
Вдруг толпа стала. Мимо нас по обочине пробежала растрепанная дама с блуждающим взглядом, словно только что встретившая Ленина.
- Сейчас видела Макарову, вот так, как вижу вас, - сообщила она, моргая от счастья. - Я ей сказала: “Здравствуйте, Тамара Федоровна!”. А она ответила: “Здравствуйте!”. Такая простая.
Пошатываясь, женщина побрела полем. И тут с неба раздался знакомый глуховатый голос Герасимова, разнесенный по всей округе усилителем, как если бы сам бог обратился к нам, оставаясь невидимым.

Дорогие туляки! - произнес Герасимов. - Съемки наши закончились. Благодарю вас всех за помощь и за время, которое вы нам уделили, оторвавшись от своей важной работы. Денег мы вам решили не платить, потому как дань памяти вашему великому земляку невозможно оценить никакими деньгами. А теперь еще раз всем спасибо, и жду вас в кинотеатрах.
Мы побрели обратно под накрапывающим дождем.

В ночь на 28 октября (10 ноября) 1910 года, в Ясной Поляне случилось событие, которое потрясло мир. Граф Л. Н. Толстой тайно бежал из своего дома в неизвестном направлении. Он принял решение прожить последние годы соответственно своим взглядам. Сопровождал писателя в этом побеге лишь его врач Душан Петрович Маковицкий…

Уход из Ясной Поляны

В три часа ночи Толстой разбудил Маковицкого. Из записок врача: «

Лицо страдальческое, взволнованное и решительное. «Я решил уехать. Вы поедете со мной ». Задача была достать из спальни чемодан, не разбудив Софью Андреевну, которая держала все двери открытыми, чтобы проснуться, если что, от любого шума. Толстому это удалось. Дочь Саша и ее подруга Варвара Феокритова собрали чемодан, узел с пледом и пальто, корзину с едой. Лев Николаевич пошел в конюшню помочь запрячь лошадей» .

Ясная Поляна. Дом Л.Н.Толстого

Перед отъездом из Ясной Поляны Толстой оставил жене письмо:

«Отъезд мой огорчит тебя. Сожалею об этом, но пойми и поверь, что я не мог поступить иначе. Положение мое в доме становится, стало невыносимым.

Кроме всего другого, я не могу более жить в тех условиях роскоши, в которых жил, и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни.

Пожалуйста, пойми это и не езди за мной, если и узнаешь, где я. Такой твой приезд только ухудшит твое и мое положение, но не изменит моего решения.

Благодарю тебя за твою честную 48-летнюю жизнь со мной и прошу простить меня во всем, чем я был виноват перед тобой, так же, как и я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мной.

Советую тебе помириться с тем новым положением, в которое ставит тебя мой отъезд, и не иметь против меня недоброго чувства. Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, и перешлет мне, что нужно; сказать же о том, где я, она не может, потому что я взял с нее обещание не говорить этого никому».

Софья Андреевна, узнав, что Лев Николаевич уехал, дважды пыталась утопиться, она была в жесточайшей истерике.

Оптина Пустынь

Покидая Ясную Поляну, Толстой заранее не подготовил себе будущего прибежища. Свое путешествие он начал на станции Щекино. Пересев на станции Горбачево в другой поезд, он доехал до Козельска. Это было 28 октября днем. Отсюда предстояло ехать в Шамордино на лошадях. Путь лежал через Оптину пустынь, до которой добрались к шести часам вечера.

До Шамордина оставалось еще двенадцать верст, то есть два с половиной часа езды по ужасной дороге, в ненастье, ночью. Поэтому Толстой остановился на ночлег в Оптине, в монастырской гостинице.

Выехал на следующий день из Оптиной Пустыни Толстой часа в четыре дня, то есть всю первую половину дня, почти до сумерек, провел в Оптине. Он разговаривал с отцом Михаилом, «гостинником», то есть заведующим гостиницей, расспрашивал о знакомых старцах, а потом вышел, бродил возле скита, дважды подходил к дому старца о. Варсонофия, стоял у калитки, но не вошел.

Шамординский монастырь

Толстой отправился в Шамординский монастырь, где его сестра была монахиней, и, разумеется, такой выбор был не случайным. И, конечно, он не мог быть окончательным.

Толстой не мог не сознавать, что для постоянного местопребывания Шамордино ему не годится, ибо кто угодно, но только не он, отлученный от Церкви, мог рассчитывать, что обретет «спокойствие и уединение» в соседстве с монастырем.

О чем разговаривал Толстой с его сестрой, известно очень мало. А. Ксюнин, посетивший Шамордино тотчас же после смерти Толстого, рассказывает о посещении Толстым Шамордина со слов матери Марии. Книга его впервые была издана еще при жизни матери Марии, причем никаких опровержений с ее стороны не последовало.

Ксюнин говорит, что когда Толстой «пришел к сестре, они долго сидели вдвоем». Вышли только к обеду и пригласили в келью доктора и монахиню, которая была неотлучно около сестры Толстого.

— Сестра, я был в Оптине, как там хорошо , — заметил Толстой. — С какой радостью я жил бы, исполняя самые низкие и трудные дела, но поставил бы условием не принуждать меня ходить в церковь.
— Это хорошо, — отвечала сестра, — но с тебя взяли бы условие ничего не проповедовать и не учить.

Лев Николаевич задумался, опустил голову и оставался в таком положении довольно долго, пока ему не напомнили, что обед кончен.
— Виделся ты со старцами? — возобновила разговор об Оптиной сестра.
— Нет… Разве ты думаешь, что они меня приняли бы?.. Ты забыла, что я отлучен.

Беседы с сестрой должны были затянуться, Толстой даже облюбовал себе дом для жизни в Шамордине. Но все было сорвано в самом начале. На другой день после описанного разговора в Шамордино приехала Александра Львовна Толстая и привезла известия из Ясной Поляны: не только о состоянии Софьи Андреевны, но и о том, что для Толстого было страшнее всего на свете: о том, что «его местопребывание если не открыто, то вот-вот откроется, и его не оставят в покое».

Паника овладела Толстым. Его ужас перед приближением жены был таков, что он все забыл, сорвался, не простясь с сестрой и ни о чем с ней не договорившись, бросился прочь из Шамордина.

Станция Астапово

Утром 31 октября (13 ноября) Толстой и сопровождающие отправились из Шамордино в Козельск, где сели в уже подошедший к вокзалу поезд № 12, следующий в южном направлении.

Билетов при посадке купить не успели; доехав до Белева, приобрели билеты до станции Волово. Сопровождавшие Толстого позже также свидетельствовали, что определенной цели у путешествия не было.

После совещания решили ехать к его племяннице Е. С. Денисенко, в Новочеркасск, где хотели попытаться получить заграничные паспорта и затем ехать в Болгарию; если же это не удастся — ехать на Кавказ.

Однако по дороге Лев Николаевич простудился и заболел крупозным воспалением легких и вынужден был в тот же день выйти из поезда на первой большой станции рядом с населенным пунктом. Этой станцией была Астапово.

Известие о болезни Льва Толстого вызвало сильный переполох как в высших кругах, так и среди членов святейшего Синода. О состоянии его здоровья и положении дел систематически направлялись шифрованные телеграммы министерству внутренних дел и Московскому жандармскому управлению железных дорог.

Было созвано экстренное тайное заседание Синода, на котором, по инициативе обер-прокурора Лукьянова, был поставлен вопрос об отношении церкви на случай печального исхода болезни Льва Николаевича. Но вопрос положительно так и не был решен.

Льва Николаевича пытались спасти шестеро врачей, но на их предложения помочь он лишь ответил: «Бог все устроит ». Когда же его спросили, чего ему самому хочется, он сказал: «Мне хочется, чтобы мне никто не надоедал ».

Последними осмысленными его словами, которые он произнес за несколько часов до смерти старшему сыну, которые тому от волнения не удалось разобрать, но которые слышал врач Маковицкий: «Сережа… истину… я люблю много, я люблю всех…».

В самый канун его смерти в Астапово приехал о. Варсонофий, старец из Оптиной пустыни. Впоследствии был пущен слух о том, будто этот приезд состоялся «по приказу из Петербурга». По прибытии в Астапово о. Варсонофий просил допустить его к Толстому.

Александра Львовна Толстая не допустила его к умирающему отцу. Она заботилась лишь о том, чтобы продлить последние минуты толстовской жизни, а беседа со старцами, даже самая встреча, самое появление их должны были взволновать Толстого глубочайшим образом.

7 (20) ноября в 6 часов 5 минут после недели тяжелой и мучительной болезни в доме начальника станции Ивана Озолина Лев Николаевич Толстой умер.

Пастернак Л.О. Лев Толстой в кругу семьи в "Ясной Поляне"

Толстой множество раз повторял: все очень просто - если все люди последуют его учению о непротивлении, то не будет ни войн, ни революций, люди заживут дружно и счастливо. Была лишь одна закавыка - далеко не все следовали толстовству. Проповедь Толстого задевала многих, но по сравнению со всем населением России это была капля в море - в основном интеллигенция, старающаяся обрести основание в меняющемся русском мире. Даже членов своей семьи Толстой не мог убедить последовать его теориям.

Лев Толстой в Ясной Поляне в кругу семьи

Прежде всего, учение Толстого не приняла его жена - Софья Андреевна Толстая (урожденная Берс). Дочь лейб-медика, она получила прекрасное образование, обладала многими талантами (музыка, писательство), была самобытной, волевой, но слегка экзальтированной личностью. Она, несмотря на большую любовь к мужу, так и осталась в традиционном православии. Толстой очень хотел духовного единения с женой, но ничего не получалось. В результате - ссоры, отчуждение, позже взаимное недоверие. Положение Софьи Андреевны было двусмысленным. С одной стороны, по долгу жены она защищала Толстого, просила императора и митрополита Антония (Вадковского) снять отлучение. А с другой стороны, ходила в храм, исповедовалась, совершенно не принимала вываренного толстовского христианства и яростно с спорила с мужем.

Одна из последних (предсмертных) фотографий Толстого

И дети Толстого тоже по большей части не восприняли толстовство. Очевидцы рассказывали, как сыновья Толстого (Сергей, Илья, Лев, Андрей, Михаил) отводили глаза и переглядывались, когда их отец за столом начинал развивать свои взгляды. Впоследствии они нашли свое место в жизни, но, отцовское давление было столь велико, что, кажется, никто из них так и не вернулся в православие. С дочерьми вышло немного иначе. Средняя - Маша - беззаветно помогала отцу переписывать его сочинения, фактически стала его секретарем. Но умерла в 1906 г. А младшая Александра сначала была правоверной «толстовкой», за границей основала знаменитый антисоветский «Фонд Толстого», но в конце жизни перешла в православие.

Конфликт в семье особенно ярко высветился в истории с завещанием Толстого. Тайно от Софьи Андреевны Толстой завещал все права на издание своих дочери Александре. Но по дополнению к завещанию права на редактирование были предоставлены В.Г.Черткову, и тот после смерти Толстого сумел поставить дело так, что оказался центральной фигурой в публикации работ Толстого, оттеснив Александру. Во всяком случае, много томов 90-томного полного собрания сочинений великого писателя издавались под редакцией Черткова.

Семейные неурядицы и желание Толстого хоть как-то соответствовать своему учению, привели к тому, что однажды (в конце октября 1910 г.) он, тайно от семьи, взяв с собой только доктора Маковицкого (Толстой на самом деле очень боялся смерти) уходит из Ясной Поляны и идет в Оптину. Там он гулял по монастырю, но в скит к старцам не заходил и уехал в Шамордино к сестре монахине Марии (Мария Николаевна Толстая (+1912), по мужу Оболенская, младшая сестра Толстого). Ей Толстой говорил, что хотел бы остаться в Оптиной, но у старцев пока не был. Но неожиданно приехала его дочь Александра и увезла с собой. Они сели на поезд до Ростова-на-Дону. По дороге Толстой заболел, и его на станции Астапово сняли с поезда и положили в доме начальника станции. Игумен Варсонофий Оптинский приехал в Астапово (по желанию самого Толстого), но семья (прежде всего Александра) и В. Г. Чертков не захотели его допустить к умирающему (хотя тот потерял сознание лишь за 2 часа до смерти, продиктовав Черткову несколько писем). 7 ноября без исповеди Толстой умер.

Николай Сомин

100 лет прошло со времени ухода Льва Николаевича Толстого из родного дома и его смерти.
Вчера посмотрел фильм «Последнее воскресенье» о последнем годе жизни Толстого в Ясной Поляне. Сценарий фильма написан Майклом Хоффманом (он же режиссёр фильма) по мотивам романа Джея Парини «The Last Station», основанного на дневниках самого Толстого, членов его семьи и близких друзей.
В фильме показан самый драматичный период жизни Льва Николаевича Толстого.
Что же заставило великого писателя сбежать из своего поместья Ясная Поляна от жены и детей, закончив жизнь в доме начальника железнодорожной станции Астапово?

В прошлом году, когда я был в Париже, то с удивлением обнаружил, что ещё сохраняется интерес к любовной драме Софьи Андреевны Берс и Льва Николаевича Толстого. Об этом до сих пор пишут в журналах.

Немецкий фильм «Последнее воскресенье» о Льве Толстом я смотрел в кинотеатре «Родина» в почти пустом зале. Молодёжь ломилась на японский мультик.
Хелен Миррен в роли Софьи Андреевны показалась мне более убедительной, нежели Кристофер Пламмер в роли Льва Толстого.
Конечно, заграничные фильмы о Толстом столь же далеки от реальности, как и наши фильмы про индейцев. Я прочувствовал это, когда участвовал в съёмках фильма «Анна Каренина» с Софи Марсо и Шоном Бином в главных ролях.

Жаль, что иностранцы снимают фильмы про великих русских людей, а у нас на это денег сейчас не находится.
О трагическом уходе Льва Толстого хотел снять фильм Андрей Тарковский. А снял Сергей Герасимов, в котором сам режиссёр и сыграл главную роль.

Конец жизни Толстого это настоящая трагедия. Его единомышленник Чертков и его жена Софья Андреевна дрались из-за любви к Толстому, а фактически за его наследие.

Драма Толстого в конфликте его убеждений и реального поведения, личной любви Толстого и его вселенской любви ко всему человечеству.
Толстой хотел, но признавался, что не в силах любить всё человечество.
Он любил жену. Но и её любовь в конце жизни вынести не мог.

Наиболее достоверным источником я считаю книгу Тихона Полнера «Лев Толстой и его жена». А также книгу пианиста Александра Гольденвейзера, поскольку он был непосредственным свидетелем происходившей в Ясной Поляне драмы.

Лев Толстой познакомился со своей будущей женой Соней Берс, когда ей было семнадцать, а ему тридцать четыре года. Вместе они прожили 48 лет, родили 13 детей. Софья Андреевна была не только женой, но и верным преданным другом, помощницей во всех делах, в том числе и литературных.
Первые двадцать лет они были счастливы. Однако потом часто ссорились, в основном из-за убеждений и образа жизни, которые Толстой определил для себя.

Лев Толстой был человеком влюбчивым. Ещё до женитьбы у него случались многочисленные связи блудного свойства. Сходился он и с женской прислугой в доме, и с крестьянками из подвластных деревень, и с цыганками. Даже горничную его тётушки невинную крестьянскую девушку Глашу соблазнил. Когда девушка забеременела, хозяйка её выгнала, а родственники не захотели принять. И, наверное, Глаша бы погибла, если бы её не взяла к себе сестра Толстого. (Возможно, именно этот случай лёг в основу романа «Воскресенье»).

Толстой после этого дал себе обещание: «У себя в деревне не иметь ни одной женщины, исключая некоторых случаев, которые не буду искать, но не буду и упускать».
Но преодолеть искушение плоти он не мог. Однако после сексуальных утех всегда возникало чувство вины и горечь раскаяния.

Особенно долгой и сильной была связь Льва Николаевича с крестьянкой Аксиньей Базыкиной. Отношения их продолжались три года, хотя Аксинья была женщиной замужней. Толстой описал это в повести «Дьявол». В юности, читая повесть «Дьявол», я был поражён искренностью рассказчика, и обещал себе не повторять его ошибок.

Когда Лев Николаевич сватался к своей будущей жене Софье Берс, он ещё сохранял связь с Аксиньей, которая забеременела.
Перед женитьбой Толстой дал прочитать невесте свои дневники, в которых откровенно описывал все свои любовные увлечения, чем вызвал у неискушённой девушки шок. Она помнила об этом всю жизнь.

Восемнадцатилетняя жена Соня в интимных отношениях была неопытна и холодна, чем огорчала своего опытного тридцатичетырёхлетнего мужа. Во время брачной ночи ему даже показалось, что он обнимает не жену, а фарфоровую куклу.

Со школьной скамьи нам внушают, будто классики отечественной литературы были чуть ли не ангелами. Лев Толстой не был ангелом. Он изменял жене даже во время её беременности.
Оправдывая себя устами Стивы в романе «Анна Каренина», Лев Толстой признаётся: «Что ж делать, ты мне скажи, что делать? Жена стареется, а ты полон жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал её. А тут вдруг подвернётся любовь, и ты пропал, пропал!»

В конце 1899 года Толстой писал в дневнике: «Главная причина семейных несчастий – та, что люди воспитаны в мысли, что брак даёт счастье. К браку приманивает половое влечение, принимающее вид обещания, надежды на счастье, которое поддерживает общественное мнение и литература; но брак есть не только не счастье, но всегда страдание, которым человек платится за удовлетворённое половое желание».

Непосредственный свидетель Александр Гольденвейзер писал: «С годами Толстой всё чаще и чаще высказывает свои мнения о женщинах. Мнения эти ужасны».
– Уж если нужно сравнение, то брак следует сравнивать с похоронами, а не с именинами, – говорил Лев Толстой. – Человек шёл один – ему привязали за плечи пять пудов, а он радуется. Что тут и говорить, что если я иду один, то мне свободно, а если мою ногу свяжут с ногою бабы, то она будет тащиться за мной и мешать мне.
– Зачем же ты женился? – спросила графиня.
– А не знал тогда этого.
– Ты, значит, постоянно меняешь свои убеждения.
– Сходятся два чужих между собою человека, и они на всю жизнь остаются чужими. … Конечно, кто хочет жениться, пусть женится. Может быть, ему удастся устроить свою жизнь хорошо. Но пусть только он смотрит на этот шаг, как на падение, и всю заботу приложит лишь к тому, чтобы сделать совместное существование возможно счастливым».

Лично я считаю, что никто другой не смог бы выносить Льва Николаевича столь долго, как его жена Софья Андреевна. Прожить всю жизнь с таким человеком, это настоящий подвиг!
Когда жена не могла делить с мужем супружеское ложе, Толстой увлекался либо очередной горничной, либо кухаркой, или посылал в деревню за солдаткой.

За 48 лет супружеской жизни Софья Андреевна родила тринадцать детей, пятеро из них умерли. В сорок четыре года Софья Андреевна родила своего последнего ребёнка, который через шесть лет умер.
Вынести она этого не смогла. Ей казалось, что муж разлюбил её. И она влюбилась. Объектом её страсти стал друг семьи композитор Александр Сергеевич Танеев. Ей было 52 года!

Все догадывались о влюблённости Софьи Андреевны, кроме самого Танеева. Любовниками они так и не стали.
В дневнике Софья Андреевна писала: «Знаю я это именно болезненное чувство, когда от любви не освещается, а меркнет божий мир, когда это дурно, нельзя – а изменить нет сил».
Перед смертью она сказала дочери Татьяне: «Любила я одного твоего отца».

Софья Андреевна боялась остаться в памяти потомков не достойной своего гениального мужа. И потому старалась вычёркивать из дневников Толстого все нелестные упоминания о ней.
Зная, что жена Софья Андреевна читает его дневники, Толстой завёл «тайный» дневник, а потом «дневник для одного себя», который хранил в банковском сейфе.

В конце жизни Толстой пережил крах. Рухнули его представления о семейном счастье. Лев Толстой не смог изменить жизнь своей семьи сообразно со своими взглядами.
«Крейцерову сонату», «Семейное счастье» и «Анну Каренину» Лев Николаевич писал на основе опыта своей семейной жизни.

В соответствии со своим учением, Толстой старался избавиться от привязанности к близким, пытался быть ровным доброжелательным ко всем.
Софья Андреевна, напротив, сохраняла тёплое отношение к мужу, но учение Толстого ненавидела всеми силами души.

– Ты дождёшься, что тебя на верёвке поведут в тюрьму! – пугала Софья Андреевна.
– Этого мне только и надо, – невозмутимо отвечал Лев Николаевич.

Последние пятнадцать лет своей жизни Толстой думал о том, чтобы стать странником. Но он не решался оставить семью, ценность которой проповедовал в своей жизни и в творчестве.
Страстное желание бросить всё и стать странником Толстой выразил в последнем, не опубликованном при жизни рассказе, «Отец Сергий».

Под влиянием единомышленников Лев Толстой отказался от авторских прав на произведения, созданные им после 1891 года. В 1895 году Толстой сформулировал в дневнике свою волю на случай смерти. Он советовал наследникам отказаться от авторского права на его сочинения. "Сделаете это, - писал Толстой, - хорошо. Хорошо это будет и для вас; не сделаете - это ваше дело. Значит вы не готовы это сделать. То, что сочинения мои продавались эти последние 10 лет, было самым тяжёлым для меня делом жизни".

Все свои права на имущество Толстой передал жене. Но ей этого было мало. Софья Андреевна хотела стать наследницей всего созданного её великим мужем. А это были большие деньги по тем временам. За монопольное право издания всех сочинений Толстого некоторые фирмы предлагали миллион золотых рублей!

В дневнике 10 октября 1902 года Софья Андреевна писала: "Отдать сочинения Льва Николаевича в общую собственность я считаю и дурным и бессмысленным. Я люблю свою семью и желаю ей лучшего благосостояния, а передав сочинения в общественное достояние, - мы наградили бы богатые фирмы издательские... Я сказала Льву Николаевичу, что если он умрёт раньше меня, я не исполню его желания и не откажусь от прав на его сочинения".

Именно из-за этого и разгорелся семейный конфликт. Душевной близости и взаимопонимания между супругами уже не было. Интересы и ценности семьи были для Софьи Андреевны на первом месте. Она заботилась о материальном обеспечении своих детей.
А Толстой мечтал всё раздать и стать странником.
Непрекращающиеся конфликты угнетали Толстого и лишали психического равновесия его жену.

«В июне 1910 года двое приглашённых в Ясную врачей – психиатр профессор Россолимо и хороший врач Никитин, знавший Софью Андреевну давно, после двухдневных исследований и наблюдений, установили диагноз «дегенеративной двойной конституции: паранойяльной и истерической, с преобладанием первой».

«Начался ад. Несчастная женщина потеряла над собой всякую власть. Она подслушивала, подглядывала, старалась не выпускать мужа ни на минуту из виду, рылась в его бумагах, разыскивая завещание или записи о себе… Она каталась в истериках, стреляла, бегала с банкой опиума, угрожая каждую минуту покончить с собою, если тот или иной каприз её не будет исполнен немедленно…»

«Толстой думал о том, чтобы уйти из этого «дома сумасшедших», заражённых ненавистью и борьбою. Ему стало неудержимо хотеться умереть в спокойной обстановке, вдали от людей, «разменявших его на рубли».

В третьем часу ночи с 27 на 28 октября 1910 года Толстой проснулся, услышав как Софья Андреевна роется в его бумагах, видимо, разыскивая текст тайного завещания, в котором писатель отказывался от авторских прав на свои произведения.

Чаша терпения переполнилась. Толстой понял, что «для него настал момент спасать не себя, Льва Николаевича, а то человеческое достоинство и искру Божию, которые были в конец унижены его положением в Ясной Поляне».
Восьмидесятидвухлетний Лев Николаевич был вынужден ночью тайно бежать из собственного дома. Помогали ему в этом его дочь Александра и врач Маковицкий.

Софья Андреевна давно уже обещала мужу покончить с собой, если он уйдёт. Когда она узнала о бегстве Толстого, графиня не переставая плакала, била себя в грудь то тяжёлым пресс-папье, то молотком, колола себя ножами, ножницами, хотела выброситься в окно, бросалась в пруд.

Для Софьи Андреевны уход мужа это был позор. Своим уходом он растоптал 48 лет их совместной жизни, которые была наполнены её самопожертвованием ради любимого.

Толстой хотел уехать на Кавказ, но простудился и вынужден был сойти на станции Астапово.
Умирающий Лев Толстой лежал в квартире начальника станции и попросил не пускать к нему жену. В бреду ему чудилось, что жена его преследует и хочет забрать домой, куда Толстому ужасно не хотелось возвращаться.

Умер Лев Толстой 7 ноября 1910 года.
29 ноября Софья Андреевна записала в дневнике: «Невыносимая тоска, угрызения совести, слабость, жалость до страданий к покойному мужу… Жить не могу».
Она хотела покончить с собой.
В конце жизни Софья Андреевна призналась дочери: «Да, сорок восемь лет прожила я со Львом Николаевичем, а так и не узнала, что он за человек...»

Она была идеальная «языческая жена», как писал Толстой, но «христианским другом» так и не стала. В одном из последних писем Толстой написал: «Ты дала мне и миру то, что могла дать, дала много материнской любви и самоотвержения, и нельзя не ценить тебя за это…. Благодарю и с любовью вспоминаю и буду вспоминать за то, что ты дала мне».

Я прочитал все романы Льва Толстого не один раз, многие повести и публицистические статьи.
Всю религию Толстого можно свести к немногим положениям:
– твори волю Бога, пославшего тебя на землю;
– слиться с Ним предстоит тебе после плотской смерти;
– воля Бога состоит в том, чтобы люди любили друг друга и вследствие этого поступали с другими так, как они хотят, чтобы поступали с ними.

Его теория о непротивлении злу насилием стала основой деятельности Махатма Ганди. И эта теория реально изменила мир!

В последние годы жизни Толстой признавал, что ещё только ищет истину, что ему предстоит ещё много работы над внутренней переменой своей жизни. Всякая догма, всякие окончательные теории становились для него ненавистными. Он решительно протестовал против «толстовства» и даже говорил иногда о своих последователях: «Это – «толстовец», то есть человек самого чуждого мне миросозерцания».

Одни считают, что главный итог жизни Льва Толстого это его литературное творчество. Другие (к ним принадлежу и я) убеждены, что главное в жизни Льва Толстого это его духовное возрастание, познание себя и самосовершенствование.
Сам Лев Николаевич считал свои литературные произведения «побочным продуктом» своего духовного развития. Он не просто сочинял романы и писал статьи, он старался жить в соответствии со своими убеждениями.
И этим Толстой мне ближе, чем Достоевский.

Многие видели упадок нашей церкви в конце 19 века. Но только Лев Толстой смог сказать об этом честно, выступил против лицемерия некоторых церковников, превративших сообщество единомышленников в контору на службе государства.

Толстой считал себя последователем Христа, однако не принимал церковного христианства. Толстой не полагал Христа Богочеловеком, а видел в Нём лишь одного из величайших пророков человечества. В 1879-85 годах Толстой перевёл заново с древнегреческого языка четыре Евангелия и свёл их в один текст, оставив, по его мнению, самое необходимое.
Лев Толстой это наш Лютер!

Для меня Толстой это прежде всего мыслитель. Да, его превратили в икону, в классика литературы. Но по духу это был настоящий революционер!
Возможно, столетие со дня смерти Толстого официально не празднуют потому, что не хотят вспоминать, что Лев Толстой был противником частной собственности и выступал против русской православной церкви.
Но революция Толстого актуальна и сегодня!

Помню, как в юности в библиотеке прочитал «Исповедь» Толстого. Тогда и решил построить свою жизнь на основе опыта жизни Льва Николаевича.
«Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, – ну и что ж!». И я ничего не мог ответить…»

Я направился по пути, которым шёл Толстой. Когда посетил Оптину пустынь, в хибарке, где ночевал, я нашёл книгу «Лев Толстой «Божественное и человеческое» из дневниковых записей последних лет».

«Есть один несомненный признак, разделяющий поступки людей на добрые и злые: увеличивает поступок любовь и единение людей – он хороший; производит вражду и разъединение – он дурной».

Толстой всю жизнь стремился к истине, искал идеал. Он поступил на философский факультет – перевёлся на юридический – бросил университет – решил стать образцовым помещиком – поступил на военную службу – пытался создать идеальную семью – стал литератором – развенчивал старую религию, чтобы создать новую – всю жизнь искал «зелёную палочку», способную осчастливить людей – и умер со словами «Искать, всё время искать...»

Это был искатель Истины, хотя и шёл методом проб и ошибок.
По сути своей Лев Толстой был странником – человеком на пути к Богу!
И потому, следуя по пути Толстого, я назвал свой роман-быль «Странник».

Данте Алигьери в книге «Новая жизнь» пишет: «странники» могут пониматься в двояком смысле – в широком и в узком: в широком – поскольку странником является тот, кто пребывает вдали от отчизны своей; в узком же смысле странником почитается лишь тот, кто идёт к дому святого Иакова или же возвращается оттуда».

Толстой фактически отказался от присуждения ему Нобелевской премии по литературе за 1906 год.
Ныне учреждена литературная премия «Ясная поляна», которая вручается потомками Льва Николаевича Толстого в день его рождения 9 сентября.

В 2008 году в день рождения Льва Толстого я посетил Ясную Поляну и подарил музею свой роман-быль «Странник»(мистерия), в котором описал общение с Львом Толстым.
Меня поразила скромность убранства дома. Я бродил по тропинкам, где когда-то ходил Лев Николаевич, и мне казалось, словно я беседую с ним.
- «Такая мания – это писательство. За деньги писать. Это как есть, когда не хочется, или как проституция, когда не хочется предаваться разврату. … Я чувствую, что совершаю грех большой, поощряя писательство, которое самое пустое занятие».
- Мне кажется, поступок писателя важнее, чем созданные им произведения.
- «Я очень понимаю, что суждение о том, что писателя нужно судить по его писаниям, а не по делам, не нравится вам. Мне такое суждение тоже противно».
- Как же жить?
- «Пусть пока вокруг тебя люди злобные и бесчувственные, - найди в себе силы светить светом добра и истины во тьме жизни, и светом своим озари путь и другим. Никогда не теряй надежды, если даже все оставят тебя и изгонят тебя силой, и ты останешься совсем один, пади на землю, омочи её слезами, и даст плод от слёз твоих земля. Может быть, тебе не дано будет узреть уже плоды эти - не умрёт свет твой, хотя бы ты уже умер».
- Но ради чего жить?
- «Праведник отходит, а свет его останется. Ты же для целого работаешь, для грядущего делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо и без того уже велика тебе награда на сей земле. Не бойся ни знатных, ни сильных...»
- А что вы хотели, но не смогли или не успели написать?
- «Хотел написать всё, что думается человеком на протяжении нескольких часов. Всё!»
- Но зачем?
- «Только опомнитесь на часок, и вам ясно будет, что важное, одно важное в жизни – не то, что вне, а только одно то, что в нас, что нам нужно. Только поймите то, что вам ничего, ничего не нужно, кроме одного: спасти свою душу, что только этим мы спасём мир. Аминь».
(из моего романа-быль «Странник»(мистерия) на сайте Новая Русская Литература

ЛЮБОВЬ ТВОРИТЬ НЕОБХОДИМОСТЬ!

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – http://www.nikolaykofyrin.ru