Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Чингиз Айтматов (род. в 1928 г.) - одна из самых замечательных фигур современной советской литературы. Это писатель глубоко национальный, но с первых же шагов в литературе он стал известен во всем Союзе. В качестве одного из видных советских писателей он широко популярен за рубежом. Последние годы он часто выступает там с лекциями, интервью, на различных форумах.

Однако прежде чем к Айтматову пришел успех, он много и напряженно работал: искал свои темы, своих героев, свою собственную манеру повествования. С самого начала его произведения отличали особый драматизм, сложная проблематика, неоднозначное решение проблем. Таковы ранние повести: "Джамиля" (1957), "Тополек мой в красной косынке" (1961), "Первый учитель" (1963). На последней повести остановимся чуть подробнее. Сам автор говорил: "... в "Первом учителе" я хотел утвердить наше понимание положительного героя в литературе... Я постарался взглянуть на этот образ нашими, современными глазами, я хотел напомнить теперешней молодежи о ее бессмертных отцах".

Образ учителя, изо всех сил стремящегося оторвать детей своих односельчан от невежества, до боли современен. Разве и сегодня жизнь учителей-сподвижников не направлена на то же? И разве не глубоко прав критик В. Панкин, что "уважать учителя - эта наука почему-то дается труднее других".

Постепенно все шире и глубже становится охват жизни, писатель все больше стремится проникнуть в ее тайны, в суть острейших вопросов современности. При этом проза Айтматова становится более философской; противоречия, коллизии достигают очень большой силы. Усложняются способы повествования. Часто неразрывно сливаются размышления, внутренние монологи героя с авторской речью. Усиливается роль фольклорных элементов, в рассказ вплетаются лирические песни ("Прощай, Гульсары!"),

Предания, мифы, легенды ("Белый пароход", "Пегий пес, бегущий краем моря"). От этого образы приобретают особое, символическое значение, углубляется философская направленность произведений.

Некоторые критики выделяют три периода в творческом развитии Ч. Айтматова. "Джамиля", "Верблюжий глаз", "Тополек мой в красной косынке", "Первый учитель"- произведения первого этапа. Второй образуют повести "Материнское поле" (1963 г.) и

"Прощай, Гульсары!" (1966г.). Третий же начинается с "Белого парохода" (1970 г.). Это также "Ранние журавли", "Пегий пес, бегущий краем моря" и роман "Буранный полустанок". "Личность и Жизнь, Народ и История, Совесть и Бытие - вот проблемные пары трех означенных ступеней восхождения Айтматова ко все более глубинным сутям",- пишет исследователь творчества писателя Г. Грачев.

Не просто отдельные люди с их чувствами и думами, а Человек вообще становится в центре внимания писателя. Он стремится постигать законы бытия, смысл жизни. Так, нет конкретных примет времени, индивидуальности характеров в философской повести

"Пегий пес, бегущий краем моря". Смысл ее в думах старика Органа: "... перед лицом бесконечности простора человек в лодке ничто. Но человек мыслит и тем восходит к величию Моря и Неба, и тем утверждает себя перед вечными стихиями, и тем он соизмерен глубине и высоте миров". Всем своим содержанием эта повесть является подходом к роману "Буранный полустанок" (другое название "И дольше века длится день"). Главное в романе - это принципиально новое осмысление времени и пространства, это весь мир наш с раздирающими его противоречиями, мир на грани катастрофы. Произведение глубоко философично и художественно. Не могут не нравиться и люди труда, вечные труженики, которых с такой любовью изобразил автор.

Критик делил творчество писателя на три периода в 1982 году. Но, кажется, перестройка явилась возможностью для еще более высокого подъема мастерства писателя. С ее началом выходит в свет "Плаха". Эта книга об отношениях Человека и Природы, о поисках смысла жизни, и о назначении религии в ее лучших проявлениях для нас, и о беде нашего времени - наркомании, и многом другом. По охвату тем, многоплановости, философскому подходу и глубине символики это произведение превзошло все ранее написанное.

Всемирно известный писатель Чингиз Торекулович Айтматов не нуждается в том, чтобы его представляли читателям - миллионы его почитателей живут по всему миру. Если же это все же нужно - обращайтесь к его книгам.

Есть писатели, каждое произведение которых становится событием в культурной жизни страны, предметом горячих споров и глубоких раздумий. Творчество Чингиза Айтматова убедительное свидетельство тому.

Появление в 1958 году в журнале «Новый мир» повести «Джамиля», небольшой по объему, но значительной по содержанию, яркой по образному мышлению и мастерству исполнения, было сигналом о том, что из киргизских степей пришел в литературу человек удивительно самобытного таланта.

Чехов писал: «Что талантливо, то ново». Эти слова полностью можно отнести к повестям Ч. Айтматова «Джамиля», «Белый пароход», «Прощай, Гюльсары!», «Тополек в красной косынке» и другим. Только исключительно одаренная натура может сочетать в себе истинно фольклорное начало и новаторское восприятие современной жизни. Уже повесть «Джами-ля», спетая писателем свободно, на одном широком дыхании, стала явлением новаторским.

Джамиля - образ женщины, никем до Ч. Айтматова так не раскрытый в прозе восточных литератур. Она живой человек, рожденный самой землей Киргизии. До появления Дани-яра Джамиля жила как ручеек, скованный льдом. Ни свекрови, ни мужу Джамили Садыку в силу вековых традиций «большого и малого дворов» и в голову не приходит, что в весеннюю пору солнце может разбудить и этот невидимый взору ручеек. И он может заклокотать, забурлить, закипеть и ринуться на поиски выхода и, не найдя его, не остановится ни перед чем, устремится вперед к вольной жизни.

В повести «Джамиля» по-новому, тонко и с большим внутренним тактом Ч. Айтматов решает проблему столкновения нового со старым, патриархального и социалистического уклада в жизни, быту. Проблема эта сложная, и когда ее старались решить прямолинейно, то герои получались схематичными, отсутствовала психологическая убедительность. Ч. Айтматов счастливо избежал этого недостатка. Сеит, от имени которого ведется повествование, с почтением относится к своей матери - опоре семьи. Когда все мужчины «большого и малого дворов» уходят на фронт, мать требует от оставшихся «терпения вместе с народом». Она в своем понимании вещей опирается на большой жизненный опыт и эпические традиции. В ее адрес автор не бросает ни единого упрека. А патриархальные устои, косность, обывательщина, покрытая плесенью благополучия, подтекстно высвечиваются автором, и в конечном счете читателю становится ясно, что все это давит на личность, лишает ее красоты, свободы и силы. Любовь Данияра и Джамили не только обнажила нравственные и социальные корни этой обывательщины, но и показала пути победы над нею.

Любовь в повести выигрывает битву в борьбе с косностью. Как в этом произведении, так и в последующих Айтматов утверждает свободу личности и любви, потому что без них нет жизни.

Сила воздействия настоящего искусства на душу человека ярко раскрыта в судьбе юного Сеита. Обыкновенный аильский подросток, отличающийся от своих сверстников, может быть, чуть большей наблюдательностью и душевной тонкостью, под влиянием песен Данияра вдруг начинает прозревать. Любовь Данияра и Джамили окрыляет Сеита. После их ухода он все еще остается в аиле Куркуреу, но это уже не прежний подросток. Джамиля и Данияр стали для него нравственным воплощением поэзии и любви, свет их повел его в дорогу, он решительно заявил матери: «Я поеду учиться... Скажи отцу. Я хочу быть художником». Такова преобразующая сила любви и искусства. Это утверждает и отстаивает Ч. Айтматов в повести «Джамиля».

В самом начале 60-х годов одна за другой появились несколько повестей Айтматова, в том числе «Тополек в красной косынке», «Верблюжий глаз». Если судить по художественному исполнению, они относятся ко времени творческих поисков писателя. И в той и в другой повести есть остроконфликтные ситуации как в сфере производства, так и в личной жизни героев.

Герой повести «Тополек в красной косынке» Ильяс довольно поэтично воспринимает окружающий мир. Но в начале повести, где эта поэтичность выглядит естественным проявлением духовных возможностей человека, окрыленного любовью, он кажется менее убедительным, чем потом, когда он страдает, ищет свою потерянную любовь. И все же Ильяс - это резко очерченный мужской характер среди окружающих его людей. Байтемир, который сначала приютил Асель, а потом и женился на ней,- человек добрый и отзывчивый, но в нем есть некий эгоизм. Может быть, это оттого, что слишком долго он жил в одиночестве и теперь молча, но упорно держится за счастье, которое так неожиданно, словно Божий дар, переступило порог его холостяцкого жилья?

Критики упрекали автора «Тополька в красной косынке» в недостаточности психологического обоснования поступков героев. Невысказанная словами любовь двух молодых людей и их скоропалительная свадьба, казалось, брали под сомнение. В этом есть, конечно, доля правды, но надо учесть и то, что творческому принципу Ч. Айтматова, равно как и любовной традиции его народа, всегда чужда многословность любящих друг друга людей. Как раз через поступки, тонкие детали и показывает Айтматов единение любящих сердец. Объяснение в любви - это еще не сама любовь.

Ведь Данияр и Джамиля тоже поняли, что любят друг друга, без многословных объяснений.

В «Топольке в красной косынке» Асель среди колес десятка других автомашин узнает следы грузовика Ильяса. Здесь Айтматов фольклорную деталь использовал очень к месту и по-творчески. В этом краю, где происходит действие повести, девушке, тем более за два дня до свадьбы, среди бела дня не вый - ти на дорогу, чтоб ждать нелюбимого человека. Ильяса и Асель на дорогу привела любовь, и здесь слова излишни, так как поступки их психологически оправданы. И все же в повести чувствуется какая-то спешка автора, стремление поскорее соединить влюбленных, ему скорее надо перейти на что-то более важное. И вот уже Ильяс говорит: «Жили мы дружно, любили друг друга, а потом случилась у меня беда». И дальше - производственный конфликт и в конечном счете разрушение семьи. Почему? Потому что Ильяс «не туда повернул коня жизни». Да, Ильяс человек горячий и противоречивый, но читатель верит в то, что он не опустится, найдет в себе силы преодолеть смятение в душе и обретет счастье. Для того чтобы убедиться в этом логичном превращении Ильяса, читателям достаточно вспомнить внутренний монолог этого уже достаточно побитого судьбою молодого человека, когда он во второй раз видит белых лебедей над Иссык-Кулем: «Иссык-Куль, Иссык-Куль - песня моя недопетая! ...зачем я вспомнил тот день, когда на этом месте, над самой водой, мы остановились вместе с Асель?»

Ч. Айтматов не изменяет своей манере: чтоб доказать глубину переживаний Ильяса и широту его души, он снова оставляет его наедине с озером.

Этой повестью замечательный писатель доказал себе и другим, что для любого сюжета, любой темы он находит самобытное айтматовское решение.

В 1958 году в журнале «Новый мир» впервые была опубликована повесть «Джамиля», принесшая Чингизу Айтматову мировую известность. Французский поэт Луи Арагон говорил: «Джамиля» – самая прекрасная история любви в мире». Джамиля - молодая кыргызская женщина, которая наперекор отжившим патриархальным обычаям смело идет навстречу любви.

Советская критика считала, что фильм Ирины Поплавской далек от совершенства. Хотя все основные образы – Джамили (Наталья Аринбасарова), фронтовика Данияра (Суйменкул Чокморов), братишки мужа героини Сеита (Насретдин Дубашев) – воплощены блистательно. Сегодня, когда мы уже перевидали не одну инсценировку в разных театрах бывшего СССР, когда режиссеры из дальнего зарубежья попытались представить на наш суд свои киноверсии легендарной повести Айтматова, можем смело утверждать, что несовершенное творение москвички Ирины Поплавской остается наиболее адекватным экранным воплощением культового первоисточника.

Критик Эльга Лындина писала, что в фильме Поплавской был довольно точно передан сюжет повести, но зато ушла страстная взволнованность и подлинный пафос. Картина свелась к цепи отдельных эпизодов тех или иных иллюстраций «Джамили».

И в этой цепи у Поплавской есть отдельные достижения. Мне никогда не забыть сцену с огромным, в семь пудов, мешком с зерном, который подбросили Данияру озорники Сеит и Джамиля. Каждый шаг по трапу давался Данияру с трудом, к тому же, он начал заметно припадать на раненую ногу, чем выше он взбирался, тем сильнее качался из стороны в сторону: его раскачивал мешок. Джамиля с расширенными от ужаса глазами начала кричать ему, чтобы он бросил мешок. Но Данияр упрямо поднимался вверх.

Он выдержал это испытание, он вообще был склонен выдержать все несправедливости мира, которые Бог посылал, возможно, испытывая Данияра на прочность. И когда стало понятно, что герой способен выдержать все напасти, ему была ниспослана любовь. И тут хмурый Данияр расцвел. Он, оказывается, умеет петь, улыбаться, быть красивым! И все эти преображения Суйменкул Чокморов сыграл потрясающе.

Актеру удалось раскрыть богатый внутренний мир одного из любимых литературных героев писателя. Хотя сам Чокморов очень критично рассматривал свою работу в «Джамиле» и мечтал заново сыграть Данияра. Ему не раз приходила шальная мысль самому снять новую версию айтматовской повести, хотя в целом он никогда не помышлял быть режиссером.

Режиссеру из Германии Монике Тейбер, которая работала над экранизацией в 1994 году, удалось привлечь к сотрудничеству знаменитого американского театрального и киноактера Фарида Мюррея Абрахама, знакомого нам по образу Сальери в фильме «Амадеус», который принес ему премию «Оскар». В «Джамиле» Абрахам предстал в роли взрослого Сеита, по прихоти режиссера получившего фамилию Фролов. Но, как выяснилось на съемках, это была не единственная прихоть режиссера: на роль Данияра она выбрала блондина Джейсона Коннери, прямолинейно восприняв упоминание автора о том, что Данияр - человек пришлый, чужой…

Джамилю сыграла французская актриса вьетнамского происхождения Лин Фам. Можно высказать предположение, что при более тщательной подготовке к работе, способствовавшей более глубокому погружению в образ, она могла бы стать идеальной Джамилей.

Читаем у Айтматова: «Джамиля была хороша собой: стройная, статная, с прямыми жесткими волосами, заплетенными в две тугие косы». (1)

Лин Фам действительно очень красивая женщина, но для создания сложного образа Джамили одних внешних данных явно недостаточно. Очевидно, что трактовка образа Джамили Ириной Поплавской и Натальей Аринбасаровой гораздо ближе литературному прообразу, нежели представление Моники Тейбер и Лин Фам. Хотя Аринбасарова чисто внешне не столь красива, как Лин Фам, ей, тем не менее, удалось лучше выразить внутреннюю свободу и раскрепощенность Джамили.

Невысокая, чуть плотная Аринбасарова точно расставила все смысловые акценты и при этом она очень естественна, раскованна, словно чувства героини стали и ее чувствами тоже.

Лин Фам же личностную независимость Джамили только декларирует, достаточно вспомнить эпизод, в котором Сеит читает письмо Садыка с фронта. Героиня возмущена равнодушным отношением к ней Садыка и очень гневно высказывается по этому поводу. Джамиля Аринбасаровой переживает всю ситуацию скрыто, смена ее внутреннего состояния происходит постепенно: от сияния глаз в начале чтения письма до потускневшего взгляда в конце.

Разумеется, кыргызский зритель не принял «Джамилю» Моники Тейбер.

Моника Тейбер имела уникальный шанс привлечь к своей персоне всеобщее внимание: экранизируя в начале 90-х (в эпоху разгула феминизма) литературное произведение конца 50-х о женщине, в которой был заявлен потенциал свободного обращения со всеми, была обязана расставить все смысловые акценты в соответствии со вкусами нового времени. Именно с конца 80-х – начала 90-х экранная раскованная бунтарка 50-х трансформировалась в независимый образ твердо стоящей на ногах женщины, имеющей мечту и знающей, как ее осуществить. Моника Тейбер, чутко уловив актуальность истории внутренне раскрепощенной Джамили, к сожалению, не смогла сделать ее современной. Спустя 14 лет это попыталась сделать француженка Мари де Поншевиль, которая сообразно реалиям конца двадцатого века трансформировала сюжет бессмертной повести Айтматова, сохранив, тем не менее, основную концептуальную составляющую культового литературного произведения.

Фильм французского режиссера начинается с коротенького пролога.

Франция. Ночь. Прибрежная полоса океана. Шторм. Два человека европейского вида хватают азиата, кидают на землю, подавляют в нем все порывы, чтобы через некоторое время депортировать из страны. Затемнение.

Возникает надпись: «Тенгри. Синева неба» - в сопровождении мощного азиатского голоса, который рождается в сердце певца, проходит сквозь его горло, чтобы свободно парить в небесной выси своенравной Азии. Этот голос гордо звучит над родными просторами депортированного азиата. Зоркая, дерзкая орлица оберегает ход нашего героя, рассекая немногочисленные облачные волны Тенгри. Усталый мужчина, тем не менее, уверенно шагает по проезжей части, легко и просто подсаживается в крупногабаритный грузовик. Местный люд запросто объясняет ему, как добраться до джайлоо Ак-Жуз, где живет некий Тарас. Помятый жизнью, рано состарившийся, но обаятельный герой старается ступать по земле аккуратно, чтобы не затоптать траву, ибо знает, что это драгоценное пропитание для домашнего скота, который летом пасется здесь на джайлоо.

Героя зовут Темир. Выясняется, что его отец Тарас умер. Кто-то тихо спрашивает: «А ты, наверное, сын Джамили?» «Да», - так же тихо отвечает пришелец.

Родная земля приняла своего блудного сына. Земляки – нет. Лишь красавица Амира (А. Имашева) и старшая сестра ее – Уулжан (Т. Абазова) с братишкой Таибом проявляют интерес к Темиру (И. Калмуратов).

Образ Амиры близок айтматовской Джамиле. Режиссер фильма «Тенгри» многократно подчеркивала, что сюжет картины навеян историей любви Данияра и Джамили.

В своем творчестве Мари де Поншевиль всегда поднимает вопросы женской уязвимости в патриархальном устройстве мира. Не столь важно, где происходит действие ее картин: в Европе или Азии. Потому и во Франции, по словам режиссера, тоже царит мужской мир, и женщине не так просто пробиться.

Вспомним, что Джамиля - знаковая героиня Айтматова, сразу привлекла к себе внимание Луи Арагона и получила известность во Франции, потому что соотносилась с утвердившимся в 50-е годы на Западе новым женским образом. Как известно, тогда во французском кино появился и чуть позднее утвердился тип молодой женщины, которая выше всего ставила естественность чувств, подлинность порывов. Она не желала считаться с общепринятыми нормами поведения, выражая тему разрыва между поколениями, смутного и неоформленного бунта молодежи против буржуазных ценностей. (3)

Когда в начале 60-х литературовед Георгий Гачев приступил к первому прочтению повести «Джамиля», то знал, что она уже переведена на французский язык Арагоном. Из этого факта Гачев тогда составил себе представление - значит «Джамиля» «стоит на уровне современного литературного мышления и чем-то его обогащает». Прочитав повесть, Гачев пришел к выводу: «…семейно-родовые отношения кыргызов, сложившиеся в кочевую эпоху, как бы плавно перетекли в социалистические. Но неизменчивость патриархального состояния кажущаяся, где-то в глубине она уже подорвана. Эта подорванность старых норм и представлений о должном проявляется в характере Джамили. Очевидно, что она ведет себя как-то странно, по-своему, слишком многое себе позволяет того, что не принято, при этом нет никаких оснований, чтобы ее осуждать». (4)

Люди осуждают и Амиру, героиню эпохи перемен. Амира – женщина, свободная от предрассудков, единственное ее желание – узнать, что такое любовь. Осуждают ее слабые никчемные мужички, которые храбреют, пропустив стакан-другой водки, начиная беспардонно к ней приставать. Храбреют настолько, что могут забить насмерть человека, как это сделал пьяница Аскар со своей женой Уулжан. Экранные «герои» находят и другой способ преодоления дефицита мужественности в себе любимых. Так, собственный муж Амиры – Шамши – моджахед, косит под истинного правоверного молдоке, регулярно отъезжает в южные горячие точки для заработка. Шамши способен только воевать, не созидать. До поры до времени он остается элементарным дундуком по отношению к Амире. Его не заботят чувства, переживания, томления красавицы жены. Обычно Шамши возвращается в короткий отпуск домой для того, чтобы развеяться, но не в супружеской постели, а за выпивкой с дружками.

И вот на джайлоо появляется Темир, человек из ниоткуда, без гроша в кармане, который селится в хижине на отшибе стойбища. Единственный человек, с кем находит общий язык, пришелец – бывший воин-афганец, грубоватый русский мужик с добрым сердцем, который навсегда застрял в красивой азиатской стране и распродает китайцам металлические остатки былой мощи советской державы.

Амиру не волнует, что Темир неудачник по жизни. Она чувствует: хотя ее избранник беден материально, внутренне он наполнен, духовно богат, и именно с ним она сможет получить ощущение полноты счастья от всепоглощающей любви.

Амира сбегает с ним. По дороге выясняется, что Темир не способен подбить из рогатки зайчика, поймать рыбу, подстрелить птицу, чтобы накормить изголодавшуюся возлюбленную. Темир не ведает, куда он ее ведет и что с ними будет завтра. Он не планирует свою жизнь, а просто идет куда-то вперед, как выясняется, опять-таки на Запад, который уже однажды его изгнал. Темир не нашел себя на родном пастбище. Не распланированная жизнь вынуждает Темира подчиняться обстоятельствам: в который раз покидать родину. Он не может противостоять мужу Амиры с бандой боевиков. Темир в принципе не приспособлен к жизни, он мечтатель, и только сильная женщина рядом с ним способна поддержать его и стать опорой.

В начале я говорила об орлице в высоком небе Азии, которая охраняет хождение Темира по родной земле. Еще дважды появится она в поле зрения: когда Амира навещает могилу Уулжан и пытается установить на ней камень. Появляется Темир и помогает ей. Так начинаются их отношения. В третий раз, уже в финале, орлица оповещает героев, что они, преодолев все мыслимые и немыслимые препятствия, дошли до чужой земли. С новой надеждой на будущее счастье заканчивается фильм.

Мари де Поншевиль хотела показать природу Кыргызстана: «Пусть в мире все увидят, в какой красивой стране живут Амира и Темир». Да, наши пейзажи великолепны, живописны, но среди этой красоты герои де Поншевиль не могут обрести счастья, они уходят искать его на чужбине.

«Тенгри» - зрительская картина, и в целом бишкекчане ее приняли тепло. Правда, некоторые отметили (на их взгляд) очевидный минус музыкального сопровождения: «Горловое пение не свойственно кыргызам!»

В целом по ходу развития сюжета звучит много разных песен, которые не вызывали нареканий. Актрисы Альбина Имашева и Таалайкан Абазова от души поют лирические и задорные кыргызские песни. Известный актер и бард Николай Марусич исполняет свои авторские произведения. Артист Табалды Актанов сказывает небольшой фрагмент из эпоса «Манас», его юным партнером Айбеком Мидин уулу предпринимается попытка исполнить этот же фрагмент в стиле рэп. Отметим, что все это звучит в ленте «живьем»: звук писался на съемках.

Многие считают, что фильм явно затянут, и вторая его половина грешит длинными планами горных пейзажей, а бесконечная погоня за героями никак не обоснованна, и ее надо было бы урезать.

Кыргызстанцы не приняли картину в принципе.

Мы, земляки и хранители литературного наследия выдающегося писателя, не можем остановить творческий порыв, намерение того или иного режиссера, неважно, отечественного или зарубежного, осуществлять постановки по произведениям Чингиза Айтматова. Но мы вправе выражать свое мнение, жить надеждой, что новые экранизации будут адекватнее, что режиссер не будет допускать необоснованных вольностей в трактовке тех или иных образов, будет более бережным.

Гульбара Толомушева, киновед

Фильмография:

1. «Джамиля» - первая версия

Экранизация одноименной повести Чингиза Айтматова

Производство киностудии «Мосфильм», 1969, ч/б, цв., 35 мм, 78 мин.

Режиссер-постановщик – Ирина Поплавская

Оператор-постановщик – Кадыржан Кыдыралиев

Художник-постановщик – Анатолий Кузнецов

В главных ролях: Наталья Аринбасарова, Суйменкул Чокморов, Насретдин Дубашев

2. "Джамиля" - экранизация одноименной повести Чингиза Айтматова

Производство: «Трианглфилм» (ФРГ), «Гемлин Медиа Интернейшнл» и «Кори Филм дистрибьюторс» (США), 1994, цв., 35 мм, 85 мин.

Режиссер-постановщик – Моника Тейбер

Оператор-постановщик – Манасбек Мусаев

Композитор – Евгений Дога

В главных ролях: Лин Фам, Джейсон Коннери, Николас Кински, Фарид Мюррей Абрахам

3. «Тенгри. Синева неба»

Фильм посвящен светлой памяти великого писателя Чингиза Айтматова

Германия – Франция - Кыргызстан, 2008, 35 мм, 110 мин.

Производство: L.Films – Cine Dok GmbH & Arte France Cinema

: Мари-Жауль Поншевиль Jean-Francois Goyet участии Charles Castella

Постановка: Мари-Жауль де Поншевиль

Sylvie CarcedoFrank Muller

Продюсеры: Франк Мюллер, Эммануэль Шлюмбергер, Таалайбек Бапанов

Продюсер-менеджер: Эрнест Абдыжапаров

На кыргызском (95%) и русском (5%) языках с английскими субтитрами

В главных ролях: Альбина Имашева, Илимбек Калмуратов, Николай Марусич, Таалайкан Абазова, Табалды Актанов, Бусурман Одуракаев, Асхат Сулайманов, Айбек Мидин уулу.

55 лет назад напечатана повесть Ч. Айтматова «Джамиля»

Одинаковые по календарной протяжённости периоды истории далеко не равновелики по драматической насыщенности событий, заряду социально-психологической новизны. Отсюда и различия в степени резкости, стремительности, с которой та или иная эпоха накладывает свою печать на облик порождённых ею художников, на характер их творческих интересов и устремлений. Чингиз Айтматов родился в 1928 году в мире, лишённом стабильности и идилличности. В пору своего раннего детства он ещё мог наблюдать в горных районах Киргизии народные кочевья: «Я застал эти яркие зрелища на самом исходе, потом они исчезли с переходом на осёдлость ». Менялся древний уклад жизни, менялись людские судьбы. Первые шаги на писательском поприще Айтматов делал в пятидесятые годы, когда в стране шёл процесс преодоления последствий культа личности. Высокий общественный подъём внёс большое оживление в литературу и искусство. В советском искусстве усилилось внимание к реальным конфликтам действительности, к сложным проблемам народной жизни, к личности современника, его нравственному облику. Уже в ранних рассказах Айтматова речь шла о новом в быту киргизского аила; о рождении атмосферы трудового соревнования на колхозных полях; об успехах и срывах молодых героев на пути своего жизненного самоутверждения и там же возникает образ современной киргизской женщины с возросшим чувством собственного достоинства, со стремлением к равноправному участию в общественных и производственных делах. Повесть «Джамиля » принесла Айтматову всесоюзную, а вслед за тем и европейскую известность. Тема войны в этом произведении предстаёт в опосредствованном воздействии на жизнь киргизского села, общественные и личные взаимоотношения людей, их чувства и судьбы. Уже в самом выборе жизненных коллизий, характере их освещения чувствовалось желание автора идти наперекор бытовавшим в литературе схемам и канонам, понуждавшим « не замечать» иные из негативных фактов и явлений реальной действительности, однозначно, в плоскоморализаторском духе оценивать сложные вопросы внутрисемейных отношений, сокровенные движения человеческого сердца. В «Джамиле » молодая женщина переживает драму разрыва с прошлом, но главное не в этом, не в противостоянии её окружающей среде, а в процессе зарождения и торжества любви к Данияру, в открытии этими людьми друг друга. С самого начала Джамиля предстаёт перед читателем смелой, независимой, дерзкой. Это женщина, выросшая в условиях нового строя, для неё важнее чувство обретения духовного богатства, чем внутренняя борьба с велениями семейного долга, заповедями адата. Всё, что происходит между нею и Данияром читатель видит и оценивает глазами юного Сеита. Пробуждающийся в нём талант художника рождает в нём радость сопереживания красоте и щедрости чувств людей, которые способны «петь душой – не только голосом », заставляет подростка возвыситься над своей собственной влюблённостью в Джамилю. Автор одной из монографий о киргизском прозаике Вл. Воронов отмечает, что своеобразие восприятия и преломления писателем традиции заключается в том, что он «сплавил тему любви и тему искусства, подчёркивая тем самым созидательную, творческую природу любви. Поэтому для понимания целостной айтматовской концепции любви как творчества одинаково важен анализ духовного преображения и Джамили и Сеита. В этом смысле образ рассказчика, Сеита, несёт, может быть, основную идейно-художественную нагрузку в процессе воплощения писательского замысла ».

Познакомиться с произведениями Ч. Айтматова вы можете в отделе художественной литературы, ауд. 311, к. А.

Ч. нгиз Айтматов
По-всякому складываются писательские судьбы. Нередко успех сопутствует авторам «шумных» творений или, глядишь, ветреная фортуна обласкает беззастенчивого подражателя. Случается, что известность годами обходит большого художника, являясь на порог с необъяснимой задержкой, - столько лет, скажем, критика «не замечала» глубокой поэзии Василия Федорова.
Айтматову повезло. «Счастливо сложилась судьба молодого прозаика», «на редкость удачно начал он свой литературный путь», « еще не было такой «космической» славы, как у Чингиза Айтматова», - дружно вторят критики. И впрямь: в тридцать лет издать произведение, покорившее мировую общественность, и иметь пропагандистом своего таланта Луи Арагона, а к тридцати пяти стать лауреатом Ленинской премии - дано не многим.
Сразу вслед за журнальной публикацией «Джамилю» перевели на десятки языков, и по числу изданий она встала рядом с шедеврами Хемингуэя и Шолохова.
Луи Арагон увидел в творчестве киргизского прозаика оригинальное выражение нравственных ценностей. Объясняя соотечественникам, почему он взялся переводить «Джамилю», Арагон писал: «Необходимо было, чтобы небольшая книжка этого юноши, родившегося в 1928 году... на границе Киргизии и Казахстана, между горами и степью, в краю, соседствующем с Китаем и Индией, - нужно было, чтобы маленькая книжка Айтматова как можно скорее стала свидетельством того, что лишь реализм способен рассказать историю любви».
Молодой прозаик внес немалый вклад в многонациональную литературу нашей страны. Вслед за «Джамилей» появляются повести «Тополек мой в красной косынке», «Верблюжий глаз», «Первый учитель», «Материнское поле», «Прощай, Гульсары!»
Положительный герой в русской литературе
Проблема положительного героя - одна из главнейших в эстетике социалистического реализма, поскольку в образе положительного героя художественно выражается общая концепция действительности. Вот почему споры о положительном персонаже носят такой лсаркий характер. В облике положительного героя раскрываются идеалы автора, а мы знаем, как велика роль субъективного начала в искусстве: важен не только изображаемый предмет, но и изображение к нему художника.
Айтматов, выступая в 1964 году на торжественном вечере в Большом театре в Москве, посвященном 400-летию со дня рождения Шекспира, высказал убеждение, что английский драматург был «великим художником положительного героя». «Какие бы его творения мы ни взяли, - продолжает Айтматов, - везде на первом плане выступают яркие, цельные, страстные натуры. Я подчеркиваю, именно положительных героев, то есть таких героев, за образами которых стоит авторское «я» Шекспира, его идеал и любовь».
Не случайно на юбилее Шекспира Айтматов заговорил о взаимоотношениях героя и автора, о цельных и страстных натурах как воплощении идеалов гуманизма. В конце пятидесятых - начале шестидесятых годов часть советских писателей, преимущественно молодых, возводила на пьедестал «рядового человека», отдавая ему все свои симпатии. Само по себе такое стремление не могло вызвать возражения. Беда в том, что понятие «рядовой» часто смешивалось с понятием «заурядный» и даже «примитивный». В процессе славословий «обыкновенному труженику» постепенно ясно обозначилась некая дегероизация литературы. В моду входили произведения, где авторское внимание сосредотачивалось на убогой суете маленькой личности. Цельный человек с устоявшимися взглядами, убежденный, зрелый, мыслящий, оттеснялся на периферию повествования, изгонялся вовсе, или изображался иронически. В литературе появилось определенное сочувствие «не героям».
Этот повышенный интерес к обыденным хлопотам сказался и в общественном положении юного персонажа. В повестях шестидесятых годов на авансцене перед нами мальчик-сирота, подручный в колхозной бригаде, неудачливый парнишка-токарь, неустроенные, терпящие бедствие ребята и девчата. И это не случайные совпадения, а тенденция. Озадачивало не то, что изображался студент-неудачник, которому грозило отчисление, срезавшийся на вступительных экзаменах в вуз вчерашний школьник, «простой» работник-лесник, рыбак, литейщик, а то, что все они терпели бедствия по каким-то «предопределениям свыше», в силу роковых стечений обстоятельств. Они не были смирными, - напротив, в жилах их текла бунтарская кровь. Но поскольку вино- - ватого в передрягах и катастрофах найти было нельзя, они «бун- . товали вообще»: ворчали, язвили, махали кулаками. Поиск подлинно положительных персонажей вызывал подчас насмешливые осуждения, считался «консервативным».
Среди «консерваторов» оказался и Айтматов. Отсюда и острота его выступлений по теоретическим вопросам.
«Джамиля»
Судьба героев Айтматова из повести «Джамиля» - это судьба любимцев публики. Их имена вошли в ряд наиболее известных литературных персонажей.
Изжившие себя традиции отступили перед страстью людей, воспитанных в новых социальных условиях, гордых, независимых, подлинно свободных. «Джамиля» стала большим произведением искусства, потому что нарисованная тут любовь отразила драматизм больших общественных конфликтов эпохи. Айтматов сумел найти взаимосвязь нравственных коллизий и важных исторических перемен в жизни народа, связь характеров и внутреннего мира героев - с общественными процессами.
Чтобы верно понять повесть, по достоинству оценить смелость главной героини, нужно помнить, что ко времени описываемых Айтматовым событий еще не исчезли в киргизских аилах пережитки феодальных семейно-бытовых традиций и законы адата (адат - обычное право у народов, исповедующих ислам, противопоставляется шариату - религиозному мусульманскому праву. Адат крайне разнообразен, иногда даже в соседних селениях действуют различные формы адата) не утратили силы. Вместе с тем к началу сороковых годов в жизненном укладе киргизов уже произошли коренные сдвиги. Драматизм этих перемен для внутреннего мира человека, их преломление в отдельных судьбах и запечатлевает литература. При этом огромна воспитательная роль таких произведений, как «Джамиля», ибо процесс раскрепощения личности длителен и сложен.
«Джамиля» начинается с картин благополучной жизни героини: она счастлива в супружестве, любима мужем, предана ему.
Ни рассказчик, ни писатель, ни Джамиля не осуждают свекрови, хранительницы сложившегося уклада, по своему мудрой и сильной женщины. Читателю симпатичны непринужденная властность «старшей матери», ее деловитость, доброжелательность. Именно ей обязана многочисленная родня согласием и достатком в доме. «Совсем молоденькой вошла она в семью... дедов-кочев- ников и потом свято чтила их память, управляла семьями по всей справедливости. В аиле с ней считались, как с самой почтенной, совестливой и умудренной опытом хозяйкой».
Народная этика существует и сохраняется именно благодаря тому, что для людей, подобных айтматовской байбиче - ревнительнице семейного очага, она абсолютно естественна. Они впитывали ее с колыбели, - как воздух, солнце, родную природу и родную речь, получили ее в наследство, как цвет волос и черты лица.
Не появись в ее жизни Данияра, Джамиля, возможно, стала бы достойной преемницей байбиче. Мудрая «старшая мать» разглядела в невестке задатки для этого, увидела «в ее прямодушии и справедливости равного себе человека и втайне мечтала когда- нибудь поставить ее на свое место».
Талантливость Джамили, незаурядность ее натуры сразу бросаются в глаза, вызывают одобрение окружающих. Глава дома и ¦младшая мать» не обходились с молодкой «с той строгостью и придирчивостью, как это положено свекру и свекрови. Относились они к ней по-доброму, любили ее...» Байбиче защищает невестку от нападок соседей, одобряет ее непримиримость к фальши.
Джамиля, несмотря на свое подчиненное положение в доме, не боялась высказывать собственные суждения, и байбиче «поддерживала ее, соглашаясь с ней», хотя, конечно, решающее слово оставляла за собой.
Независимо, смело держится молодая женщина и с односельчанами, со своими многочисленными ухажерами и поклонниками.
И прав, конечно, критик Виктор Чалмаев, который точке зрения о подавленности Джамили ветхими обычаями и бесчеловечным, оскорбительным будто бы для нее стилем жизни противопоставил тот взгляд, что отношения Джамили и Данияра осложнились только личными душевными волнениями.
Любовь Данияра и Джамили рождалась не в преодолении особых препятствий, которых не было, а в борьбе с их собственной внутренней инертностью, в процессе душевного развития и пробуждения личности своих героев, прежде всего Джамили.
Действительно - любой из женщин нужны незаурядная смелость и страстная натура, чтобы решиться на шаг, подобный тому, что сделала Джамиля. И большинство окружающих справедливо осудят измену мужу-фронтовику. И разве может свекровь не осудить бегство невестки с любовником?
Характер Джамили, причины ее поступков сложны. Есть в них и «бунт» против слабых обычаев. Но важно выяснить, какое значение имеют элементы такого бунта в развитии конфликта повести.
Как у многих народов, у киргизов существовала традиционная форма переписки с родными. В семье, где жила Джамиля, она усложнялась особым самобытным ритуалом. Братья писали письма на имя главы семьи - отца. Однако подлинной хозяйкой в доме была мать, и только ей вручал почтальон послания сыновей. Но мать была безграмотна, поэтому читал письма и отвечал на них младший сын Сеит, от лица которого и ведется рассказ. «Еще не начав читать, я наперед знал, что написал Садык. Все его письма походили одно на другое, как ягнята в отаре». В начале письма Садык в строго установленном порядке слал поклоны - «по рангу родства». Есть ли в этом бездушие, черствость, оскорбительное невнимание мужа к жене? Нет. «Конечно, когда живы отец с матерью, когда здравствуют в аиле аксакалы и близкие родственники, назвать жену первой, а тем более писать письма на ее имя просто неудобно, даже неприлично. Так считает не только Садык, но и каждый уважающий себя мужчина. Да тут и толковать нечего, так уж было заведено в аиле, и это не только не подлежало обсуждению, но мы просто над этим не задумывались...» Над этим стала задумываться Джамиля, она осмелилась
посчитать существующий порядок косным, сковывающим человеческие отношения. Джамиля и сама чтит обычаи старины, потому не рискует высказать вслух своего возмущения. Однако чуткая байбиче улавливает ее состояние и строго, но справедливо отчитывает невестку: «Ты что это?.. Или только у тебя одной муж в солдатах? Не ты одна в беде - горе народное, с народом и терпи. Думаешь, есть такие, что не скучают, что не тоскуют по мужьям по свои...»
Протест Джамили против традиционных приветствий в мужниных письмах - одно из выражений ее необычности, примета «выламывающейся» из среды личности. Вспомним: «Джамиля с первых же дней, как пришла к нам, оказалась не такой, как положено быть невестке»; «Джамиля была под стать матери... только вот характером немного иная»; «кое-что в Джамиле... смущало свекровей...»; «что это у вас за невестка такая?» Последовательно, от сцене к сцене экспозиция дает портрет женщины, несколько загадочной, не такой, как другие, исключительной по характеру, отношению к жизни, манере держаться.
Собственно, это единственный до встречи с Данияром «бунт» Джамили против вековых установлений. Другой ее «бунт» - уход из семьи, от мужа, из аила с возлюбленным - не связан с критическим отношением к традициям старины или национальным обычаям.
Несуразная поначалу фигура Данияра в еще большей мере, чем Джамиля романтична, овеяна интригующей таинственностью. Из аильчан его никто не понимает, «что-то недоступное таилось в его молчаливой, угрюмой задумчивости»; он «человек не от мира сего», «странный характер». «Казалось бы, пора было уже Данияру завести в аиле друзей. Но он по-прежнему оставался одиноким, словно ему было чуждо понятие дружбы или вражды, симпатии или зависти».
Сам необычный и немного странный, Данияр не мог не обратить внимания на Джамилю. «Решимость и даже вызывающая самоуверенность Джамили, видно, поразили Данияра. Недружелюбно, но в то же время со скрытым восхищением он смотрит на нее...» Джамиля также недолго противилась чарам Данияра.
Столкнулись два ярких характера, несхожие, но словно созданные друг для друга. Эта встреча не может пройти бесследно. И не случайно возникает образ половодья. «С вечера начинала прибывать вода, замутненная, пенистая. В полночь я просыпался... от могучего содрогания реки... Ревущая река, казалось, угрожающе надвигалась на нас... Неистовым, грозным шумом наполняет ночь неумолимая река. Жуть берет. Страшно». Это символ назревшего взрыва чувств. Не спроста следует фаза: »В такие ночи я всегда вспоминал о Данияре».
Зазвучали страстные песни Данияра, и вот меняется все - ритм повествования, картины природы, облик героев. «С этого дня в нашей жизни, казалось, что-то изменилось. Я теперь постоянно ждал чего-то хорошего, желанного». Понятны стали вы- зыЕавшие недоумение странности Данияра. «А как изменилась вдруг Джамиля!» И Сеит почувствовал, как проснулось в душе что-то новое. У него возникла потребность выразить себя, донести до других необычные думы, «рассказать людям о красоте земли».
Торжество добра и любви
Так тема обновления, нравственного пробуждения личности становится главной философской темой повести. Она сливается с темой расцвета жизни некогда бесправного народа на окраине огромной страны. Читатель остро чувствует современность характеров главных героев - Сеита, Джамили, Данияра. Это люди, сформированные советской действительностью. Вместе с тем это именно киргизы. Они восприняли и сохраняют лучшие черты своего национального характера, ярко выраженные национальные традиций. Это единство обеспечивает Джамиле, Сеиту и Данияру моральное превосходство. На их стороне добрые чувства, любовь, они сами носители этих добрых чувств и любви. Они не могут быть неправы и оттого торжествуют. Дело, разумеется не в том, что счастлив финал повести: герои Айтматова одерживают более важную победу - в сердцах ближних, аильчан, соотечественников. Наконец, они выигрывают и самую главную битву - в сердцах читателей.

Кадр из фильма «Джамиля» (1968)

Шел третий год войны. Взрослых здоровых мужчин в аиле не было, и потому жену моего старшего брата Садыка (он также был на фронте), Джамилю, бригадир послал на чисто мужскую работу - возить зерно на станцию. А чтоб старшие не тревожились за невесту, направил вместе с ней меня, подростка. Да ещё сказал: пошлю с ними Данияра.

Джамиля была хороша собой - стройная, статная, с иссиня-черными миндале­видными глазами, неутомимая, сноровистая. С соседками ладить умела, но если её задевали, никому не уступала в ругани. Я горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мне кажется, что и моя мать втайне мечтала когда-нибудь сделать её властной хозяйкой нашего семейства, жившего в согласии и достатке.

На току я встретил Данияра. Рассказывали, что в детстве он остался сиротой, года три мыкался по дворам, а потом подался к казахам в Чакмакскую степь. Раненая нога Данияра (он только вернулся с фронта) не сгибалась, потому и отправили его работать с нами. Он был замкнутым, и в аиле его считали человеком со странностями. Но в его молчаливой, угрюмой задумчивости таилось что-то такое, что мы не решались обходиться с ним запанибрата.

А Джамиля, так уж повелось, или смеялась над ним, или вовсе не обращала на него внимания. Не каждый бы стал терпеть её выходки, но Данияр смотрел на хохочущую Джамилю с угрюмым восхищением.

Однако наши проделки с Джамилей окончились однажды печально. Среди мешков был один огромный, на семь пудов, и мы управлялись с ним вдвоем. И как-то на току мы свалили этот мешок в бричку напарника. На станции Данияр озабоченно разглядывал чудовищный груз, но, заметив, как усмехнулась Джамиля, взвалил мешок на спину и пошел. Джамиля догнала его: «Брось мешок, я же пошутила!» - «Уйди!» - твердо сказал он и пошел по трапу, все сильнее припадая на раненую ногу… Вокруг наступила мертвая тишина. «Бросай!» - закричали люди. «Нет, он не бросит!» - убежденно прошептал кто-то.

Весь следующий день Данияр держался ровно и молчаливо. Возвращались со станции поздно. Неожиданно он запел. Меня поразило, какой страстью, каким горением была насыщена мелодия. И мне вдруг стали понятны его странности: мечтательность, любовь к одиночеству, молчаливость. Песни Данияра всполошили мою душу. А как изменилась Джамиля!

Каждый раз, когда ночью мы возвращались в аил, я замечал, как Джамиля, потрясенная и растроганная этим пением, все ближе подходила к бричке и медленно тянула к Данияру руку… а потом опускала её. Я видел, как что-то копилось и созревало в её душе, требуя выхода. И она страшилась этого.

Однажды мы, как обычно, ехали со станции. И когда голос Данияра начал снова набирать высоту, Джамиля села рядом и легонько прислонилась головой к его плечу. Тихая, робкая… Песня неожиданно оборвалась. Это Джамиля порывисто обняла его, но тут же спрыгнула с брички и, едва сдерживая слезы, резко сказала: «Не смотри на меня, езжай!»

И был вечер на току, когда я сквозь сон увидел, как с реки пришла Джамиля, села рядом с Данияром и припала к нему. «Джамилям, Джамалтай!» - шептал Данияр, называя её самыми нежными казахскими и киргизскими именами.

Вскоре задул степняк, помутилось небо, пошли холодные дожди - предвестники снега. И я увидел Данияра, шагавшего с вещмешком, а рядом шла Джамиля, одной рукой держась за лямку его мешка.

Сколько разговоров и пересудов было в аиле! Женщины наперебой осуждали Джамилю: уйти из такой семьи! с голодранцем! Может быть, только я один не осуждал её.

Пересказала