Анна Гордеева, Лариса Барыкина

Мелкая неудача или попытка реванша российского contemporary dance на академической сцене?

ПРОТИВ

Анна ГОРДЕЕВА

На прошлой неделе в Москве показали три важных премьеры. Две из них очень удались.

Фестиваль «Век “Весны священной” - век модернизма» в Большом театре открылся «Квартирой» Матса Эка. Ну, так просто получилось - два балета в премьерный вечер, и «Квартиру» поставили первой. Но получилось правильно: форум, что принесет нам работы великих людей (на этой неделе - театр Бежара, на следующей - труппа Пины Бауш, затем финны станцуют Вацлава Нижинского и Иржи Килиана), должен с работы великого человека и начинаться.

«Весна священная»

Матс Эк сочинил «Квартиру» тринадцать лет назад для Парижской оперы; лучшая труппа мира тогда без напряжения воспроизвела эту анфиладу городских историй - каждый эпизод был вроде бы сам по себе и вместе с тем надежно связан с соседним. В Большом отдельные сцены «Квартиры» и существовали отдельно, но это не стало недостатком спектакля: балет не просто «сел» на труппу, он «сел» на сегодняшнюю нашу реальность, в которой люди с каждым днем все больше отдаляются друг от друга, несмотря на постоянно поминаемую всуе русскую душевность.

И эти сценки, происходящие на голых подмостках (средь пустынной глади разрозненными островками возвышаются биде, кресло, газовая плита и дверь), - хроники холода, хроники одиночества. Пускай Семен Чудин не слишком внятно воспроизводит роман своего героя с телевизором (из кулисы идет свет, как от экрана телеящика; перед кулисой пластается по креслу, стекает с него, отдается невидимому властителю герой; Чудин, кажется, стеснялся), зато отчаянный дуэт Марии Александровой и Александра Смольянинова у плиты был выше всяких похвал (артисты мгновенно совпали с вдруг взвинчивающейся интонацией спектакля и логично привели к жесткому финалу дуэта - с вытаскиванием из плиты обугленного младенца, символа убитой любви). Пять танцовщиц в дефиле с пылесосами выдают отличный драйв, а Диана Вишнева в дуэте у двери так вцепляется в Дениса Савина, будто от того, позовет ли он ее за собой, зависит вся ее жизнь. Камушки на ладони, зарисовки, сделанные у витринного окна парижского кафе (Эк в интервью рассказывал, что начал придумывать спектакль, глядя на пешеходов из окна бистро: в конце концов от «улицы» в «Квартире» осталась только одна проходная - прошу прощения за каламбур - сценка), московские артисты и мариинская гостья станцевали с тем пониманием стиля, что не всегда встречается даже в их работе с привычной классикой. И тем помогли публике выжить на «Весне священной».

Дело даже не в том, что Баганова музыку не тронула: она ее просто не заметила.

А это было непросто: второй фестивальный спектакль изрядно измотал зал. Тут, конечно, надо вспомнить про экстремальные обстоятельства, в которых выпускалась эта премьера, - изначально «Весну священную» должен был ставить Уэйн Макгрегор, пару лет назад перенесший в Большой свой сверхуспешный балет Chroma , но английская знаменитость после нападения на Сергея Филина в страну бандитов и медведей ехать отказалась. Нужна была срочная замена - и выбор пал на худрука екатеринбургской компании «Провинциальные танцы» Татьяну Баганову. Хотя особенного выбора у руководства театра на самом деле не было - у значимых хореографов график забит, переговоры с ними идут годами, и надеяться на то, что кто-то срочно сорвется в Большой выпускать незапланированную премьеру, было бы наивно. Рассматривался вариант с показом версии Наталии Касаткиной и Владимира Василева (уникальный советский артефакт, трогательный и глуповатый балет 1965 года, где прогрессивный герой вступает в борьбу с шаманизмом), но в конце концов было принято решение все-таки выдать мировую премьеру. Баганова уже появлялась в Большом, отвечая за пластику в опере «Огненный ангел», а главное - в ее биографии была сотворенная с собственной труппой дивная «Свадебка», за которую она в свое время получила «Золотую маску».

То есть предполагалось, что Стравинского хореограф чувствует и может что-то дельное на его музыку поставить.

Не случилось. Никто, разумеется, не ждал, что Баганова будет пересказывать ту историю о человеческом жертвоприношении в языческой Руси, что подразумевал, сочиняя свою партитуру, Стравинский, - рассказав ее со сцены сто лет назад, Нижинский фактически закрыл тему. Но внимание к музыке, к тому, как она меняет краски, как шарахает кульминацией и валится во временном упадке сил, ожидалось, а иначе зачем брать «Весну» в работу? То есть лично у меня нет никаких жестких табу на этот счет - я убеждена, что хореограф может трансформировать и резать музыку под свои нужды. Но дело даже не в том, что Баганова музыку не тронула: она ее просто не заметила. В яме оркестр под управлением Павла Клиничева воспроизводил партитуру - артисты же, двигаясь на сцене, принимали во внимание только ритм. С тем же успехом можно было танцевать, скажем, под большой барабан.

«Квартира»

На сцене в бетонной коробке маялись от жажды полтора десятка человек. Тянули руки к гигантскому крану, что вылезал из левой стены (сценография Александра Шишкина), катались по деревянному столу, бродили с лопатами, оборачивая их вокруг себя и над собой, как герои боевиков класса Б - восточные мечи. Баганова, выпуская «Весну священную» в жесткие сроки, подарила Большому прежде всего охапку цитат из прежних своих спектаклей. Снова у танцовщиц были распущены волосы (кажется, и кастинг шел по принципу - у кого роскошнее шевелюра), и они окунали головы то ли в пыль, то ли в песок, а потом встряхивали головами, и мутное облако зависало над сценой (как в песке купались екатеринбургские танцовщицы в недавней багановской «Сепии»). Сияла прикрепленная к столу спираль в бутылкообразном сосуде; из крана вываливалась зеленая тряпочная капля; графическая карикатура на Стравинского с разинутым ртом спускалась с колосников и подвергалась раздиранию буйными танцовщицами. Весь спектакль в целом напоминал траекторию автомобиля, за рулем которого сидит абсолютный новичок, - то резкий удар по тормозам, то ускорение в неожиданном месте, то занос. То есть не совсем новичок - ну, допустим, мотоциклист, которому вдруг доверили управлением «КамАЗом»; зрелище в некотором роде впечатляющее, но лучше не оказываться рядом. Что ж, за попытку - спасибо.

Публика, потихоньку ругаясь, покидала зал, не дожидаясь окончания спектакля. Зрители утекали аккуратно, скандала не было - их способны спровоцировать лишь значительные произведения искусства (вон по поводу «Руслана и Людмилы» Чернякова в сети до сих пор идут битвы), здесь же случилась просто мелкая неудача. Одна из тех, без которых не бывает удач, - иначе театр, ориентируясь только на «проверенные образцы», превращается в музей, который посещают любопытствующие туристы. Но одно печальное последствие у этой неудачи все-таки будет: у значительной части премьерной публики, никогда раньше не интересовавшейся современным танцем, желание поинтересоваться им так и не появится - наоборот, зрители будут убеждены, что если лучший (хорошо, может быть, и не лучший - но уж точно самый известный) российский хореограф contemporary dance ставит так скучно, то и все направление в целом вовсе не стоит внимания.

Меж тем - безусловно, стоит. В нескольких кварталах от Большого, в Школе драматического искусства, сейчас выходит премьера, способная реабилитировать современный танец, - «Героиды». (В минувшую пятницу была генералка, во вторник и среду будут премьерные показы.) Хореограф Анна Гарафеева поставила пять женских монологов - Лаодамия и Филлида, Федра, Пенелопа и Сафо говорят о себе в танце под музыку Колена Роша. Решимость Лаодамии следовать за мужем даже во тьму (в каждом па Алины Чернобровкиной - никакой скорби, только целеустремленность); на глазах превращающаяся в дерево Филлида - Ольга Бондарева; прячущая лицо и выгибающаяся от плотского желания Федра (в движении Ольги Хоревой - та конгениальная степень откровенности, что пугает в оригинальном тексте). А еще - Пенелопа (Екатерина Аликина), что просто ждет, сидя на стуле, и рассматривает, как меняются - сохнут - руки и как по-старушечьи корчатся ноги. И, конечно, по-кошачьи вальяжная Сафо, что откровенно позирует на сцене и вызывающе разводит ноги, - сама Гарафеева. Пять монологов изобретательно придуманы и соединены с музыкальной точностью: современный танец жив, Большому же театру просто немного не повезло.

ЗА

Лариса БАРЫКИНА

За сто лет «Весну священную» ставили бессчетное количество раз. При этом по-настоящему важными вехами балетной истории стало лишь несколько спектаклей: мировая премьера Вацлава Нижинского (1913) плюс версии Мориса Бежара (1959) и Пины Бауш (1975), составившие основу программы масштабного фестиваля «Век “Весны священной” - век модернизма», приуроченного Большим театром к 100-летию партитуры Стравинского. Открываться форум должен был мировой премьерой «Весны» в постановке известного британского радикала Уэйна Макгрегора, но тот в самый последний момент ехать в Москву передумал. Хрупкое плечо Большому в итоге подставила женщина: выручить главный театр страны по предложению куратора фестиваля Павла Гершензона согласилась лидер екатеринбургской компании «Провинциальные танцы» Татьяна Баганова, взявшаяся осуществить постановку в рекордные шесть недель. Подчеркиваю: в эти сроки Багановой необходимо было не просто разучить с труппой Большого уже сочиненный хореографический текст, а создать новый спектакль, что называется, с нуля.

«Весна священная»

Заинтригованное балетное сообщество принялось ловить скудные «вести с полей», выжидая, чем обернется этот смертельный номер. Обнадеживающе прозвучала новость о заключенном Багановой союзе с художником Александром Шишкиным, умеющим придать актуальность любому театральному зрелищу. Потом мы узнали, что после смотрин-кастингов в проекте решено было задействовать лишь нескольких смельчаков из Большого, к тому же - танцовщиков отнюдь не первого положения в труппе. Участие в постановке пятерых артистов «Провинциальных танцев» и вовсе выглядело мерой вынужденной - запахло паллиативом, и можно было только догадываться, что заставило отважную Баганову, рискуя репутацией первой леди отечественного современного танца, ввязаться в эту историю (с другой стороны, хотелось бы посмотреть на хореографа, который посмел бы от подобного предложения отказаться). Баганова рискнула - и в конечном счете выиграла: более радикального зрелища, чем нынешняя «Весна священная», публика Большого еще не видела.

Бескомпромиссность, с которой Баганова и Шишкин выстроили на Новой сцене Большого театра концептуальный балет-инсталляцию, вызвала в зале шок и оторопь. Пускай и разного свойства: кто-то не мог оторвать от сцены глаз, те же, для кого современные визуальные практики пришлись в новинку, откровенно скучали - хотя, казалось бы, в отличие от многих образцов contemporary dance в спектакле Багановой наличествовала внятная сюжетная подоплека. «Группа лиц без центра» мечется в клаустрофобическом бетонном мешке, из одной из стен которого торчит гигантский водопроводный кран. Жажда - вот единственное чувство, обуревающее героев этой «Весны священной». Оно будет нагнетать саспенс, трансформировать поведение и свойства психики, заставляя бросаться из крайности в крайность, - пока наконец в финале на головы измученных не прольются струи спасительного дождя.

Главная претензия к Багановой по меньшей мере умиляет: Стравинский-де не при делах - ни тебе весны, ни сакральности.

Агрессивно-насыщенная сценографическая среда Александра Шишкина придает спектаклю неуловимый, но ясно ощущающийся политический подтекст, который превращает «Весну священную» Багановой в антиутопию в духе то ли Оруэлла, то ли Замятина (тему тоталитаризма «Провинциальные танцы», кстати, сценически осмысляют не в первый раз - вспомнить хотя бы удостоенный «Золотой маски» спектакль «Не про любовь»). Хотя заметно, что более всего хореографа, кажется, заботила необходимость научить танцовщиков Большого говорить на одном языке с ее «провинциалами»: задача оказалась нелегкой, и лексика танцев, как следствие, особым богатством не отличается. Но дело, конечно, не в количестве или отсутствии крупных движений, прыжков и сложных поддержек. Работая над «Весной священной», ставшие единым ансамблем артисты научились чему-то куда более серьезному: в работе занятых в спектакле танцовщиков были и внутреннее напряжение, и сверхконтактность, и то, что принято называть stage presence , - все то, что не востребовано классическим балетом, но совершенно необходимо в современном танце.

То, что конечный результат титанических усилий Багановой не смогут до конца принять и оценить ни публика, ни окружение Большого, никогда всерьез не воспринимавшие екатеринбургских адептов contemporary dance (да и к самой Багановой заочно относившиеся со смесью консерватизма и столичного снобизма), можно было предположить заранее. Неожиданно то, что заодно с непроснувшимися зрителями Большого оказалась большая часть отечественной балетной критики. Главная претензия к Багановой по меньшей мере умиляет: Стравинский-де не при делах - ни тебе весны, ни сакральности. Но у Багановой не было - да и не могло, в сущности, возникнуть - намерения интерпретировать партитуру «Весны». Пока современный танец не первый десяток лет занят поиском собственной идентичности, у многих постановщиков сформировалась стойкая боязнь впасть в зависимость от музыки, став послушным рабом ее эмоционального содержания, структуры и драматургии.

«Квартира»

С этим фактом - не важно, нравится он или нет (лично мне - не очень), - приходится считаться: такие уж сегодня правила игры. Но почему же вдруг то, что с легкостью дозволяется и даже приветствуется в практике contemporary dance , становится неприемлемым на сцене Большого? К тому же сегодняшнему театру известны и другие, далекие от традиционных, принципы взаимоотношения музыки и сцены, активно разрабатываемые современной оперной режиссурой, - когда, скажем, театральный текст не иллюстрирует текст музыкальный, а контрапунктирует ему: на этом приеме, к примеру, построена драматургия большинства спектаклей Дмитрия Чернякова. В то же время и в современном балете нередко встречаются образцы кричащей глухоты хореографов, никого из членов профессионального сообщества особенно как будто не раздражающие: что-то я не слышала подобных претензий к работам финна Йормы Эло - хотя бы к его идущему на той же Новой сцене Большого, что и «Весна священная» Багановой, балету «Dream of Dream» . Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку? От такой политики двойных стандартов делается нестерпимо грустно.

Возможность поставить спектакль в Большом театре - всегда серьезный шанс, в данном случае - не только для самой Татьяны Багановой, но в ее лице и для всего по-прежнему пребывающего в андеграунде отечественного современного танца. Шестнадцать лет назад подобный шанс (и, кстати, тоже с подачи Павла Гершензона) Мариинский театр предоставил Евгению Панфилову, еще одному корифею российского contemporary dance . По приглашению Валерия Гергиева он осуществил постановку все той же «Весны священной» с мужским составом труппы, столкнувшись примерно с теми же проблемами, что и Баганова. В 1997-м артистам не удалось полностью прочувствовать и присвоить стиль новой для себя хореографии, а не признанный прорывом спектакль быстро сошел с репертуара. Но я и по сей день помню и собственное потрясение, и глаза 26 мариинских «героев-панфиловцев», которыми они смотрели на хореографа, предоставившего им возможность по-новому взглянуть на танцевальное искусство. Ждать повторной попытки реванша российского contemporary dance на академической сцене пришлось полтора десятка лет. Я далека от мысли считать последнюю премьеру Большого театра верхом совершенства, но «Весна священная» Татьяны Багановой стала, как ни крути, бесценным опытом и для артистов, и для публики. И, пожалуй, самое главное: иногда в истории искусства важнее не результат, а процесс, который так важно сделать непрерывным и перманентным.

Обоих хореографов - прославленного шведского мастера Эка и яркого самобытного лидера отечественного Contemporary Баганову - вряд ли когда-нибудь можно будет назвать классиками.

Хотя команду гениальных безумцев в составе Вацлава Нижинского, Дягилева, Стравинского и Рериха сто лет назад тоже никто и не думал так называть. Особенно после провального балета «Весна священная», в котором публика не приняла все и всех, обвиняя Нижинского за сумасбродную косолапость танцовщиц, Стравинского за авангардную музыку, Рериха за сюрреализм, а Дягилева за то, что поверил во все это и устроил подобное представление на Елисейских полях.

Теперь-то понятно: не приняли, потому что были не готовы. А готовы ли наши современники - не к балету «Весна священная», а к тому самому модерну в новом XXI веке, в котором танцуют в носках и с биде в обнимку? Весьма вероятно, что публика, хоть и безмолвно, опять разделится на две части, как и 100 лет назад. Хотя на этот раз выразить восхищение будет намного проще, чем обвинить авторов в сумасбродстве.

«Квартира» Матса Эка

Этот балет Матс Эк поставил еще в 2000 году для Парижской оперы - «Квартира» стала для хореографа поводом для возвращения к творчеству после перерыва, и возвращение это он готовил с большим энтузиазмом.

Плохо знакомая с творчеством Матса Эка российская публика все-таки понимала, чего ожидать: ярких эмоций и гениального авангарда. И того, и другого в этот вечер на сцене Большого театра было предостаточно. Вместе с танцовщиками играли в спектакле бытовые приборы. Мария Александрова «контактировала» с дымящейся плитой, Семен Чудин обнимался с пушистым креслом, Денис Савин притаился за дверью.

Самая непростая роль досталась Диане Вишневой , появление которой в спектакле Эка - само по себе уже сенсация. Конечно, прима-балерина Мариинского театра уже давно проявляет и показывает интерес к современному искусству, всячески его поощряя и элегантно подчеркивая: культурный багаж классического танца настолько огромен, что из него можно производить бесконечное множество нового и интересного. Так, два года назад она сыграла в короткометражке Рустама Хамдамова , еще одного верного классике современника, артистку балета, укравшую бриллиантовое украшение - эта работа, оставшаяся почему-то незамеченной на фоне ярких побед знаменитой балерины, показала весьма недвусмысленно, что Диана Вишнева к экспериментам готова. А «Квартира» Эка - самый настоящий эксперимент для высказывания собственных мыслей на сцене. И мысли были высказаны в каждом элементе спектакля: в танцах с сантехникой и пылесосами, в том числе.

«Весна священная» Татьяны Багановой

Татьяне Багановой предстояло решить трудную задачу, которую перед ней поставило руководство Большого театра два месяца назад. Запланированный спектакль «Весны священной» в постановке Уэйна МакГрегора был отменен самим хореографом, а потому пришлось искать того, кто сможет поставить балет за столь короткое время. Выбор пал на Татьяну Баганову, руководителя и идейного вдохновителя екатеринбургского коллектива «Провинциальные танцы». Только благодаря этому случаю в списке балетов, которые покажут во время проведения фестиваля «Век «Весны священной» - век модернизма», появился спектакль российского хореографа.

Получается, что если бы МакГрегор все-таки приехал в Москву, 100-летие русской «Весны священной» страна бы отмечала постановками иностранных хореографов, которые бы показывали отечественному зрителю, что такое модерн XXI века. Безусловно, гениальные балеты Бежара и Пины Бауш , которые зритель увидит в рамках фестиваля в Большом театре - это большой подарок для московских театралов, но все же было бы полезно узнать и о «Весне священной», поставленной русскими, точнее советскими хореографами - в частности, о знаменитом балете 1965 года Наталии Касаткиной и Владимира Василёва .

Но модерн в наше время иной, за современность на сцене Большого отвечает Татьяна Баганова и танцовщики труппы Большого театра, которым тоже пришлось весьма непросто: екатеринбургский хореограф не ставит классические балеты, а потому артисты танцуют в носках и с лопатами в руках.

Декорации, костюмы, танцы - все это выглядит, прямо скажем, шокирующим. Однако, публика самозабвенно аплодирует, зал утопает в овациях - и после «Квартиры» Эка, и после «Весны священной» Багановой. Впереди же - Балет Бежара, театр танца Пины Бауш и финский балет, который покажет ту самую «Весну священную» в легендарной постановке Нижинского, ставшей культовым балетом даже без использования сантехники и лопат.

В Большом театре состоялась церемония вручения премии “Весна священная”

В Москве вручили премию «Весна священная».

Премию учредил Благотворительный фонд Илзе Лиепа «Культура – детям».

Ею награждают юных исполнителей – тех, кто в совершенстве владеет искусством танца.

Для сотен юных участников и тысяч зрителей название «Весна священная» – хореографический конкурс. Его организовал фонд Илзе Лиепа.

Участвуют только непрофессиональные коллективы со всей страны. Глобальная задача – повлиять на преподавание танцевального искусства.

«Не просто отбор. Мы растим и занимаемся с ними! И занимаемся не только с детьми, мы начинаем с педагогов. По хореографии, по исполнительскому мастерству – серьезные семинары в регионах. Потом только мы смотрим детей, уже когда поговорили с педагогами, когда мы объяснили, что недопустимо, когда дали направление»,

– говорит народная артистка России Илзе Лиепа.

Для участников конкурса это возможность оказаться «в другой лиге», прикоснуться к сложной хореографии, танцевать под симфоническую музыку. Возможно, впервые в жизни.

«Если бы была возможность выбирать следующую жизнь, я бы хотела стать балериной. Потому что очень большая аудитория, ты выходишь на сцену и хочешь отдать зрителям все, что у тебя есть»,

– восклицает участница конкурса Марта Милютенкова.

«Когда танцуешь, эмоции переполняют. Совершенно все воспринимаешь по-другому. И начинает как бы все у тебя налаживаться»,

– рассуждает участница конкурса Екатерина Гончарова.

Отбор, занятия, а потом приезд в Москву. Торжественный вечер на сцене Большого театра открыла вице-премьер Ольга Голодец.

«Наши счастливые талантливые дети, выступающие с юных лет на сцене Большого театра, это наша радость, наша гордость, наше достояние»,

– сказала заместитель председателя Правительства РФ Ольга Голодец.

Лауреаты премии говорят, что теперь им точно будет, о чем рассказать детям. Главная награда для победителей – участие в спектакле на сцене Большого театра. В этом году он называется «Искания о Князе Владимире». В главной роли – Михаил Пореченков.

«Каким он был и каким он стал? И что все-таки та божественная часть, которая попала в него, в нем изменила после принятия православия? И какой вектор развития нашей стране и нашему народу он дал?»

– спрашивает заслуженный артист России Михаил Пореченков.

Это оригинальная постановка, которую готовят целый год. Хореограф репетирует с ребятами в их городах. Потом все участники собираются в Москве, чтобы за несколько дней создать спектакль, в котором соединятся поэтическое слово, драматургия, танец.

Создатели постановки хотят, чтобы после спектакля зрители гордились тем, что они стали частью этой истории.

Часть первая

Манифест. Фестивальное издание. «Весна» Л. Мясина - 1920. Гастроли Bejart Ballet Lausanne. «Весна» Л. Касаткиной и В. Василёва - 1965. Премьера Т. Багановой - 2013

8 мая показом последних премьер театра - «Весны священной» в постановке Татьяны Багановой и «Квартиры» Матса Эка завершился грандиозный фестиваль «Век „Весны священной“ - Век модернизма». Он был приурочен к празднованию столетия одного из самых значительных произведений искусства XX века - «Весны священной » Игоря Стравинского.

Официальный юбилей партитуры Стравинского и балета Вацлава Нижинскогo отмечается 29 мая,

и практически все уважающиеся себя театры во всем мире поставили в афишу весенне-летнего сезона имеющуюся у них в запасе хореографическую версию «Весны». Аналогичным образом поступили и руководители оркестров - спланировали любопытные музыкальные программы, включающие этот opus magnum Стравинского .

Однако ничего равного тому, что происходило с марта по начало мая в Большом театре - в плане размаха, разнообразия и изысканности интеллектуального пира - не смог потянуть ни один театр.

Именно он несколько лет назад предложил А. Иксанову провести в театре такой масштабный фестиваль, в ходе которого под эгидой Большого должен был быть выпущен замечательный гроссбух «Век „Весны священной“ - Век модернизма», в котором ведущие искусствоведы, музыковеды, культурологи и композиторы размышляют о партитуре Стравинского, художественной атмосфере времени и этапных хореографических версиях «Весны священной».

Книга вышла в апреле ограниченным тиражом,

приобрести ее можно в книжных ларьках обеих сцен Большого театра во время спектаклей. Помимо постановок, представленных на фестивале, в книге есть текст о «Весне священной» Матса Эка - не существующем уже, сочиненном знаменитым шведом спектакле в японском стиле. Автор статьи съездила в Стокгольм и посмотрела хранящуюся в архиве видеозапись балета. Издание богато иллюстрировано, в том числе и эксклюзивными фото- и изобразительными материалами.

Фестиваль строился на трех китах - показе в Большом трех знаменитых версий «Весны священной»

Восстановленной по записям в 1987 году историками Миллисент Ходсон и Кеннетом Арчером оригинальной «Весны» В. Нижинского и одноименных спектаклей Мориса Бежара (1959) и Пины Бауш (1974), знаковых для своих эпох.

Первую привез Финский балет в рамках полнометражных гастролей. Кроме «Весны» финны станцевали также «Bella figura» Иржи Килиана, «Double Evil» Йормы Эло и «Walking Mad» Йохана Ингера. Версию Пины Бауш представил «Tanztheater Wuppertal Pina Bausch» вместе с фрагментом архивной записи репетиции этого спектакля. Bejart Ballet Lausanne включил в программу своих гастролей «Весну» Мориса Бежара, его же «Кантату 51» и «Приношение Стравинскому», плюс балет «Синкопа» в хореографии нынешнего худрука компании Жиля Романа.

Сам Большой театр подготовил к столетию революционной партитуры и балета собственную версию «Весны»,

которую по первоначальному замыслу должен был ставить британский хореограф Уэйн Макгрегор. Но он, видимо, не рассчитал свою занятость в этот период и в последний момент отказался. Вернее, решение вопроса о постановке его «Весны» в Большом перенесли на момент полного выздоровления худрука балета Сергея Филина. В итоге надо было срочно искать замену.

Обычно в запасниках театра хранится какая-нибудь «Весна священная», которую можно было бы восстановить вместо новой редакции, и формально у Большого имеется таковая - «Весна» Натальи Касаткиной и Владимира Василёва 1965 года.

Спектакль этот совершенно легендарный.

Он родился в глухие времена репертуарного застоя, и был глотком свежего воздуха для целого поколения артистов, а также первой попыткой в истории отечественного музыкального театра дать сценическую жизнь великой партитуре Стравинского (за пультом в 1965 году стоял Геннадий Рождественский).

Постановщики сочинили свое оригинальное либретто, в котором конкретизировали персонажей и локализировали действие в Древней Руси.

Древние русичи веселятся в преддверии большого праздника - «светлого воскрешения природы», в ходе которого одна из девушек будет принесена в жертву богу весны. Начинается обряд похищения жен. Пастух преследует девушку, у них зарождается любовь. Понятно, что по несчастному стечению обстоятельств, весенней жертвой окажется эта самая девушка. Финал еще более предсказуемый - девушка погибает, сама кинувшись на нож, а Пастух низвергает с пьедестала весеннего идола.

Спектакль стал звездным часом Нины Сорокиной (Девушка) и Юрия Владимирова (Пастух),

впервые «применившего» здесь свой гениальный суперпрыжок. Бесноватую (новый, придуманный персонаж) танцевала сама Н. Касаткина. Сохранилось уникальное видео 1973 года, запечатлевшее Владимирова и Сорокину в момент, когда их герои необычным образом встречаются и влюбляются .

Реанимировать такой спектакль - революционный и новаторский для 60-х - в год столетия «Весны» было бы любопытно,

даже при всей соцреалистической мелодраматичности сюжета, но постановщики уже очень пожилые люди, перед которыми неуместно ставить сверхзадачу - восстановить балет пятидесятилетней давности за четыре недели.

В результате позвали хореографа из смежного жанра - лидера отечественного contemporary dance и руководителя екатеринбургского театра «Провинциальные танцы» Татьяну Баганову. Оформлял ее спектакль петербургский художник Александр Шишкин. Ясно, что Баганова не справилась бы без помощи своих артистов, поэтому договорились, что в «Весне» выступят также «провинциалы».

У Багановой не было времени церемониться с традициями

Ей надо было выпустить цельный продукт, что она и сделала, выведя театр из некрасивой ситуации.

Ее спектакль местами иллюстрирует платоновский «Котлован». Измученные жаждой люди мечутся с лопатами в каком-то глиняном раскопе. У них есть неопределенная и невнятная цель - то ли освоить целину, то ли прокопать Беломорканал, то ли построить красивый город будущего в тайге и тундре. Весенний обряд этих людей - работа и марши до изнеможения. Хтонические силы присутствуют в виде красного песка, пыли и воды.

Одно из самых красивых мест спектакля - когда с колосников спускается грубо намалеванный на оберточной бумаге портрет неизвестного с открытым ртом, напоминающий перефразированный «Крик» Э. Мунка и одновременно «Папу Иннокентия X» Ф. Бэкона, а на сцене начинается бабий бунт.

Разбушевавшиеся «вакханки» бегут к «холсту» и рвут в клочья податливую бумагу с изображением любимого и ненавистного вождя

Диониса-Загрея, римского папы, генсека. Женщины с разметавшимися во все стороны волосами находятся на грани нервного срыва. Они голодны и мучимы жаждой.

В финале «котловановцы» получат воду - она польется им на головы вкусным дождем. Но это все уже после того, как отзвучит партитура Стравинского. То ли хэппи-энд, то ли иллюзия.

Работа Павла Клиничева, оркестра Большого театра, артистов обеих трупп - выше всяких похвал,

а хореография - ну да, экспериментальная и трудная для восприятия в Большом театре. В целом,

спектакль получился в духе Стравинского, который так и не примирился на все сто ни с одной из сценический версий балета.

Фото Екатерины Беляевой и из Музея Большого театра