Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

» приглашает вас прогуляться по музею народной архитектуры и быта. Посетители музея могут посмотреть на крестьянский быт столетней давности, познакомиться с белорусской культурой и посетить самый старый ресторан Беларуси.

Первые попытки создать музей под открытым небом на исторической территории Беларуси были предприняты еще в 1908 году Фердинандом Рущицем. Он хотел показать не только белорусскую, но еще и польскую, и литовскую деревни недалеко от современного Вильнюса. Однако из-за Первой мировой войны его планы не смогли осуществиться.

В 1976 году был издан указ о создании музея, посвященного деревянному зодчеству. Подготовка к открытию затянулась на десять лет: специальная группа ведущих ученых-этнографов, архитекторов и историков ездила в экспедиции, собирали необходимую информацию о зданиях. Все началось с нескольких памятников, сейчас же в музее три сектора и двадцать семь памятников.

В музее представлено три региона страны: Центральной Беларуси отведена большая часть территории. Чтобы увидеть быт Поозерья и Поднепровья, посетителям надо пройти порядка полутора километров вглубь музея.

У каждого региона существовали свои особенности: архитектура, народные традиции, фольклор, костюмы. Например, эксперты-этнографы с легкостью могут определить по костюму, из какого региона он происходит.

Музей показывает разные типы белорусских поселений: село, деревня, хутор. Экскурсия по всему музею длится около 3 часов, но если посетитель решит самостоятельно прогуляться по всей его территории, это может занять еще больше времени. Несмотря на такие впечатляющие расстояния, большинство туристов осматривают весь музей.

Одной из главных особенностей региона Центральная Беларусь является строительство вытянутых в длинную линию крестьянских усадеб, размещенных совсем близко одна к другой. Именно так они и расположены в данном секторе.

На территории сектора находится униатская церковь. Ее необычный интерьер вызывает большой интерес у туристов. Все иконы в храме находятся тут с незапамятных времен. Сейчас церковь не действует, а демонстрируется как экспонат. На Пасху сюда приглашают священника, который освящает вербу.

Недалеко от церкви находится общественный амбар. Такие амбары появились во время правления Екатерины Второй, чтобы сохранять запасы зерна на случай неурожая. Каждый год семья сдавала мешок зерна, и если что-то случалось с их собственными запасами, то они могли получить по решению общины из амбара помощь. Также там можно было взять зерно в долг. Один такой амбар был рассчитан на три деревни. Амбар построен без гвоздей — в них просто не было необходимости. Вся конструкция держится благодаря соединениям в углах и потайным деревянным шипам. Уникальность данной постройки в том, что это единственный сохранившийся памятник такого типа на территории Беларуси.

В музее можно посетить сельскую школу 1933 года постройки. В здании находятся учебный класс и комната учителя. Даже те, кто ходил в школу в середине прошлого века, узнают эти парты. В то время дети воспринимались в первую очередь как рабочие руки, поэтому учебный процесс шел зимой, когда помощь по хозяйству была не особенно нужна. С весны до осени школы пустели.

Все дети занимались в одном классе, но у каждого было свое задание. Старшие классы помогали младшим. Обычно в классе было по 10−15 человек. Школа тоже была рассчитана отнюдь не на одну деревню. Детям приходилось ходить по 5−6 километров. В школах у педагогов не было определенной специализации, один учитель вел все предметы, кроме Закона Божьего. Этот предмет вел священник. Те дети, которые успешно заканчивали обучение, получали аттестат и могли продолжить образование в городской гимназии.

Хаты были довольно похожи одна на другую, но заборы были самыми разными: штакетник, плетень, жердяной, паркан. В Беларуси распространен частокол. Такая форма предотвращала быстрое гниение древесины. Дождевая вода падала на заостренную часть, стекала и не вредила дереву.

Стандартное строение хаты тех времен — жилое помещение, сени и клеть. Клеть использовалась как кладовая — там хранили еду. В каждом жилом помещении обязательно был красный угол с иконами, рушниками, вербой. За столом собирались для совместной трапезы, готовили на лавах или возле печи. Место в красном углу было самым важным в хате, именно там мог сидеть глава семьи или самые важные гости. Для женщин и мужчин были отдельные лавы. Справа сидела мужская часть семьи, а слева — женская.

Взрослые спали на специальном деревянном настиле, который назывался "пол", а пожилые люди обычно спали на печке. Также, делались специальные сенники (сшитые льняные куски ткани, набитые сеном), на которых спало до четырех-пяти человек. Если места не хватало, то доски докладывались, места становилось больше. Делали еще верхний настил из досок, так называемые "полати" для детей.

Девушки в начале прошлого века с младых ногтей учились шить и делали себе приданое. Нужно было к брачному возрасту приготовить целый сундук приданого — без него невеста считалась ни на что не годной лентяйкой, она не могла выйти замуж.

В 22−23 года девушка уже считалась старой девой. Тогда отец сажал дочь на телегу и ездил по деревне, выкрикивая: «Кому паспялуху?». Это значило, что ее в жены мог взять любой, даже не очень удачный жених.

В музее можно увидеть богатую хату католиков 30-х годов XX века. Тут можно увидеть удобные канапы, кровати с резными спинками, французские настенные часы, керосиновую лампу вместо лучины, 12 цветных икон-литографий.

На Поозерье и Поднепровье (современная Витебская и Могилевская область) бани были распространены повсеместно, в отличие от Центральной Беларуси. Тут была традиция протопить печь в хате и вычистить ее. Затем забирались внутрь печи и парились там.

Также в музее можно увидеть кузню. Профессия кузнеца считалась очень престижной. Чтобы из статуса подмастерья перейти в мастера, необходимо было учиться шесть лет. По истечении этого времени кузнец сдавал специальный экзамен, только после которого он мог получить разрешение на самостоятельную работу.

Подробнее об архитектуре и традиционной народной культуре можно узнать во время увлекательной экскурсии в самом музее. Кроме экскурсий тут проводятся множество мероприятий. Самые известные из них — это фестиваль «Камяніца», празднование Масленицы, Гуканне вясны, Зеленые святки, Купалье.

Музей активно развивается в последнее время. Появилось множество новых услуг: экскурсии на катере по озеру, полеты на вертолете и самолете над музеем. Экскурсии сопровождаются живой музыкой, песнями, играми, танцами. К тому же именно на территории музея находится самая старая корчма — ей уже более 200 лет!

В планах музея — продолжение реставрации объектов. Например, в 2016 году планируется открытие для показа уникальной православной Преображенской церкви XVIII века.

Цель музея народной архитектуры и быта — показать все многообразие Беларуси. Живописность местности, красота природы, уникальность экспозиции и белорусский дух — вот почему к музею есть огромный интерес как у жителей Беларуси, так и у зарубежных гостей.

Адрес : Минский р-н, п. Озерцо

Цена билета : для взрослых — 40 тысяч, для студентов — 30 тысяч, для школьников — 20 тысяч, для пенсионеров — 25 тысяч, семейный билет (два взрослых, два школьника) — 100 тысяч, для дошкольников — вход бесплатный

Телефоны : +375 (17) 507−69−37 (кроме пн. и вт.); +375 (17) 209−41−63 (кроме суб. и вс.); +375 (29) 697−89−01 (velcom);

Стоимость экскурсий (группа до 25 чел.) : обзорная — 111 000 бел. руб., на английском языке — 185 000 бел. руб., с живой музыкой, играми и танцами — 250 000 бел. руб., с фотографированием в костюмах в фотосалоне XIX века — 78 000 бел. руб., квест «Заколдованная деревня» — 490 000 бел. руб., музейное занятие для детей «Есть у меня твой силуэт» — 130 000 бел. руб., обряд «Каляды» — 630 000 бел. руб., обряд «Белорусская свадьба» — 440 500 бел. руб., аудиогид — 20 000 бел. руб., прогулка на катере по водохранилищу — 100 000 бел. руб., катание на телеге/санях — 20 000 бел. руб., катание на вертолете и малогабаритном самолете — по предварительной записи.

Состав, структура и хозяйственно-экономические функции белорусской семьи изменялись в зависимости от конкретных исторических условий и развития производственных отношений. Еще в середине XIX в. среди крестьянства Белоруссии была распространена патриархальная большая семья, когда родители жили со своими женатыми или замужними детьми и их потомством. В условиях капитализма к концу XIX- началу XX в. преобладающей стала малая семья, состоящая обычно из родителей и их неженатых детей. Малой семьей была и такая семья, в которой при стариках-родите- лях оставался один женатый сын (обычно младший) с невесткой или, реже, замужняя дочь с зятем-приймаком и их детьми. В тех местах, куда капиталистические отношения проникали менее интенсивно, например в Могилевской и в южной части Минской губернии, в крестьянской среде сохранялась большая, неразделенная семья. По данным переписи населения России 1897 г., средний количественный состав семьи в белорусских губерниях колебался от шести до девяти человек.

Крестьянская семья была основной экономической ячейкой в сельском хозяйстве Белоруссии. В хозяйственной деятельности крестьянской семьи существовало традиционное половозрастное разделение труда. Все хозяйственные работы обычно делились на мужские и женские. Пахота, посев, бороньба, косьба, молотьба, заготовка дров, уход за лошадьми, вывозка в поле и некоторые другие работы считались мужскими. Приготовление пищи, уход за детьми, пряденье, тканье, шитье, стирка белья, доение коров, уход за домашним скотом и птицей, жатва, сгребание сена, прополка, теребление льна, уборка картофеля за плугом, уход за огородом и ряд других работ - женскими.

С развитием капитализма и разрушением патриархальных устоев семьи грани между «мужскими» и «женскими» работами стирались. Если нехватало мужских рабочих рук, женщины и девушки выполняли мужские работы, даже такие, как пахота и косьба. В случае необходимости, особенно когда мужчины уходили на заработки, все делали женщины. Зато некоторые женские работы никогда не выполнялись мужчиной, считавшим их для себя унизительными. Например, мужчина никогда не садился за прялку или за ткацкий стан, без крайней нужды не стряпал, не доил коров.

Распорядителем основных хозяйственных работ был отец, а в случае его отсутствия - старший сын. Женщина становилась главой семьи только после смерти мужа, если в семье не было взрослого сына. Всеми женскими работами управляла жена хозяина, сам он обычно не вмешивался в специфически женские работы.

Глава семьи пользовался большим авторитетом. Однако важнейшие хозяйственные дела (начало тех или иных сельскохозяйственных работ, приобретение или продажа имущества, скота и т. д.) решались при участии взрослых членов семьи, особенно мужчин, хотя в окончательном решении основная роль принадлежала главе семьи.

Такое ограничение власти главы белорусской крестьянской семьи объясняется тем, что земля, орудия труда, скот, посевы и собранный урожай, хозяйственные постройки, мебель и домашняя утварь были общим достоянием семьи. Если в семье были взрослые и особенно женатые сыновья, глава семьи не мог самостоятельно распоряжаться этими ценностями. Личное имущество составляли одежда, обувь, украшения и некоторые другие мелкие вещи и орудия труда. Личным имуществом жены считалось ее приданое.

В условиях помещичье-буржуазного строя женщины-крестьянки терпели двойной гнет - социальный и семейный. Царское правительство не только не боролось с обычаями, угнетавшими женщину, но укрепляло их своим законодательством. В тяжелом изнурительном труде проводили свою молодость девушки и женщины. Загруженные домашней работой и заботами, живя в бедности, они не имели возможности учиться, оставаясь на всю жизнь темными и забитыми.

Тем не менее жена-хозяйка в белорусской крестьянской семье не была бесправна. В домашнем хозяйстве, в воспитании детей, в доходах от огорода и в расходах по дому она была полноправной распорядительницей. М. В. Довнар-Запольский, наблюдавший жизнь и быт крестьян Минской губ., отмечал, что жестокое отношение к жене было явлением редким, даже более того - исключительнымИным было положение невестки (iсыновай), которая в доме родителей мужа была угнетенным существом. Безрадостным было и положение крестьянских детей, с пятилетнего возраста участвовавших в тяжелых работах крестьянской семьи.

В семейном быту дореволюционного крестьянства Белоруссии довольно распространенным явлением было приймачество, вызванное социально- экономическими причинами. Младшие сыновья в семье, для которых невозможно было выделить часть надела, вынуждены были «пайсщ у прымы», что означало поселиться в доме жены. Горькую долю приймака правдиво выразили старые «примыцтя» песни, пословицы и поговорки - «Прымач- ча доля сабачча».

При заключении брака на первый план выступали соображения экономического характера, потребность в пополнении семьи работницей. Поэтому при выборе невесты особенно ценилось ее трудолюбие, экономическое состояние семьи ее родителей и приданое. Этот момент широко отражен в белорусском фольклоре. Пословица поучала: «Не выб1рай сабе жонку на рынку, а выб1рай сабе жонку на шуцы» 2 .

Невестой могла стать девушка, достигшая шестнадцатилетнего возраста, а женихом - юноша, которому исполнилось восемнадцать лет. Обычно девушки выходили замуж в шестнадцать- двадцать лет. Девушка старше двадцати лет считалась уже «засидевшейся», и ей грозила опасность остаться «у дзеуках». До введения всеобщей воинской повинности (1874 г.) «хлопцы» женились в восемнадцать-двадцать лет, после же введения этого закона они обзаводились семьей обычно после окончания службы в армии, в двадцать четыре -двадцать пять лет.

По существовавшим обычаям свадьбы справляли в определенное время года - поздней осенью, т. е. после окончания полевых работ, и в зимний мясоед, а также на «семуху» (семик). Заключению брака в белорусской деревне предшествовало длительное знакомство девушки и парня. Молодежь знакомилась и вместе проводила время на многочисленных «irpbiin- чах», «вячорках» или «супрадках». Совместные вечеринки молодежи устраивали и соседние деревни. Чаще это бывало во время ярмарок (тргима- шоу) или храмовых праздников (хвэстау). Родители, как правило, следили за знакомствами, и, если выбор сына или дочери совпадал с их интересами, засылали сватов в дом невесты. Однако бывали случаи, когда до дня свадьбы ни жених, ни невеста не видели друг друга. Так случалось, когда родители руководствовались только хозяйственно-экономическим расчетом.

Брак закреплялся свадебным обрядом. Непосредственно свадьбе (вя- селлю) предшествовало сватовство. Сватом по традиции был крестный отец жениха или другой его родственник, или любой женатый мужчина, но чаще для этой роли выбирался разбитной и словоохотливый человек - гаварун. Сваты (обычно вдвоем), иногда вместе с женихом, приходили в дом невесты и начинали «дипломатический» разговор. Его заводили издалека и иносказательно. После сватовства в некоторых местах происходили змовты, запоты, заручыны, во время которых родители жениха и невесты договаривались о сроках свадьбы, о приданом и т. д.

Церковное венчание, хоть и было обязательным, но в свадебном обряде не играло главной роли и могло совершаться за несколько дней или даже за несколько недель до свадьбы. Свадебная обрядность, в основном единая на всей территории Белоруссии, имела ряд местных особенностей. Условно выделяются два основных варианта свадебного ритуала - каравайный, распространенный на большей части Белоруссии, и столбовой обряд на северо-востоке. В первом случае в центре свадебного ритуала были обряды, связанные с печением и разделом каравая, а во втором - одной из важнейших церемоний «вяселля» было благословение молодых. Оно совершалось у припечного столба, которому в древности приписывались магические свойства. Все остальные обряды и обычаи свадебного ритуала в обоих вариантах в основном совпадали. Это - девичник (суборная суботачка), выезд жениха со своей дружынай за невестой, свадебный стол в доме невесты и в доме жениха, посад невесты, расплетание ее косы, звядзенне молодых и др. Все обряды сопровождались пением многочисленных свадебных песен.

Следует подчеркнуть общедеревенский характер белорусской свадьбы. Она была не только семейным праздником, но и большим торжеством для всей деревни. Белорусское традиционное «вяселле», богатое песнями, музыкой, древними обрядами, подлинным весельем, представляло собою яркое зрелище. Е. Р. Романов, напоминая о том, что великий А. С. Пушкин каждую русскую народную сказку считал поэмой, писал о белорусской свадьбе: «Кто присутствовал на народной свадьбе, во всех ее сложных архаических подробностях, тот с таким же правом может сказать, что каждая народная свадьба есть своеобразная опера» 1 .

Большим семейным торжеством было у белорусов рождение ребенка. Главная роль при родах принадлежала деревенской бабке, которая выполняла роль акушерки. Родильных домов в сельской местности до революции не было, акушерка и та была не в каждой волости. Экономические условия принуждали женщину работать до последнего дня, поэтому нередко она рожала в поле или на работе. Знахарскими приемами бабка не только не облегчала положения роженицы, но зачастую осложняла его.

Рождение ребенка сопровождалось обрядами, первоначальный смысл которых заключался в ограждении новорожденного от злых сил и обеспечении ему счастливой доли. Роженицу в первые дни посещали родственницы и соседки, приносившие ей подарки, главным образом лакомства, и помогали по дому. Вскоре родственники, кум, кума и бабка, приглашенные родителями, собирались на крестины (хрэсъбты, ксцты). Главным обрядовым блюдом на крестинах была бабта каша. Ее варила бабка у себя дома из пшенной, гречневой или ячменной крупы. За крестинным столом кум брал горшок, разбивал его так, чтобы каша оставалась нетронутой, и при этом произносил слова, которые с достаточной ясностью раскрывали древний смысл обрядового вкушения «бабиной каши»: «Дай боже на деток, овечек, коровок, свинок, коников, всему скоту приплод, куме, куму и крестнику - здоровье и богатство». После этого на черепки горшка накладывалась каша и раздавалась гостям. В ответ гости клали на стол мелкие деньги. Момент раздачи «бабиной каши», насыщенный прибаутками и шутками, был самым веселым на крестинах. Во время торжества пели «хрэсьбшныя» песни, составлявшие особенность белорусского семейнообрядового фольклора. В песнях этих прославлялись бабка, кумы, новорожденный и его родители.

Родинные обряды, так же как и многие свадебные, в конце XIX - начале XX в. утратили свое первоначальное значение и превратились в обычные увеселения по случаю семейного торжества.

Обрядами сопровождались в крестьянской семье похороны и поминки. Умершего после обмывания и одевания клали в димавту, или трупу (гроб), которую ставили на стол или на лавку, головой к «куту». По обычаю рубаху и другую одежду «на смерць» пожилые люди заготовляли заранее и давали наказ, как их одеть и что положить с ними в гроб. Умерших девушек украшали венком из цветов, как невест. Хоронили обычно на второй или, реже, на третий день после смерти, после многочисленных причитаний и прощаний. Участники похорон по приглашению ближайших родственников покойного в тот же день собирались в его доме на поминки за специально приготовленным столом. По истечении шести дней после смерти проводились шасцты, а через сорок дней (<сарачыны) и через год (гадавши) вновь устраивались поминки по умершему. Кроме этого, ежегодно справляли дни всеобщего поминания радзщеляу и всех умерших родственников - так называемые дзяды. Таких дней в году было четыре. Главным поминальным днем считалась радутца, отмечавшаяся во вторник после пасхальной недели. Таким образом, в семейной обрядности белорусов дореволюционного времени в некоторой степени сохранялись дохристианские верования и обряды.

Кроме семейных праздников и обрядов (свадьба, родины, поминки), отмечались и все важнейшие праздники годового круга - каляды (рождество), вялтдзенъ (пасха), сёмуха (семик) и др.

К остаткам ранних религиозных воззрений в семейном быту дореволюционного белорусского крестьянина относилась и вера в силу заговора и различные знахарские средства. Этому способствовали социально-экономические условия, в которых жило белорусское крестьянство до революции, и почти полное отсутствие организованной медицинской помощи на селе. Неудивительно, что «медицинскую помощь» стремились монополизировать знахари и шептухи. В белорусском фольклоре известно множество заговоров и заклинаний (замоу, шэптау) от различных болезней. Наряду с этим широко использовались рациональные средства народной медицины (лечение настоями и отварами трав и кореньев и т. д.).

В семейном быту белорусского крестьянства вплоть до революции сохранялись некоторые черты патриархального быта феодальной эпохи. С развитием капитализма в деревне изменились имущественные отношения членов семьи. Уход отдельных членов семьи на заработки в город порождал у них стремление к независимости. Патриархальные устои под воздействием новых капиталистических отношений постепенно рушились. В деревню более интенсивно проникали элементы культуры города, многие пережитки исчезали или утрачивали свой первоначальный смысл.

Белорусская рабочая семья, сложившаяся в основном в эпоху капитализма, менее, чем крестьянская, подверглась воздействию частнособственнических стремлений. Карл Маркс отмечал, что крупная капиталистическая промышленность в рабочей среде «создает экономическую основу для высшей формы семьи и отношения между полами» 1 . Нельзя забывать о специфических условиях, в которые была поставлена рабочая семья. Это прежде всего безработица и материальная необеспеченность. «...Машины,-указывал К. Маркс, - распределяют стоимость рабочей силы мужчины между всеми членами его семьи» 2 . При системе капиталистической эксплуатации даже все работающие члены семьи, включая женщин и подростков, получали ровно столько, чтобы кое-как свести концы с концами.

В среде белорусских рабочих к концу XIX в., так же как и в среде крестьянства, бытовала малая семья. С родителями часто оставался жить младший женатый сын или младшая дочь с мужем-приймаком. Большинство семейных коллективов состояло из трех-шести человек. Внутрисемейные отношения в рабочей среде отличались от крестьянских. Это, в частности, сказывалось в том, что положение членов семьи было более равноправным. Главой дореволюционной белорусской рабочей семьи, как правило, был мужчина: отец, старший сын. Женщина чаще всего стояла во главе семейного коллектива только там, где не было взрослых лиц мужского пола. Когда старший сын подрастал, он становился главой семьи и фактически являлся главным добытчиком, кормильцем. В его непосредственном ведении находилась семейная касса. Глава рабочей семьи при решении важнейших вопросов советовался со всеми взрослыми членами семейного коллектива. Обычное право требовало от него заботы обо всех домашних, трезвого поведения, гуманности и т. п.

Если положение женщины в рабочей среде в семье было относительно более сносным, чем в крестьянской, то в хозяйственном отношении оно оставалось очень тяжелым. Женщина-работница была обязана заботиться о домашнем хозяйстве, детях при полном отсутствии яслей, детских садов и т. п. Политических прав она фактически не имела.

Администрация фабрик и заводов совершенно не заботилась об охране прав материнства. Рожать в больнице или пригласить акушерку на дом жены рабочих не имели возможности. Роды принимали обычно повивальные бабки. Из-за отсутствия отпусков по беременности работницы иногда рожали прямо у станка. Семейное законодательство царской России признавало только церковный брак. Супруги, жившие «без венца», преследовались, а их дети считались «незаконнорожденными» и лишались многих гражданских прав. В среде дореволюционных белорусских рабочих встречались единичные факты, когда семья создавалась без церковного йенчания. В этом сказывалось некоторое проявление атеизма.

Приданое тоже не имело такого решающего значения, как у крестьян. Отсутствие его редко служило препятствием к заключению брака. В среде рабочих бытовала, например, известная белорусская пословица: «Не з часагам (приданым) жыць, а з м1лым чалавекам».

Сватовство в среде белорусских рабочих сохранялось больше по традиции. Дочери рабочих часто трудились на производстве, в меньшей степени, чем девушки-крестьянки, находились в экономической зависимости от отца и поэтому были более самостоятельны в выборе жениха. Свадебная обрядность белорусских рабочих не была однородной. В семьях потомственных рабочих наблюдалось меньше черт традиционной крестьянской свадьбы. Иногда ее справляли в виде товарищеской пирушки. Больше элементов традиционного белорусского «вяселля» можно было обнаружить в среде рабочих, сохранивших связь с деревней. Здесь свадьба обычно не обходилась без свата, одаривания молодых и других традиционных обрядов свадебного цикла. Венчание было обычным явлением. Свадебное пиршество чаще устраивали в воскресные или другие праздничные (в томчисле и религиозные) нерабочие дни. Наиболее передовые рабочие изредка приурочивали свадьбу к революционным праздникам, особенно ко дню 1 Мая.

Обрядность, связанная с рождением и похоронами, была во многом аналогична крестьянской. В потомственных пролетарских семьях нередко хоронили без попа. В этом проявлялись революционные традиции и атеизм передовой, наиболее революционной части рабочих. «Нередко приходилось,- вспоминает один старый белорусский рабочий,- провожать в последний путь борцов за дело народа. Хоронили их по-рабочему, без попа, с пением «Вы жертвою пали», с траурным митингом у гроба» 1 .

На формирование семейной обрядности белорусского рабочего помимо крестьянских обычаев и обрядов заметное влияние оказывали традиции русских и украинских рабочих. Пролетариев сплачивали совместный труд на производстве, общая классовая борьба против эксплуататоров и самодержавия. Поэтому отношения в рабочих семьях строились на основе взаимопомощи, дружбы и товарищества.

За годы Советской власти коренным образом изменился семейный быт белорусского крестьянства и рабочих, повысился культурный уровень семьи, изменились многие семейные обычаи и обряды.

Несколько лет назад государство выставило на продажу старинные усадьбы, которые нуждаются в реставрации. «Комсомолка» решила поговорить с новыми владельцами исторической недвижимости: кто они и почему решили возрождать полуразрушенные поместья

Изменить размер текста: A A

Уроженец Барановичей бизнесмен Андрей Сенько, владелец поместья Котлубаев в Ястрембеле Барановичского района: Если ситуация не изменится, сделаю в усадьбе дачу!

- А мне казалось, что все нынче стараются приобрести что-то за рубежом…

Мои друзья, когда узнали, что я это сделал, тоже отнеслись со скепсисом к моей идее…

- Ну, это и рисковое дело. В нее еще ведь нужно вложить огромные деньги. И не факт, что будет прибыль…

У меня больше эмоциональный посыл сработал. Обидно, что мы крайне мало знаем свою историю. Не обошлось без национального самосознания, без желания восстановить какие-то утраченные корни, историю страны. Наверное, больше даже шляхетную какую-то. Ведь когда мы говорим о белорусской национальной кухне, сразу на ум приходит что?

- Драники, конечно!

Да, драники, мачанка, пальцем пиханная колбаса. Но это крестьянский быт. А ведь в любые времена жили разные социальные сословья. Однако мы вспоминаем почему-то только традиции крестьян. Мы не вспоминаем, как жили дворяне, шляхтичи, князья. Горожане, в конце концов! А эта усадьба как раз и пример не «сялянскай » нашей истории. Вы в курсе, что один из Котлубаев был историком? Именно он работал в семейном архиве Радзивиллов, написал военную историю Польши . Был авторитетнейшим человеком своего времени.

Ну, и с точки зрения архитектуры и коммуникаций мне усадьба понравилась. Более того, осталось практически нетронутым и старинное здание спиртзавода. Я сейчас веду переговоры по его покупке. Есть возможность восстановить хотя бы часть усадебного комплекса…

- И что будет внутри усадьбы? Что мы увидим?

Я буду реставрировать только фасад. А вот с интерьером вопросы. Что восстанавливать, какую эпоху? Усадьба функционировала до 1939 года. Тогда самолеты летали, был телефон и ездили авто… Почему я должен возвращаться именно в XVIII или XIX века? Почему не придать этому свою жизнь. Почему Лувр трансформируется, там внутри величественного здания новые интерьеры, а у нас этого делать нельзя? Вопрос открытый.

Я хочу организовать там музейную экспозицию. Не столько о Котлубаях, сколько об истории региона, перекликающейся с историей ВКЛ, историей страны. Кроме того, там будет гостиничный комплекс и ресторан.

«Я не всегда понимаю цены на историко-культурные объекты в Беларуси»

- Насколько мне известно, для восстановления усадьбы нужно порядка 300 - 400 тысяч долларов. А сама она обошлась вам в 90 тысяч долларов. На ваш взгляд, дорого это или дешево?

По поводу продажи усадеб в нашей стране - это большой больной вопрос. Я не понимаю, почему в Беларуси нет такой же практики, как в Европе . В той же Франции или Испании объекты, требующие реставрации и привлечения туристов, продаются за один евро при условии, что ты восстановишь объект и согласуешь план его развития. И я не всегда понимаю, как оценивают историко-культурные объекты. Толком это никто пояснить не может.

Еще один момент - продуманность. Например, в Ястрембеле мне продали усадьбу и выделили вокруг нее 80 соток. Участок находится внутри закрытой охраняемой территории кадетского училища. Подхода или подъезда для всех к ней нет. Сегодня я могу туда попасть только на вертолете. Да и то не сяду, так как там деревья растут. Иных путей нет. А туристам так и вообще вход заказан. Они ее издалека только увидеть смогут…

- То есть на таких условиях делать в усадьбе музей или туристический комплекс не имеет смысла. Тогда что?

«Бизнесмены портят усадьбы? А много вы примеров знаете?»

- Многие считают, что если бизнесмен купит усадьбу, то все, прощай архитектура и историческая ценность. Бизнес обязательно все испортит. Что вы скажете по этому поводу?

А вы много знаете примеров реставрации Беларуси, которую делали бизнесмены? Это не массовая ситуация. Если есть такой страх, может, нужно создать условия, чтобы бизнесмены делали это лучше? Чтобы решить первую задачу - восстановление историко-культурных ценностей - нужно создать специальные институты, которые разработают планы для этих объектов. У нас нет институтов, которые бы сказали: «Да, покупайте, у нас есть все проекты и планы реставрации». Ты все организовываешь сам.

Да, декларации и набор лозунгов на всех уровнях есть. А должна быть привлекательность в виде налоговых льгот и преференций. Конечно, и с обязательствами со стороны инвесторов. В том же Ястрембеле, если появится этот комплекс, для людей будет работа. Кто-то будет устраиваться в саму усадьбу, кто-то начнет сдавать свои дома, кто-то займется доставкой людей, откроет какие-то сувенирные лавочки. Помидоры, в конце концов, на продажу выращивать будет. Усадьба может стать локомотивом для заработка людей из близлежащих сел.

«Я понимаю, от чего в нашей стране люди ноют»

- А как вам удалось сколотить состояние?

С чего вы взяли, что я его сколотил?

- Ну, раз вы покупаете усадьбу за 90 тысяч долларов, то я и предположила, что вы состоятельный и успешный человек...

Если это вопрос о том, сколько у меня денег, то это неприличный вопрос. Усадьба - это не вопрос денег. Стоимость этой усадьбы сопоставима со стоимостью хорошего автомобиля. У меня был такой выбор. Хотя визуально усадьба, конечно, смотрится гораздо пафоснее . Такой собственный дворец. И если бы у меня были другие амбиции, то я бы просто превратил его в свою резиденцию и мог бы тешить свое самолюбие….

- Прямо как олигархи, которых показывают по российским каналам…

Вот не хотелось бы сравнения с Россией . Вы знаете, одна из задач усадьбы - сделать так, чтобы нас не ассоциировали с русскими. Я хочу внести свой вклад, чтобы белорусы самоиндифицировали себя правильно. Я ничего не имею против русских, поляков , украинцев, литовцев и других народов. Но я за национальное самосознание. И это моя четкая позиция.

- Как вы хорошо ушли в сторону от вопроса про успех…

Послушайте, у меня принцип по жизни «хочешь - делай». Хочешь за границу - покупай билеты и едь. Хочешь купить усадьбу - покупай. Алгоритм простой до предела.

- Нужно просто перестать ныть, правильно?

Вы знаете, в нашей стране есть от чего заныть. Я долго живу за границей и понимаю, как там жить, я сторонник тех ценностей. И отчего здесь люди ноют, я понимаю. Но это не значит, что нужно только ныть и все. Жизнь идет, она одна…

- Расскажите немного о себе. Вы же сами родом из Барановичей?

Ой, что тут рассказывать. Да, родился в Барановичах. Мама сейчас на пенсии, нархоз заканчивала. Папа был музыкантом. В Барановичах я учился в нескольких школах, так как занимался легкой атлетикой. Потом учился в нархозе по специальности «финансы и кредит». Там же и женился. У меня двое детей: сыну - 23, а дочери -15. Живут в Беларуси. Всё.

- И как ваша семья отнеслась к решению купить усадьбу?

С пониманием, они меня поддерживают.

Российский бизнесмен Павел Берегович, купивший усадьбу под Волковыском: Я купил усадьбу, потому что мне захотелось что-то сделать для Беларуси

Он родился и вырос на Урале и до 43 лет ни разу не был в Беларуси. Сейчас ему 46, хорошо говорит по-белорусски, дает деньги на издание белорусских книг и восстанавливает шляхетскую усадьбу под Волковыском. Причем не для себя - для людей.

«У меня случился зов предков»

- Павел, я знаю, что ваша белорусская история началась с тюрьмы. Извините, что возвращаю вас в то время, но все же - вы почему там оказались?

Если очень коротко, то это была банальная коммерческая посадка. Если чуть подробнее, то нас было девять партнеров, мы в 90-е смогли создать довольно крупную по меркам Уральского региона компанию, которая владела акциями различных предприятий в сфере энергетики. Почти десять лет работали вместе, пахали день и ночь. А когда начали, скажем так, делить портфели, у нас произошел раскол. Цивилизованно разойтись, увы, не получилось. Одна из сторон привлекла на свою сторону мощный административный ресурс, конфликт перешел в стадию силовых действий. Меня, как главного юриста компании, еще с одним партнером посадили и пытались использовать как инструмент для отъема бизнеса. В итоге мы провели за решеткой пять лет. Ситуацию спасло только то, что один из наших партнеров получил в Украине статус политического беженца, и дело приобрело другую окраску. В конце концов наши противники вышли с предложением заканчивать войну, потому что стоило это для них дорого. О том, чтобы отдать им бизнес, речи уже не шло. Мы сумели сохранить свои предприятия. В 2010 году я вышел на свободу.

- Вышли с мыслями о Беларуси… Почему они раньше к вам не пришли?

Просто там у меня было гораздо больше свободного времени, чем обычно. Не помню, как получилось, но я попал на какой-то белорусский сайт, где можно было читать новости либо на русском языке, либо на белорусском. И тут у меня случился, что называется, зов предков - моя бабушка по материнской линии из Беларуси, из-под Чашников. Она совсем молодой уехала из Беларуси, всю жизнь прожила в России и говорила по-русски, но с очень выразительным белорусским акцентом. Я стал читать белорусскую версию сайта, и оказалось, что понимаю совсем мало. Я ведь никогда не был в Беларуси и языка белорусского не слышал. Попросил у адвоката словарь. И как раз в это время увидел новость, что вышла книга «Дажыць да зялёнай травы» - переписка Бородулина с Быковым . Попросил купить ее. И белорусский язык я стал изучать с этой книги. Словарь, кстати, несильно помогал, процентов тридцать слов, которые были в стихах Бородулина, в словаре не было.

Сила слова Бородулина

- А кто был первым белорусом, с которым вы познакомились лично?

Писатель Владимир Орлов . Я нашел его адрес и написал ему письмо еще до выхода на свободу. Мне захотелось что-то сделать для Беларуси. Например, способствовать изданию белорусских книг. Орлов ответил, что это удивительно и что он хотел бы, чтобы было второе издание его книги «Адкуль наш род». У нас завязалась переписка. А когда я вышел, приехал в Минск и познакомился с автором лично. Он меня сразу повез в Полоцк , показал это сакральное место. И потом я уже стал часто приезжать, познакомился со многими литераторами.

- Бородулин успел вам даже стихотворение посвятить…

Я узнал об этом недавно, когда последняя книга стихов Рыгора Ивановича «Пехатою у неба» готовилась к печати. Бородулин обо мне узнал от Глеба Лободенко . И попросил, чтобы я приехал к нему. Я был тронут и взволнован. Мы познакомились, пообщались. Я рассказал, какую роль сыграла его книга. И было видно, что его это очень зацепило. Он ведь жалел, что все пропадает, что его поколение уйдет и все исчезнет. А тут оказалось, что сила его слова и дара может повернуть к Беларуси людей, не связанных с нею прежде. Было видно, что ему были приятно это узнать.

«В усадьбе устрою музей истории белорусской шляхты»

- Чем вас так привлекла белорусская культура?

Я бы сказал, своей очеловеченностью, близостью к человеку, живущему в конкретной стране. Я вырос среди русской культуры, но она, по моему ощущению, отчужденная, она есть, но отражает надчеловеческие ценности - величие страны, судьбу империи, русского мира. От этого не по себе, это слишком холодно. А культура Беларуси, на мой взгляд, тесно связана со своей страной и с людьми. Она более осязаемая, близкая к людям.

- И вам пришла идея купить усадьбу в наших краях…

Да. Я понял, что заниматься поддержкой издательских проектов - это, конечно, важно, я это буду делать и дальше, но все равно это работа других людей, которым я просто на каком-то этапе помогаю. А мне захотелось сделать для белорусской культуры что-то свое. Я случайно увидел в «Нашай нiве » фотографию этой усадьбы в Подороске, в 25 км на юг от Волковыска. И я туда поехал. Она была сильно заброшена, но впечатление произвела мощное. Я тогда подумал, что можно попытаться что-то с ней сделать. И купил ее на аукционе.

- Дорого?

С учетом всех расходов на оформление получилось около 118 тысяч долларов. Относительно недорого, если сравнивать с европейскими ценами. Но, с другой стороны, она в таком состоянии находится, что на восстановление уйдет больше.

- И какая судьба у нее будет?

Я не хочу ее использовать как личную резиденцию. Конечно, там будет какое-то место, где я смогу останавливаться. Но вообще я хочу восстановить усадьбу и дать возможность людям бывать там и изучать историю белорусской шляхты на месте. На мой взгляд, есть недопустимый разрыв в том историческом воспитании, которое существует в стране. Упор на то, что история Беларуси началась с 1918 года с создания БССР . А до этого ничего и не было, белорусы жили в болотах, ходили в лаптях и с колтуном в голове . И только большевики принесли им обувь, лампочку Ильича и счастье. Но ведь это же было не так! Беларусь существовала в огромной культурной исторической традиции. Просто эта традиция была объявлена чуждой, за попытки ее сохранения и изучения преследовали в свое время. А сейчас, слава богу, начинают поворачиваться к этой истории.

Важность еще и в том, чтобы человек, живущий в Беларуси сегодня, чувствовал свое неразрывное единство с чередой поколений, которая жила до него. Это путь к сохранению культуры на своей земле. Я жил на Урале, там множество городов современных возникло практически на пустом месте. Люди приезжали давать стране металл, им строили временное жилье, они не собирались там оставаться навсегда, их ничего не связывало с этим местом. И отношение к земле было такое, потребительское. Все разрушено, загублено. Дети не знают, где родились и выросли их родители. Это люди, не помнящие своего родства. Отсюда и хамство, и гопничество, и бескультурье.

- Историю усадьбы восстановили?

Да, благодаря историку и археологу Геннадию Семенчуку . Он сам родился в Волковыске, а недалеко от Подороска у него жили дед и бабушка. И великий он патриот своей малой родины. Он мне очень помог. Подняли архивы в Вильно , там ничего не нашли. А в Гродно и Кракове нашли. Первым хозяином усадьбы в середине XVI века был литовский магнат Матвей Клочка, известный государственный деятель Великого Княжества Литовского. Он занимал достаточно высокие должности - входил в состав Рады ВКЛ, одно время был витебск им воеводой, оборонял Витебск от московских войск, в составе посольства Речи Посполитой четырежды в Москву ездил, был владельцем ряда земель, в том числе и Подороска. У него не было наследников мужского пола, а была дочь, она вышла замуж за князя Прокопа Дольского , и имение перешло к Дольским. Потом здесь были Грабовские , Пухальские, Чечоты и Бохвицы. В 1939 году сюда пришли Советы, хозяин усадьбы, пожилой уже человек, Отон Бохвиц был арестован. Пару дней он просидел в подвале местного магазина, превращенного коммунистами в тюрьму. Приходили крестьяне местные, просили красноармейцев «отпустить пана, бо пан добры» был. Те в ответ пригрозили тут же на месте расстрелять и пана, и его заступников. Потом его увезли на восток. Что с ним стало, достоверно не знаем. Скорее всего, он был расстрелян и лежит в Курапатах. Во время войны в усадьбе был немецкий штаб. В советские годы - правление совхоза, потом музыкальная школа, а в конце 80-х школа переехала, и здание опустело.

- Вы рассчитываете восстановить исторические интерьеры?

Да. Есть идея попробовать восстановить часть комнат в реальном виде, поскольку мы нашли опись 30-х годов одного польского автора с описанием некоторых залов усадьбы в Подороске. А там, где не сможем восстановить исторические интерьеры, создадим музейные комнаты с различными экспонатами, иллюстрирующими жизнь и деятельность шляхты.

«Деньги для того зарабатываются, чтобы их тратить»

- Павел, а как к вам в Подороске относятся? Барином не называют?

Нет (смеется). Когда общались с местными поселковыми властями перед покупкой, все были только за, жалко же - пропадает такая красивая усадьба. Но есть и недоброжелатели, как же без этого? Привели мы парк в порядок, расчистили колодец в глубине парка. А мусор не успели вывезти. Через неделю приезжают ребята - мусор закинут обратно в колодец. Они очистили второй раз, и второй раз история повторилась. Пришлось обратиться к участковому. Помогло, кстати - нам перестали вредить.

- Вы помните тот день, когда объявили жене, что покупаете усадьбу в белорусской деревне? Она не сказала, что вы с ума сошли и что лучше купить дом на море в Италии или Испании?

Был у нее такой вопрос, да. Но я ответил, что Италия и Испания мне неинтересны, это не моя родина, меня с ними ничего не связывает. Это проект приобретения не собственности для своего жилья, а другой проект, культурный, и мне хочется его реализовать. Два года назад мы съездили в Подороск вместе, сына привезли. Ему тогда было восемь лет. Он тут же стал мне рассказывать, где у нас будет вход в музей, где будут билеты продавать, где - сувениры… В общем, я надеюсь, мы будем с ним этот проект вместе делать.

- Понимаю, что вы миллионер, но все же не жалко тратить деньги вот так - на усадьбу, на издание книг?

Нет, не жалко. Деньги затем и зарабатываются, чтобы их тратить. Но бессмысленно тратить на демонстративное потребление я не хочу. Можно купить футбольный клуб в Лондоне , стометровую яхту и бронированный «бентли». Но смысл? У меня никогда не было подобных позывов.

- А если построите усадьбу, а ее отберут?

Даже если, не дай бог, заберут после того, как ее восстановлю и сделаю там музей, все равно ж ее никто уже не положит себе в карман. Все равно она останется в Беларуси (улыбается). Но, если серьезно говорить, я не думаю, что так случится. Думаю, наоборот, такие инициативы будут поощряться. Это именно то направление, в котором и должна развиваться сейчас страна.

Русское жилище - это не отдельный дом, а огражденный двор, в котором сооружалось несколько строений, как жилых, так и хозяйственных. Изба было общее название жилого строения. Слово "изба" произошло от древнего "истба", "истопка". Изначально так называлась основная отапливаемая жилая часть дома с печью.

Как правило, жилища богатых и бедных крестьян в деревнях практически отличались добротностью и количеством построек, качеством отделки, но состояли из одних и тех же элементов. Наличие таких хозяйственных построек, как амбар, рига, сарай, баня, погреб, хлев, выход, мшаник и др., зависело от уровня развития хозяйства. Все постройки в буквальном смысле слова рубились топором от начала до конца строительства, хотя были известны и применялись продольные и поперечные пилы. В понятие "крестьянский двор" включались не только строения, но и участок земли, на котором они располагались, включая огород, сад, гумно и т.п.

Основным строительным материалом было дерево. Количество лесов с прекрасным "деловым" лесом намного превосходило то, что сохранилось сейчас в окрестностях Саитовки. Лучшими породами дерева для построек считались сосна и ель, но сосне всегда отдавалось предпочтение. Дуб ценился за прочность древесины, но он был тяжел и труден в обработке. Его применяли только в нижних венцах срубов, для устройства погребов или в сооружениях, где нужна была особая прочность (мельницы, колодцы, соляные амбары). Другие породы деревьев, особенно лиственные (береза, ольха, осина), применялись в строительстве, как правило, хозяйственных построек

Для каждой надобности деревья выбирались по особым признакам. Так, для стен сруба стремились подобрать особые "теплые" деревья, поросшие мхом, прямые, но не обязательно прямослойные. В то же время для теса на кровлю обязательно выбирались не просто прямые, но именно прямослойные деревья. Чаще срубы собирали уже на дворе или поблизости от двора. Тщательно выбирали и место для будущего дома

Для возведения даже самых крупных построек срубного типа обычно не сооружали специального фундамента по периметру стен, но по углам изб закладывались опоры - крупные валуны или так называемые "стулья" из дубовых пней. В редких случаях, если протяженность стен была много больше обычной, опоры ставили и в середине таких стен. Сам характер срубной конструкции зданий позволял ограничиться опорой на четыре основные точки, так как сруб представлял собой цельносвязанную конструкцию.

Крестьянские избы

В основе подавляющего большинства построек лежала "клетка", "венец", - связка из четырех бревен, концы которых были рублены в связь. Способы такой рубки могли быть различными по технике исполнения.

Основными конструктивными типами рубленых крестьянских жилых строений были "крестовик", "пятистенок", дом с прирубом. Для утепления между венцами бревен прокладывался мох вперемежку с паклей.

но назначение связи было всегда одним - скрепить бревна межу собой в квадрат прочным узлами без каких-либо дополнительных элементов соединения (скоб, гвоздей, деревянных штырей или спиц и т.п.). Каждое бревно имело строго определенное место в конструкции. Срубив первый венец, на нем рубили второй, на втором третий и т.д., пока сруб не достигал заранее определенной высоты.

Крыши у изб были в основном покрыты соломой, которая, особенно в неурожайные годы, нередко служила кормом для скота. Иногда более зажиточные крестьяне возводили крыши тесовые или из драни. Тес изготавливался вручную. Для этого двумя работниками использовались высокие козлы и длинная продольная пила.

Повсеместно, как все русские, крестьяне Саитовки по распространенному обычаю при закладке дома клали деньги под нижний венец во все углы, причем красному углу полагалась более крупная монета. А там, где ставилась печь, не клали ничего, поскольку этот угол по народным представлениям, предназначался для домового.

В верхней части сруба поперек избы располагалась матка - четырехгранная деревянная балка, служащая опорой для потолочин. Матка врубалась в верхние венцы сруба и часто использовалась для подвешивания к потолку предметов. Так, к ней прибивалось кольцо, через которое проходил очеп (гибкая жердь) колыбели (зыбки). Посредине для освещения избы подвешивался фонарь со свечой, а позднее - керосиновая лампа с абажуром.

В обрядах, связанных с завершением строительства дома, существовало обязательное угощение, которое называлось "матичное". Кроме того, укладка самой матки, после которой оставалось еще достаточно большой объем строительных работ, рассматривалась как особый этап в возведении дома и обставлялась своими обрядами.

В свадебном обряде для благополучного сватовства сваты никогда не проходили в дом за матку без специального на то приглашения хозяев дома. В народном языке выражение "сидеть под маткой" означало "быть сватом". С маткой связывалось представление об отчем доме, удаче, счастье. Так, уходя из дома, нужно было подержаться за матку.

Для утепления по всему периметру нижние венцы избы засыпались землей, образуя завалинку, перед которой устанавливалась скамейка. Летом на завалинке и скамейке коротали вечернее время старики. Сверху на потолок обычно укладывалась опавшая листва с сухой землей. Пространство между потолком и кровлей - чердак в Саитовке называлось еще иставкой. На ней обычно хранили отслужившие свой век вещи, утварь, посуду, мебель, веники, пучки травы и пр. Детвора же устраивала на ней свои нехитрые тайники.

К жилой избе обязательно пристраивались крыльцо и сени - небольшое помещение, предохранявшее избу от холода. Роль сеней был разнообразной. Это и защитный тамбур перед входом, и дополнительное жилое помещение летом, и хозяйственное помещение, где держали часть запасов продовольствия.

Душой всего дома была печь. Нужно отметить, что так называемая "русская", а правильнее всего духовая печь - изобретение сугубо местное и достаточно древнее. Она ведет свою историю еще из трипольских жилищ. Но в конструкции самой духовой печи в течение второго тысячелетия нашей эры произошли весьма значительные изменения, позволившие гораздо полнее использовать топливо.

Сложить хорошую печь - дело непростое. Сначала прямо на земле устанавливали небольшой деревянный сруб (опечек), служивший фундаментом печи. На него настилали расколотые пополам небольшие бревна и выкладывали на них днище печи - под, ровный, без наклона, иначе выпекаемый хлеб получится кособоким. Над подом из камня и глины сооружали свод печи. Боковая часть печи имела несколько неглубоких отверстий, называемых печурками, в которых просушивали варежки, рукавицы, носки и т.д. В старину избы (курные) топились по-черному - печь не имела трубы. Дым уходил через маленькое волоковое окно. Хотя стены и потолок становились закопченными, с этим приходилось мириться: печь без трубы была дешевле в строительстве и требовала меньше дров. Впоследствии в соответствии с правилами сельского благоустройства, обязательными для государственных крестьян, над избами стали выводиться печные трубы.

Прежде всех вставала "большуха" - жена хозяина, если была еще не стара, или одна из невесток. Она затопляла печь, открывала настежь дверь и дымарь. Дым и холод поднимали всех. Малых ребят сажали греться на шесток. Едкий дым наполнял всю избу, полз кверху, висел под потолком выше человеческого роста. В древней русской пословице, известной с XIII века, говорится: "Дымные горести не терпев, тепла не видали". Прокопченные бревна домов меньше подвергались гниению, поэтому курные избы были более долговечны.

Печь занимала почти четверть площади жилища. Она протапливалась несколько часов, но, нагревшись, держала тепло и обогревала помещение в течение суток. Печь служила не только для обогрева и приготовления пищи, но и как лежанка. В печи пекли хлеб и пироги, варили кашу, щи, тушили мясо, овощи. Кроме того, в ней также сушили грибы, ягоды, зерно, солод. Нередко в печи, заменявшей баню, парились.

Во всех случаях жизни печь приходила крестьянину на помощь. И топить печь приходилось не только зимой, но в течение всего года. Даже летом нужно было хотя бы раз в неделю хорошо вытопить печь, чтобы испечь достаточный запас хлеба. Используя свойство духовой печи накапливать, аккумулировать тепло, крестьяне готовили пищу раз в день, утром, оставляли приготовленное внутри печей до обеда - и пища оставалась горячей. Лишь в летний поздний ужин приходилось пищу подогревать. Эта особенность духовой печи оказала решающее влияние на русскую кулинарию, в которой преобладают процессы томления, варения, тушения, причем не только крестьянскую, так как образ жизни многих мелкопоместных дворян не сильно отличался от крестьянской жизни.

Печь служила логовищем целому семейству. На печи, самом теплом месте избы спали старики, которые взбирались туда по приступкам - приспособлению в виде 2-3 ступеней. Одним из обязательных элементов интерьера были полати - деревянный настил от боковой стенки печи до противоположной стороны избы. На полатях спали, залезая с печи, сушили лен, пеньку, лучину. На день туда закидывали постельные принадлежности и ненужную одежду. Полати делали высокие, на уровне высоты печи. Свободный край полатей нередко ограждался невысокими перильцами-балясинами, чтобы с полатей ничего не падало. Полати были излюбленным местом детей: и как место для спанья, и как самый удобный наблюдательный пункт во время крестьянских праздников и свадеб.

Расположение печи определяло планировку всей жилой комнаты. Обычно печь ставили в углу справа или слева от входной двери. Угол напротив устья печи был рабочим местом хозяйки. Все здесь было приспособлено для приготовления пищи. У печи стояла кочерга, ухват, помело, деревянная лопата. Рядом - ступа с пестом, ручные жернова и кадка-квашня для закваски теста. Кочергой выгребали золу из печи. Ухватом стряпуха цепляла пузатые глиняные или чугунные горшки (чугуны), и отправляла их в жар. В ступе она толкла зерно, очищая его от шелухи, А с помощью мельницы перемалывала в муку. Помело и лопата были необходимы для выпечки хлеба: помелом крестьянка подметала под печи, а лопатой сажала на него будущий каравай.

Рядом с печью обязательно висел утиральник, т.е. полотенце и рукомойник. Под ним стояла деревянная лохань для грязной воды. В печном углу также находилось судная лавка (судно) или прилавок с полками внутри, использовавшаяся в качестве кухонного стола. На стенах располагались наблюдники - шкафчики, полки для нехитрой столовой посуды: горшков, ковшей, чашек, мисок, ложек. Мастерил их из дерева сам хозяин дома. В кухне нередко можно было увидеть глиняную посуду в "одежде" из бересты - экономные хозяева не выбрасывали треснувшие горшки, корчаги, миски, а оплетали их для прочности полосами березовой коры. Выше размещался печной брус (шест), на который ставилась кухонная утварь и укладывались разнообразные хозяйственные принадлежности. Полновластной хозяйкой печного угла была старшая женщина в доме.

Печной угол

Печной угол считался грязным местом, в отличие от остального чистого пространства избы. Поэтому крестьяне всегда стремились отделить его от остального помещения занавеской из пестрого ситца или цветной домотканины, высоким шкафом или деревянной переборкой. Закрытый, таким образом, печной угол образовывал маленькую комнатку, имевшую название "чулан". Печной угол считался исключительно женским пространством в избе. Во время праздником, когда в доме собиралось много гостей, у печи ставился второй стол для женщин, где они пировали отдельно от мужчин, сидевших за столом в красном углу. Мужчины даже своей семьи не могли зайти без особой надобности на женскую половину. Появление же там постороннего мужчины считалось вообще недопустимым.

Во время сватовства будущая невеста должна была находиться все время в печном углу, имея возможность слышать весь разговор. Из печного угла она выходила нарядно одетая во время смотрин - обряда знакомства жениха и его родителей с невестой. Там же невеста ожидала жениха в день отъезда под венец. В старинных свадебных песнях печной угол осмыслялся как место, связанное с отцовским домом, семьей, счастьем. Выход невесты из печного угла в красный угол воспринимался как уход из дома, прощание с ним.

В то же время печной угол, откуда имеется выход в подполье, на мифологическом уровне воспринимался как место, где может произойти встреча людей с представителями "иного" мира. Через печную трубу, по поверью, может прилетать к тоскующей по умершему мужу вдове огненный змей-дьявол. Принято было считать, что в особо торжественные для семьи дни: во время крещения детей, дней рождения, свадеб - к печи приходят умершие родители - "предки", чтобы принять участие в важном событии жизни своих потомков.

Почетное место в избе - красный угол - находилось наискосок от печи между боковой и фасадной стеной. Он, как и печь, важный ориентир внутреннего пространства избы хорошо освещен, поскольку обе составляющие его стены имели окна. Основным украшением красного угла являлась божница с иконами, перед которыми горела лампада, подвешенная к потолку, поэтому его называли еще "святым".

Красный угол

Красный угол старались держать в чистоте и нарядно украшали. Его убирали вышитыми полотенцами, лубочными картинками, открытками. С появлением обоев красный угол нередко обклеивали или выделяли из остального пространства избы. На полки возле красного угла ставили самую красивую домашнюю утварь, хранили наиболее ценные бумаги и предметы.

Все значимые события семейной жизни отмечались в красном углу. Здесь, как главный предмет мебели, стоял стол на массивных ножках, на которые установливались полозья. Полозья позволяли легко передвигать стол по избе. Его ставили к печи, когда пекли хлеб, перемещали во время мытья пола и стен.

За ним проходили как будничные трапезы, так и праздничные застолья. Каждый день в обеденный час за столом собиралась вся крестьянская семья. Стол был такого размера, чтобы каждому хватило места. В свадебном обряде сватание невесты, выкуп ее у подружек и брата совершались в красном углу; из красного угла отчего дома ее увозили на венчание в церковь, привозили в дом жениха и вели тоже в красный угол. Во время уборки урожая первый и последний сжатый сноп торжественно несли с поля и устанавливали в красном углу.

"Первый сжатый сноп называли именинником. С него начинали осеннюю молотьбу, соломой его кормили больную скотину, зерна первого снопа считались целебными для людей и птиц. Первый сноп обычно зажинала старшая в семье женщина. Он украшался цветами, его несли в дом с песнями и ставили в красный угол под иконы". Сохранение первых и последних колосьев урожая, наделенных, по народным представлениям, магической силой сулило благополучие семье, дому, всему хозяйству.

Всякий, входивший в избу первым делом снимал шапку, крестился и кланялся образам в красном углу, произнося: "Мир дому сему". Крестьянский этикет предписывал гостью, вошедшему в избу, оставаться в половине избы у дверей, не заходя за матку. Самовольное, без приглашения вторжение в "красную половину", где ставился стол, считалось крайне неприличным и могло быть воспринято как оскорбление. Пришедший в избу человек мог пройти туда только по особому приглашению хозяев. В красный угол сажали самых дорогих гостей, а во время свадьбы - молодых. В обычные дни здесь за обеденным столом восседал глава семьи.

Последний из оставшихся углов избы, слева или справа от двери, был рабочим местом хозяина дома. Здесь стояла лавка, на которой он спал. Под ней в ящике хранился инструмент. В свободное время крестьянин в своем углу занимался разными поделками и мелким ремонтом: плел лапти, лукошки и веревки, резал ложки, выдалбливал чашки и т.п.

Хотя большинство крестьянских изб состояло всего из одной комнаты, не деленной перегородками, негласная традиция предписывала соблюдение определенных правил размещения для членов крестьянской избы. Если печной угол был женской половиной, то в одном из углов дома специально отводилось место для сна старшей супружеской пары. Это место считалось почетным.

Лавка

Большая часть "мебели" составляла часть конструкции избы и была неподвижной. Вдоль всех стен, не занятых печью, тянулись широкие лавки, тесанные из самых крупных деревьев. Предназначены они были не столько для сиденья, сколько для сна. Лавки намертво прикреплялись к стене. Другой важной мебелью считались скамьи и табуретки, которые можно было свободно переносить с места на место, когда приходили гости. Над лавками, вдоль всех стен устраивали полки - "полавочники", на которых хранили предметы домашнего обихода, мелкие инструменты и т.п. В стене вбивались и специальные деревянные колышки для одежды.

Неотъемлемым атрибутом почти каждой избы Саитовки был шест - брус, вделанный в противоположные стены избы под потолком, который посредине, напротив простенка, подпирался двумя сохами. Второй шест одним концом упирался в первый шест, а другим - в простенок. Означенная конструкция в зимнее время являлась опорой стана для тканья рогож и других подсобных операций, связанных с данным промыслом.

Прялка

Особой гордостью хозяек были точеные, резные и расписные прялки, которые обычно ставили на видное место: они служили не только орудием труда, но и украшением жилища. Обычно с нарядными прялками крестьянские девушки ходили на "посиделки" - веселые сельские сборища. "Белая" изба убиралась предметами домашнего ткачества. Полати и лежанку закрывали цветные занавеси из льняной клетчатины. На окнах - занавески из домотканой кисеи, подоконники украшала милая крестьянскому сердцу герань. Особенно тщательно убиралась изба к праздникам: женщины мыли с песком и скоблили добела большими ножами - "косарями"- потолок, стены, лавки, полки, полати.

Одежду крестьяне хранили в сундуках. Чем больше достаток в семье, тем и сундуков в избе больше. Мастерили их из дерева, обивали для прочности железными полосами. Нередко сундуки имели хитроумные врезные замки. Если в крестьянской семье росла девочка, то с малых лет в отдельном сундуке ей собирали приданое.

В этом пространстве жил бедный русский мужик. Часто в зимнюю стужу в избе содержались домашние животные: телята, ягнята, козлята, поросята, а иногда и домашняя птица.

В украшении избы сказывались художественный вкус и мастерство русского крестьянина. Силуэт избы венчали резной

конек (охлупень) и кровля крыльца; фронтон украшали резные причелины и полотенца, плоскости стен - наличники окон, зачастую отражавшие влияние архитектуры города (барокко, классицизм и т.д.). Потолок, дверь, стены, печь, реже наружный фронтон расписывали.

Подсобное помещение

Нежилые крестьянские постройки составляли хозяйственный двор. Часто их собирали вместе и ставили под одной крышей с избой. Строили хозяйственный двор в два яруса: в нижнем находились хлева для скотины, конюшня, а в верхнем - огромный сенник, забитый душистым сеном. Значительную часть хозяйственного двора занимал сарай для хранения рабочего инвентаря - сохи, бороны, а также телеги и саней. Чем зажиточней крестьянин, тем больше по размеру был его хозяйственный двор.

Отдельно от дома обычно ставили баню, колодец, да амбар. Вряд ли тогдашние бани сильно отличались от тех, что и сейчас ещё можно встретить - маленький сруб,

иногда без предбанника. В одном углу - печь-каменка, рядом с ней - полки или полати, на которых парились. В другом углу - бочка для воды, которую нагревали, бросая туда раскалённые камни. Позднее для подогрева воды в печи-каменки стали вделываться чугунные котлы. Для смягчения воды в бочку добавляли древесную золу, приготавливая, таким образом, щелок. Все убранство бани освещалось маленьким окошечком, свет из которого тонул в черноте закопчённых стен и потолков, так как с целью экономии дров бани топились "по-черному" и дым выходил через приоткрытую дверь. Сверху такое сооружение часто имело почти плоскую односкатную кровлю, крытую соломой, берестой и дерном.

Амбар, а нередко под ним и погреб, ставили на виду против окон и поодаль от жилья, чтобы в случае возгорания избы сохранить годовой запас зерна. На двери амбара вешали замок - пожалуй, единственный во всем хозяйстве. В амбаре в огромных ящиках (сусеках) хранилось главное богатство земледельца: рожь, пшеница, овес, ячмень. Недаром на селе говаривали: "Каково в амбаре, таково и в кармане".

Для обустройства погреба выбирали более возвышенное и сухое место, которое не затоплялось полой водой. Котлован для погреба рыли достаточно глубокий, чтобы в лютые морозы не промерзали хранящиеся в погребе овощи. В качестве стенок погреба - тына использовались половинки дубовых бревен. Перекрытие погреба также изготовлялось из таких же половинок, но более мощных. Сверху погреб засыпался землей. В погреб вел лаз, который назвался творилами и в зимнее время сверху как всегда утеплялся. В погребе, как и в амбаре, оборудовались также сусеки для хранения картофеля, свеклы, моркови и т.д. В летнее время погреб использовался как холодильник, в котором размещали молоко и скоропортящие продукты.

https://www..html

QR код страницы

Больше нравится читать с телефона или планшета? Тогда сканируйте этот QR-код прямо с монитора своего компа и читайте статью. Для этого на вашем мобильном устройстве должно быть установлено любое приложение "Сканер QR кода".

Как известно, подавляющее большинство современных белорусов являются потомками крестьян. И если отбросить в сторону либеральные мифы о счастливой и зажиточной жизни крестьян Западных губерний России (куда относилась и территория современной Беларуси), то на поверхность выступает крайняя нищета, неустроенность крестьянских хат и периодический голод.

Читать полностью в источнике с фото:

Еще в середине XIX века группа офицеров русской армии по заданию Генерального штаба стала составлять сборники «Материалов для географии и статистики России» по всем губерниям. Не исключением являлись и западные (белорусские) регионы. Брест-Литовск в ту пору являлся уездным центром Гродненской губернии, сборник по которой содержит подробные сведения по ее истории и статистике. Подполковник Генерального штаба П.О. Бобровский провел детальное исследование и в 1863 году оставил солидное описание быта крестьянского населения губернии, выдержки из которого приводятся ниже.

Прежде всего, коснемся устройству крестьянской избы. Большинство крестьянских домов строилось без дымовой трубы, следовательно, вся копоть и сажа проникала внутрь помещения. «… Крестьяне живут в низких, полуразрушенных и закоптелых хатах, в которых вместе с копотью и нечистотами скрывается … тьма недугов - лихорадки, горячки, ломоты, язвы и т.п. Да и в жилищах с дымовыми трубами бывает также грязно и неопрятно и душно, как и в курных. Зимой, вместе с семьей крестьянина, в избе помещаются телята, ягнята, поросята и куры, а все это еще больше увеличивает нечистоту и поддерживает тяжелый и отвратительный воздух », - писал П.О. Бобровский.

Читать полностью в источнике с фото:

на фото слева - крестьянка, фото примерно 1890г.

В таких жутких, с позиции современного человека антисанитарных условиях, крестьянские семьи жили практически в полной нищете. Вот как описывал подполковник Бобровский их рацион: «Пища крестьян состоит из хлеба, огородных овощей, молока, мяса и грибов; она груба и неприхотлива. Хлеб из ржаной и дурно просеянной муки, вообще вкусный и здоровый; у бедных хлеб делают с примесью ячменя и картофеля; мякина - необходимый спутник крестьянского хлеба. Щи - необходимое кушанье, делаются из кислой серой капусты и приправляются овсяной или ячменной крупой; борщ из бураков, кашица - похлебка из круп, приправленная луком. Картофель в разных видах, горох, чечевица, огурцы, редька и разные пироги. Сало в большом употреблении, им приправляются все кушанья; по праздникам едят овечье мясо, а иногда копченую говядину. Жареное - гусь, поросенок - на крестьянском столе попадается весьма редко.

… Редьку едят с квасом и луком, огурцы употребляют соленые. При недостатке хлеба и овощей едят картофель, который составляет важнейший суррогат в крестьянской пище; неурожай на картофель тяжело ложится на беднейших, которые, за недостатком хлеба, кормятся картофелем круглый год. В постные дни рыбу не употребляют, а едят весной крапиву, щавель, а зимой - что попало».

Читать полностью в источнике с фото:

Самый тяжелый период для крестьян был весной, когда старые запасы уже закончились, а нового урожая еще не было. Особенно больно ударял этот период по наиболее слабой, беднейшей части крестьянства. Как писал Бобровский, «беднейшие пекут хлеб с двойной примесью мякины: высушенные листья папоротника, вереска, копытника, березовая кора и разные коренья, положенные в хлеб, делают его невкусным и весьма тяжелым для пищеварения».

Как отмечала в своей работе О.Н. Иванчина, «для решения продовольственного вопроса для выпечки хлеба предлагалось также использовать винную барду - оставшееся от винокурения зерно. На винокурнях её обычно выбрасывали либо отдавали на корм скоту. … Утверждалось, что в качестве добавки к хлебу из ржаной муки может использоваться также солома из муки, которой в тесте должно быть не более ⅓. Такой хлеб был хуже, чем с использованием барды, но намного лучше, чем хлеб с мякиной, лебедой, дубовыми желудями, древесной корой, исландским или оленьим мхом. Оба вида хлеба (с винной бардой либо с соломенной мукой) Медицинская комиссия при Министерстве внутренних вел и Вольном экономическом обществе сочла здоровыми и могущими заменить обычный ржаной хлеб в борьбе с голодом ».

Читать полностью в источнике с фото:

Но больше весеннего голода по крестьянам било пьянство. Если более зажиточный крестьянин оставлял у себя необходимое для пропитания своей семьи количества хлеба, остальное продавал на ярмарке, а на вырученные средства покупал другие товары, то большинство остальных крестьян попросту пропивали. Как писал Бобровский, «вырученные деньги пропиваются в корчме, которые распространены в огромном количестве по всем местечкам и на дорогах. Водку любят пить не только мужчины и женщины, но и дети, едва достигшие 12 лет. В корчме мужик готов пропить все … Водка сделалась такой неизбежной принадлежностью крестьянского быта, что каждый работник выговаривает себе у наемщика одну или две рюмки водки ежедневно, сверх условленной платы. Без водки или, как здесь говорится, без «магарыча», крестьяне не обойдутся при заключении каких-либо условий и сделок ».

на фото справа - П.О.Бобровский

Распорядок дня обычной крестьянской семьи был таков: отход ко сну зимой в 22 вечера и подъем уже в 5 утра, летом подъем с восходом солнца. «Обедают в 6 часов утра, в 12 часов полдничают, а часов в 8 вечеряют. Взрослый мужчина съедает в день 3 фунта (1 фунт около 454 грамм) хлеба и 2 кварты пресной, и 2 кварты (1 кварта - 0,9 л) кислой похлебки; женщина - 2 фунта хлеба и похлебки несколько менее; на пятилетнего ребенка полагается ½ фунта хлеба ».

По материалам сборника «Материалы для географии и статистики России. Гродненская губерния» (С.-Петербург, 1863), статьи О.Н. Иванчиной «Социально-экономическое развитие Малоритского района в составе Российской империи (1795-1917 гг.)». Вестник БрГУ, 2015, № 2.